Solter
ЗАВТРА БУДЕТ ЛУЧШЕ
Автор: Solter
Бета: Сам, публичная на фб, Fremde mit Ubel
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Повседневность, POV, Hurt/comfort
Предупреждения: Изнасилование, Ченслеш, Нецензурная лексика
Размер: макси, 146 стр
Глава 7. Pov Ваня
- Что-то ты быстро, - Васька не улыбался, но и обеспокоенным тоже не выглядел. – Поговорили уже? Или дома никого не оказалось?
Я прошел в его квартиру, но не успел ничего ответить, как парень выкрикнул:
- Ваня! Что ты такой зареванный, что произошло?!.- Что-то ты быстро, - Васька не улыбался, но и обеспокоенным тоже не выглядел. – Поговорили уже? Или дома никого не оказалось?
Я прошел в его квартиру, но не успел ничего ответить, как парень выкрикнул:
- Ваня! Что ты такой зареванный, что произошло?!
- Заткнись, мудак, это баллончик… - после полутемного подъезда от света обычной лампы глаза снова заслезились, и я поспешил потереть их руками. – Скоро должно пройти…
Мне не повезло, и когда я выходил из квартиры, сразу почувствовал, что глаза неприятно щиплет, а спустя полминуты появились слезы. Запоздало вспомнил о словах продавца, рекомендовавшего именно аэрозоль, благодаря которому облако газа выходит довольно объемное, и увернуться от него весьма проблематично. Тогда это казалось мне неоспоримым преимуществом перед струйными баллончиками, которые надо было направлять прямо в глаза, но сейчас я полностью оценил все недостатки своего оружия.
По улице я старался идти как можно быстрее, то и дело поднося руки к лицу и вытирая бегущие по щекам слезы, да и закрываясь от прохожих, хотя от непонимающих и подозрительных взглядов это не спасало. Уже у дома Васи состояние начало улучшаться, слезы не текли сплошняком, только глаза все так же щипало.
Представляю, каково сейчас Мирославу, ему-то досталось гораздо больше.
Васька отправил меня в ванную, прохладная вода, которой я промыл глаза, немного помогла, глаза больше не болели, только покраснение осталось. Ну, это терпимо, сегодня вряд ли мы пойдем по клубам, а друг меня и не в таком состоянии видел.
- Ну, рассказывай, что за фигня с тобой, - по тону Васи было понятно, что ему не терпится выяснить подробности моих глупых приключений, и разочаровывать его я не собирался, только в последний момент сдержавшись от рвавшихся с губ приукрашиваний.
- Короче, прихожу домой, а там Слава, - я упал на кровать, устало на ней растянувшись. – Поговорить типа хочет. А я не хотел, сказал ему про это, ну он попытался меня заставить, - из груди вырвался смешок. – А я до этого, пока домой шел, все время повторял про себя, как пользоваться этой херней. Оно прямо на автомате вышло…
Тут я немного соврал, не хотелось сообщать Ваське о том, что я только и ждал повода опробовать свою защиту на живом человеке, а Мирослав оказался просто идеальной мишенью. По правде говоря, сейчас, когда я уже немного отошел да и сам ощутил на себе эффект баллончикам, появились угрызения совести. Наверное, Слава не заслуживал… но назад уже ничего не вернешь.
- Вот ты массовик-затейник… - друг покачал головой, а потом с уверенностью произнес: - Опять ночуешь у меня.
Спорить я не стал, ведь именно такие планы и были. Домой лучше вернуться завтра, когда мама будет там, а Слава немного оклемается от моей деятельности. Правда, появилась проблема: «брат» мой не дурак, наверняка уже понял, для кого я прикупил баллончик. Интересно, скажет отцу или нет?..
- Давай пока что поищем какие-нибудь классные курсы, - предложил я, вспоминая о своей идее. – Одного баллончика может быть маловато. Мне бы карате, ну или там чтобы просто одним ударом вырубить… - я поколотил кулаками воздух перед собой, словно примеряясь, и понял, что дело с моей физической подготовкой срочно нужно исправлять.
Васька не возражал, компьютер и так был включен, так что мы дружно полезли в интернет, наоткрывали сразу кучу подходящих ссылок и принялись выбирать. Вскоре стало понятно, что никакое карате не подходит, обучения там занимало довольно много времени, а я хотел серьезных результатов как можно скорее. Бокс был отвергнут сразу же, причем даже не мной, а другом, сказавшим, что это вид спорта, и в реальной жизни он не поможет, тем более, ногами тоже нужно уметь бить. Сам я почти ничего не комментировал, мечтая только о том, чтобы иметь пистолет вместо баллончика – и выстрелить без проблем, и по голове тюкнуть, если вдруг осечка.
С сайтов по самообороне мы постепенно перешли на видео, оказалось, что определенным ударам можно научиться самостоятельно, и мы не стали зря терять времени, тренируясь друг на друге. Серьезно у нас ничего не выходило, потому что места в комнате Васи было мало, да и бить со всей силы, - как было необходимо, - мы опасались, чтобы друг друга не покалечить. Остановились мы только тогда, когда я особо резким ударом опрокинул со стола колонку, а Вася взвыл на всю квартиру, потому что упала она именно на его ногу.
- Похоже, хватит на сегодня, - виновато проговорил я, водружая колонку на место. – Все равно нужны курсы. А то вряд ли там, где мне это пригодится, тоже будет стоять колонка.
Как настоящий друг, Вася тоже подал заявку на наиболее подходящий по описанию сайт – занятия там проходили по вечерам, день можно было выбрать любой, как и количество тренировок в неделю. Я был настроен серьезно, хотел тренироваться каждый божий день, включая выходные, и даже слова о том, что я в таком темпе за семь дней просто загнусь, не пошатнули моей уверенности. Я же мужик, ёп, час в день мне по силам!
***
Вернувшись домой к обеду в воскресенье, я застал всю семью в сборе: мама, которой я звонил полчаса назад, накрывала на стол, Андрей следил за кастрюлей борща на плите, а Слава, открывший мне дверь, ушел в комнату с ноутбуком, что-то печатая. Оставаться с ним в одном помещении я немного побаивался. Набить мне морду он, ясное дело, не сможет, не тогда, когда наши родители здесь, но и выслушивать от него маты и оскорбления тоже не хотелось.
- Привет, - поздоровался я только потому, что рядом была мама, не знавшая о наших «замечательных» отношениях и уверенная, что мы со Славиком лучшие друзья.
- Привет, - отозвался он, скользнув взглядом по ее фигуре за моим плечом.
Я лишь удивленно поднял брови – неужели он тоже печется о состоянии моей матери? Иначе бы уж точно не здоровался, в этом плане я Мирослава успел изучить досконально.
- Мальчики, еще десять минут, и можно идти к столу! – удовлетворившись нашим обменом любезностями, мама вытерла руки о фартук и прикрыла дверь, возвращаясь на кухню.
Напрягшись в ожидании едких слов в свой адрес, я взялся за переодевание, повернувшись к Мирославу спиной, но тот молчал, только сильнее необходимого стучал по клавиатуре. Это раздражало, но еще больше меня бесило то, что парень все же ничего не говорил. Почему?.. Я на его месте устроил бы тут целый скандал! По крайней мере, прояснил все недоразумения точно, это ведь не пустяк какой-нибудь, а слезоточивый газ в глаза, он мучился больше двух часов с последствиями!
Пальцы методично застегивают пуговицы на теплой байковой рубашке, пока в голове просто кипит вулкан эмоций. Я не понимаю Мирослава, не понимаю его молчания - словно ничего между нами день назад не произошло. Он же не святой, чтобы забыть об этом, но и не дурак ведь!.. Неужели решил подавить мне на совесть, но чего он может добиться, если я с ним живу так уже продолжительное время – в молчании и неприязни? Хочет, чтобы я первый начал извиняться, так не дождется, вины я не чувствую, сам же сказал ему, что не собираюсь разговаривать. Нечего было меня хватать, тогда все случилось бы иначе.
Осознав, что я стою лицом в шкаф уже какое-то время и ничего не делаю, я с силой закрыл дверцу, прищемив край пиджака, и резко развернулся к Славе, который листал какую-то книгу, положив ее рядом с ноутбуком:
- Блять, ну извини!
Парень удивленно поднял голову, и сейчас он уже не выглядел равнодушным, похоже, мне все-таки удалось добиться от него хоть каких-нибудь эмоций. Да уж, если бы передо мной кто-то извинялся в таком ключе, я бы тоже удивился…
- Что?..
- Извини, говорю! – я уже немного притих, под прямым взглядом его глаз стало неловко, и вину я чувствовать все-таки начал. – Случайно получилось… Не хотел я. Не подумал, бля.
Он молчал считанные секунды, но за это время я успел уже триста раз пожалеть о своих словах, вырвавшихся почти невольно. Какого хрена меня дернуло извиняться, он же просто сидел и молчал, точно так же, как и всегда!
Я почти физически чувствовал, как Слава разрывается между длинным и обстоятельным ответом и коротким, но емким посылом. Не знаю, чего мне хотелось больше, но он, наконец, произнес:
- Забей, - и снова уткнулся взглядом в книгу, перелистывая страницу.
Такая реакция меня вполне удовлетворяет. Конечно, совершенно непонятно, почему он не матерится, хотя отлично умеет это делать, но чужая душа потемки, и в сознание Мирослава я соваться не собираюсь. Киваю, направляясь к двери, ведь отведенные нам десять минут уже закончились. Слава продолжает листать книгу, и когда я уже берусь за ручку, произносит, сбивая меня с толку окончательно:
- Я ничего ему не рассказывал.
***
Остаток воскресного дня прошел спокойно и гладко. Мирослав все так же сидел за компьютером, я так понял, что он выполняет задания в университет, мама с Андреем разговаривали на кухне, а я бездумно смотрел телевизор в их комнате. За все это время не было ни единого шанса остаться с отчимом один-на-один, и мое желание поговорить с ним постепенно угасало, скомкивалось, как бумажный лист. К вечеру я уже считал это отвратительной идеей, не знаю, что там у него в голове, и не хочу этого знать.
Я просто решил, что если Андрей вдруг выкинет еще хоть что-нибудь, то я тут же расскажу матери, а дальше уже будь что будет. Я ее сын, и портить мне жизнь она не позволит никому, даже собственному мужу. Жаль только, что она так быстро смогла забыть отца…
Прикрыв глаза, я начал вспоминать папу, то, каким он был. Как учил меня, маленького, кататься на велосипеде, как вытаскивал из бассейна, куда я полез, решив, что уже умею плавать. Как впервые пустил меня одного на карусель, и я кружился, то и дело вылавливая его лицо в толпе других родителей. Мне было пятнадцать, когда он решил, что я уже взрослый, и принялся рассказывать, как правильно пить, чтобы наутро было не так плохо…
Не верю, что он мертв. Он где-то есть, и он тоже помнит обо мне.
Папа снился мне всю ночь, и я был безумно благодарен мирозданию за такие сны. Даже поднялся удивительно рано, именно поэтому успел застать маму дома до работы. Она уже собиралась выходить, когда я, кутаясь в одеяло, выбрался в коридор:
- Доброе утро, ма.
- Доброе, Ванюша. Завтрак вам оставила в холодильнике, ты увидишь, нужно только разогреть. А на обед сообрази чего-нибудь сам, ладно? Картошка осталась, и Слава вчера овощей купил.
- Угу, - я зеваю, прикрыв рот рукой. – Ма, я решил на курсы записаться, сегодня пойду, м?
- Вот хорошо, давно пора было это сделать, - мама надевает легкое пальто, в таком слишком холодно зимой, но она на машине, там не замерзнет. – А то у тебя же выпускной год, нужно готовиться к экзаменам, потом поступление… Умница ты у меня, Ванюша, что сам решил, а то у меня столько дел…
- А я… Мм… - разочаровывать мать и уточнять, какого рода мои новые курсы, я не стал. Ну не признаваться же ей в том, что я и думать забыл об экзаменах, тем более что до них почти полгода еще осталось. – Мам, я очень скучаю… - слова срываются с языка, когда она уже почти за дверью.
- Я тоже, милый мой, - она улыбается, вытаскивая ключи от машины. – Скоро уже это закончится, вот увидишь.
Киваю и запираю за ней дверь, а потом иду на кухню, и у меня, в отличие от матери, совершенно нет уверенности в том, что это скоро закончится.
***
В школе царит предновогодняя атмосфера, учиться никому не хочется, но желающих дать нам толику знаний учителей осталось полно. За выходные я совсем забыл о том, что нужно готовиться к пересдаче идиотской контрольной по математике, зато преподаватель об этом хорошо помнил, и почти весь урок я простоял у доски, по подсказкам одноклассников кое-как решая задачи. Похоже, придется просить Васю мне помочь, сам не справлюсь точно.
Я подбиваю разленившийся класс свалить с последних уроков, и большинство соглашается, а те, кто не хотел, увидев, что их, ботаников, всего четверо, тоже уходят, хотя и сверкают недовольными рожами. Боятся последствий, но зря – за неделю до каникул учителя и сами с плохо скрываемой радостью реагируют на массовые прогулы.
С Васькой мы сегодня идем на первое занятие по самообороне, до него еще добрых три часа, и он предлагает порешать задачи, которые были на контрольной, но мне ужасно не хочется. Ну какие задачи, Новый Год на носу! Как-нибудь справлюсь, или завтра подготовимся, жаль только, что нельзя перенести пересдачу на следующую четверть.
- Зайдешь за мной, лады? – пожимая руку другу, уточняю я, потому что переться первый раз одному совсем не хочется. Вася согласно кивает и уходит в сторону дома, а я захожу в подъезд, жалея, что не прикупил по дороге чего-нибудь вкусного. Домашняя еда – это хорошо, но я скучаю по шоколаду.
Квартира встретила меня тишиной и покоем, я некоторое время побродил по кухне, но потом понял, что есть еще не хочется. Садиться за уроки я тоже не собирался, в общем, заняться было совершенно нечем, так что я полез в шкаф, выискивая подходящую одежду. Дохрена джинсов, но они для занятий самообороной явно не подходят, как и брюки. Остаются почти летние шорты до колена и старые физкультурные штаны, но их даже на дачу надевать стыдно. Последний год этот урок никто не посещал, у физрука постоянно проблемы со здоровьем.
«Может, стоит все-таки попробовать?» - подумал я, опасаясь, что в шортах я все-таки замерзну, я же терпеть не могу холод, всегда пытаясь одеваться потеплее. – «Все равно никто меня в этом позоре не увидит…»
Звук открывающейся двери я слышу, прыгая на одной ноге и надевая на другую штанину. Выругавшись, торопливо стягиваю эту мерзость с себя и запихиваю в шкаф. Ну их, эти спортивки, они у меня еще с позапрошлого года лежат, куплю лучше потом новые, а сегодня помучаюсь в шортах, ничего страшного.
- Слава, блять! – дверь в комнату резко распахивается, на пороге Андрей, увидев его, я мысленно застонал. Похоже, отчим снова пил, взгляд бегающий, руки шарят по двери, будто что-то ища. – Блять, Слава!
А Славы нет. Только я, пытающийся слиться со шкафом, но безрезультатно – Андрей натыкается на меня глазами, этот взгляд словно режет по лицу. Наверное, мне стоило сохранять самообладание и равнодушный вид, но я просто не успеваю сосредоточиться, и отчим в два шага оказывается рядом со мной, прижимает к отполированной поверхности шкафа и рычит в ухо:
- С-сука, сам меня провоцируешь… Сам…
Я ошибся, и он не пьяный, по крайней мере, никакого запаха алкоголя я не чувствую, хотя мы сейчас находимся совсем рядом. Его свитер пропитан сигаретным дымом и еще чем-то, напоминающим чернила для принтера. Но он просто не может быть трезвым, этот голос, зрачки чуть ли не во всю радужку…
- Я же знал, что ты тоже хочешь!.. – чувствую его губы на своей шее, противный и влажный поцелуй. – Не упрямься теперь, мальчик…
- Андрей! – я вжимаюсь спиной в дверцу шкафа, толкаю его руками в грудь, но он, кажется, даже не чувствует моего сопротивления, только смеется по-детски радостно, словно он действительно ребенок, получивший наконец долгожданный подарок. – Андрей, блять!
- Тихо, тихо… - его голос ласковый, но он сам, наоборот, держит меня железной хваткой, еще и проталкивая колено между ног – помнит, видимо, предыдущий опыт, ведь в таком положении я уже не смогу дать ему по яйцам.
Дергаюсь и ору на него, руки быстро оказываются в профессиональном захвате, Андрей дергает меня вперед, подсекая ноги, и я, не удержавшись в вертикальном положении, падаю на пол боком. Запястья все еще зажаты в его руках, и он уже сам на полу рядом со мной, наступает коленом на поясницу, прижимая к полу. Все еще вырываюсь, пытаясь подняться или хотя бы высвободить руки, он встряхивает меня так сильно, что я ударяюсь виском об пол и на пару секунд замираю, приходя в себя.
Андрею хватает этого времени для того, чтобы отпустить мои запястья, приподняться и наступить ногой, обутой в тяжелый ботинок, мне прямо на раскрытую ладонь. Я не кричу, только с ужасом смотрю на это, понимая, что он не шутит, что он уже не остановится, что бы я ни говорил и ни делал. Баллончик, на который я возлагал такие надежды, сейчас на столе, и я до него не доберусь уже, особенно теперь, когда я на полу.
- Меньше дергайся, сука, и я больше так не сделаю, - он, наконец, убирает ногу, но толку от этого мало, потому что мне больно даже чуть-чуть шевелить пальцами.
- Андрей, пожалуйста, не надо… - всхлипываю я, зная, что это бесполезно.
Пытаюсь приподняться, опираясь здоровой рукой, но отчим грубо валит меня на пол, вновь ударяя головой. Что-то говорит, слова мерзкие и обидные, я стараюсь отгородиться от них, потому что и так вот-вот зареву, как ребенок. Его руки всюду, одежды на мне не так много, чтобы не чувствовать похотливые прикосновения, и я до ужаса ясно ощущаю, как он водит по животу, как стягивает трусы и сжимает задницу.
Опять я срываюсь и умоляю его прекратить, пытаюсь вырваться, но в ответ получаю только резкий шлепок и грубый мат. Мне страшно – я точно знаю, что сейчас будет происходить. Снова кричу, надеясь, что услышат соседи, умоляю бога, в которого никогда не верил, чтобы сейчас домой вернулась мама или хотя бы Слава, но никто не приходит.
- Нет, нет, пожалуйста, нет!.. – и я захлебываюсь криком, чувствуя в себе его член, входящий резко и глубоко. Андрей рычит от удовольствия, я ору от боли, ведь это словно тебя протыкают раскаленной кочергой.
Мои мольбы уже ни к чему, отчим просто не слышит меня, ничего, кроме криков и плача, которые его только распаляют еще больше. Руки Андрея крепко держат, прижимая к полу, но я и сам уже не дергаюсь, потому что стоит мне хоть чуть-чуть двинуться, боль становится еще сильнее и ярче. Однако каждое его движение заставляет меня извиваться, скулить, пытаться высвободиться, потому что терпеть это я просто не в состоянии.
Он доволен, гладит влажными ладонями по спине, тараня мою задницу еще быстрее. В голове уже нет мыслей, кроме одной – когда же это закончится?.. Но это продолжается: толчки и грубые стоны за спиной, адская боль во всем теле; мне настолько противно, что начинает тошнить. Внезапно его рука оказывается подо мной и по-хозяйски сжимает член. Это неприятно, это противно, это унизительно, я снова дергаюсь, пытаясь вырваться, здоровой рукой впиваюсь в его запястье, царапая со всей дури ногтями.
- Тварь! – он зол, рука с члена исчезает, и Андрей так сильно толкает меня в лопатки, что я с довольно громким стуком ударяюсь лбом об паркет. Успеваю за какое-то мгновение представить огромную шишку посреди лба, а потом меня накрывает темнотой, плотной и засасывающей, словно зыбучие пески в пустыне.
Глава 8. Pov Мирослав
Помня свое обещание заехать в больницу, я решил не откладывать это дело в долгий ящик, и вышел из дому в понедельник пораньше. Пропускать работу было не с руки, так что до начала смены успею вернуться и зайти домой за сумкой, а вот на учебу один день можно и забить. Пропусков у меня не так уж много, потом как-нибудь все отработаю...Помня свое обещание заехать в больницу, я решил не откладывать это дело в долгий ящик, и вышел из дому в понедельник пораньше. Пропускать работу было не с руки, так что до начала смены успею вернуться и зайти домой за сумкой, а вот на учебу один день можно и забить. Пропусков у меня не так уж много, потом как-нибудь все отработаю.
Девятая больница, черт бы ее побрал, находилась за чертой города, в области, и раньше это мне даже нравилось, ведь от прошлого места жительства она была всего лишь в получасе езды. Сейчас же пришлось добрый час потратить на давку в автобусе и утреннем метро, прежде чем я вышел на знакомую остановку, где в любое время людей находилось не много.
Загородный автобус, ходящий по расписанию, отправлялся только через пятнадцать минут, и пока я ждал, кутаясь в куртку от пронизывающего холода, успел покурить целых три раза, даже голова закружилась немного. Решил, что на сегодня хватит, тем более что в пачке сиротливо перекатывалась последняя сигарета. Автобус, наконец, подъехал, кашляя дымом и стуча каким-то клапаном - еще советский образец, большой и вместительный, но ободранный, неудобный, и уж точно не спасающий от холода. Только где-то рядом с водителем есть печка, и я, зная это, сел на переднее сидение в надежде, что и мне перепадет кусочек тепла.
Теперь музыку в уши, и полчаса черно-белого пейзажа и на удивление ровной дороги под колесами. Помню, прошлой зимой приходилось трястись по выбоинам и кочкам, но к лету трассу отремонтировали, новый асфальт был ровным и белесым от изморози. Наверное, ездить тут на собственном автомобиле очень приятно.
Конечная остановка находится в самом центре поселка, оттуда до больницы всего пять минут пешком – к счастью, на сигарету времени не хватает. Иначе я так никогда не брошу. Да и ей никогда не нравился запах табака, даже сейчас, я уверен, она его почувствует.
На охране просят паспорт, тщательно записывают фамилию и время визита в регистрационную книгу, коротко и лениво пересказывают правила поведения в больнице. Я их знаю и без того, сколько раз уже слушал, да и в моем случае все эти слова вообще бесполезны.
Больничные коридоры здесь довольно широкие и светлые, хотя это и не евроремонт. Только окна еще лет пять назад, насколько знаю, были заменены на пластиковые, на этом все обновление и закончилось, лишь изредка приезжала бригада ремонтников менять перегоревшие лампы и подкрашивать побелкой стены. Зеленые растения в вазонах придавали больнице уюта и почти домашнего комфорта, как и ковры, и развешенные по стенам рисунки в дешевых рамках – почти детские каракули в ярких цветах. Мне всегда было страшно на них смотреть и понимать, что это дело рук людей вдвое, а то и больше, меня старших.
- Славочка… - Анна увидела меня первой, поднялась навстречу из кресла в общем холле, где кроме нас находилось еще несколько человек, занятых своими делами. – Мне сказали, что ты зайдешь, но чтобы прямо в понедельник…
Женщина улыбалась и обнимала меня, усаживая на свободный диван. Анна старше меня всего на пятнадцать лет, и выглядит еще вполне молодо, если бы не седые ниточки в волосах, заметные только вблизи, и напоминающие нам обоим, от чего они там появились. О том происшествии мы никогда не говорим напрямую, но неизменно перед моим уходом Анна спрашивает, захожу ли я к Иринке. Не сомневаюсь, что в этот раз будет точно так же.
Мы разговариваем некоторое время о ней, о том, как ей живется здесь, в психиатрической больнице. Нет, Анна не больна, если только не считать частые депрессии, но возвращаться на старую квартиру, ту самую, где мы с отцом прожили полтора года, она просто не в состоянии. Находясь в одиночестве больше часа, она начинает паниковать и чуть ли не биться в истерике. Сам я этого не видел, конечно, но медсестра рассказывала достаточно живо… Ей нужна компания, пускай это даже общество душевнобольных.
- А как твои дела? – наконец спрашивает Анна, кутаясь в клетчатый плед. – Еще не живешь отдельно?
Я покачал головой, поджав губы. Отец – еще одна неприкосновенная тема в нашем общении, мы оба помним о его существовании, но пытаемся и словом об этом не обмолвиться. Рассказываю ей о переезде, стараясь не упоминать свадьбу, жалуюсь на долгую дорогу к университету, которую теперь приходится преодолевать каждый день. Упоминаю Ваню, как своего сводного брата, и Анна напрягается, но быстро приходит в себя, когда я объясняю, что ему почти восемнадцать, и летом он будет поступать куда-то в другой город, как он сам говорил матери.
Представляю, как ей тяжело слушать о моей, в общем-то, обычной, жизни. Слушать и знать, что мой отец, которого она когда-то любила, а сейчас, наверное, ненавидит, все еще рядом со мной и у него никаких проблем. О ней даже не вспоминает, хотя мы уверены, что это и к лучшему, ведь неизвестно, в какое состояние поверг бы Анну его внезапный приезд. Нет, папаша забыл про свою вторую жену точно так же, как забыл про первую, мою мать, после ее смерти.
- Ты устроился на работу, Слава? – удивляется женщина, когда я с сожалением упоминаю, что надо уходить, ведь смена не ждет. – Какой ты молодец…
Мы еще немного поговорили о моей работе и о ее досуге, Анна даже показала собственные рисунки, тоже украшавшие стены больницы. Ее творчество хоть и не было особенно профессиональным, но все-таки выгодно выделялось на фоне остальных каракуль и почеркушек: черно-белые зарисовки пейзажа, скорее всего, того, что она видела за окном. Я узнал высокий больничный забор с металлическими воротами для въезда автомобилей. Да уж, в эти работы не мешало бы добавить ярких красок… как и в ее жизнь.
- Славочка, спасибо, что ты приехал, - сказала она, когда мы уже были возле выхода и я застегивал куртку на молнию. - Будь осторожен там, ладно?.. – в ее словах мне послышалась недосказанность, словно она имела в виду не совсем обычную осторожность. – Если что, помни, что я твой друг.
Я немного прифигел, ведь раньше Анна ни о чем подобном не говорила ни разу, только желала удачи и давала наставление на будущее. До сих пор я даже не задумывался, кем она меня считает, кто я для нее, и кто для меня она сама. Даже сейчас на этот вопрос нет ответа, а приезжаю я, чтобы хоть как-то загладить вину отца.
- И зайдешь к Иринке, когда потеплеет, ладно? – в ее голосе беспокойство, настоящее и неподдельное, и это заставляет сердце болезненно сжаться.
- Ладно… - выдавил я из себя, чувствуя, что краснею, но стараясь никак себя перед ней не выдать. Не посещал кладбище уже больше трех месяцев, хотя и каждый раз, приезжая к Анне в больницу, обещаю это делать почаще. Она-то не может, не любит выбираться куда-либо дальше парка на территории, да и выпускают пациентов не часто и только с сопровождающими. Со мной выходить нельзя, я не родственник, и забирать ее по сути не имею права. – Я зайду…
***
По дороге назад меня одолевали паршивые мысли. Анну было жаль чуть ли не до слез, жаль, потому что она не заслуживала такого существования – в больнице среди психов и врачей. И потому, что она уж точно не виновата в произошедшем тогда инциденте, повлиявшем на всю ее жизнь. Я совершенно не понимал, как она еще живет, ради чего? Родственники только дальние, причем настолько, что никто не приезжает в больницу навестить ее, не интересуется ею. Дочери, которую Анна любила больше всего на свете, нет в живых уже три года, а мой отец, напрямую в этом виноватый, спокойно живет и даже не вспоминает.
Что бы я делал на ее месте? Сошел с ума совсем? Наглотался таблеток? Жил бы жаждой мщения?.. Не знаю, наверняка мне известно только то, что вряд ли я бы смог наслаждаться визитами бывшего пасынка, живого напоминания о прошлом.
Впрочем, долго переживать и думать о негативном мне не дали – почти на половине пути автобус повело в сторону, и водитель торопливо затормозил у обочины. Мотор работал по-прежнему, так что сперва я и не понял, что произошло, все-таки в наушниках кроме моей музыки слышно ничего не было. Опомнился, уже когда люди начали с роптанием выходить на улицу, матеря водителя и доставая телефоны, чтобы предупредить ждущих.
- Что такое?.. – спросил я у сидящей по соседству женщины, одной из немногих, кто остался внутри.
- Колесо вроде пробило, - недовольно отозвалась она, пожав плечами и вновь утыкаясь в раскрытую книгу – поломка не мешала ей читать любимый бульварный романчик.
Я выругался, тоже вышел из салона на улицу, где и без меня толпилась куча народу. Колесо действительно пробито, лопнуло, скорее всего, и водитель кружится рядом, громко ругаясь с кем-то по телефону. Вряд ли он будет в состоянии поставить запаску сейчас, это все-таки автобус, не легковушка. А ждать эвакуатор… Я достал телефон, глянув на время. У меня в запасе полтора часа и ни минутой больше, так что пока еще можно подождать. Денег на такси отсюда до Москвы у меня не было, а следующий автобус должен прийти как раз в течение тридцати минут.
За время ожидания я выкурил последнюю сигарету, а в плеере, который я даже не думал выключать, села батарея, так что я просто изнывал от бездействия. Ни автобус, ни эвакуатор не подходил, половина людей вернулась в салон, где было хоть немного, но теплее, чем на улице, а я вместе с каким-то пареньком принялся ловить попутку. Несмотря на то, что на успех мы особо не рассчитывали, возле нас остановилась третья по счету машина, черная Ауди с супружеской парой, которая согласилась довезти нас бесплатно до города. Не до метро, конечно, но уже хорошо, ведь доехать куда надо, я потом уже точно смогу.
В машине тепло, тихая музыка, ненавязчивая беседа, я даже не заметил, как мы приехали. Поблагодарил водителя и его жену, попрощался за руку с попутчиком, имени которого даже не знал, и отправился искать какую-нибудь подходящую маршрутку. Москву я люблю, хотя это и не мой родной город, и ориентируюсь здесь неплохо, но, несмотря на это, путь до дома занял еще почти час, так что я уже немного нервничал, боясь опоздать на работу. Выкручусь, напарник понимающий, но тем не менее…
Уже подъезжая к дому я получил смс-ку от Ромы, который «очень соскучился» и «терпеть больше не может», поэтому сегодня придет. Сомнений в его приходе у меня и так почему-то не было, вряд ли был кто-то еще, посещавший клуб, где я работал, так же часто, но вот на кой фиг ему понадобилось предупреждать об этом меня?
***
Возле дома меня ждал сюрприз, неожиданный и неприятный. Подходя к подъезду, я первым делом заметил машину скорой помощи с включенными мигалками, рядом с ней стоял полицейский автомобиль с водителем внутри, а вокруг толпились люди – не очень много, все-таки разгар рабочего дня, но соседей собралось достаточно. Я сразу же занервничал, напрягся и малодушно подумал, что стоит просто пройти мимо, вряд ли меня кто-то узнает и остановит. Люди общаются между собой и рассматривают служебные автомобили, сплетничают, кто-то курит, и если я сейчас попрусь в подъезд, то их вниманием обделен не буду, а вот пройду мимо за их спинами совершенно незаметно.
Противное чувство внутри говорило, что рано или поздно мне все равно придется посетить квартиру. Сегодня вечером, когда я вернусь с работы. Или завтра утром перед университетом. Все равно вернусь сюда, как бы мне не хотелось этого делать. Поэтому я пошел сейчас, стараясь не смотреть никому в глаза и верить, что к квартире тети Лены вся эта канитель не имеет никакого отношения, хотя подсознание заранее настраивало меня на худшее. Так всегда было, наверное, не только у меня – настраиваешься на самый отвратительный вариант развития событий, чтобы потом обрадоваться собственной ошибке. Ну а если все действительно так плохо, как ты думал, то ты уже к этому готов и воспринимаешь удар не так болезненно.
Пока я поднимался по лестнице, на душе становилось противно и холодно. Я слышал голоса откуда-то сверху, слов было не разобрать, только интонации – кто-то кого-то успокаивал, оставаясь серьезным, кто-то истерично кричал, срываясь на хрип. Приходилось заставлять самого себя сделать каждый шаг, мысленно уговаривать – «Давай, ты же мужик, давай же»…
Дверь квартиры распахнута настежь, голоса доносятся изнутри. Вижу мужские спины, полицейская форма, папка у кого-то в руках. Меня замечают, останавливают:
- Вы Мирослав? Не ходите туда сейчас, - спокойный и чуть уставший тон, в то время, как я сам заведен не на шутку.
- Что значит – не ходить?! Что случилось?! – на мой повышенный голос отзывается тетя Лена, кричащая, чтобы меня немедленно впустили. Прорываюсь в коридор, там тоже полно людей – еще один полицейский, Ванин друг, тот самый, с которым мы уже «знакомились», врач в потрепанном халате. И сама Лена, но если бы я не слышал ее голос, то ни за что бы не узнал. Женщина была в слезах, ее душили рыдания, в то время как доктор поил успокоительным. Размазанная по щекам тушь, дрожащие руки, истеричные нотки в голосе, которым она отказывалась от лекарств…
- Теть Лен, ну что случилось, говорите!.. – мне стало ужасно страшно за нее и даже за Ваню, и я рванулся к ней, отталкивая кого-то с пути. Опустился перед ней на колени, сжимая руками ее холодные ладони и заглядывая в глаза.
Только не плачь, умоляю, только не женские слезы. Дайте уже ей эти таблетки, или валерьянки в воду накапайте, почему все стоят, как истуканы? Что здесь делает этот парень, потерянный с застывшим взглядом? Почему мне никто ничего не объяснит?!
- Теть Лен, что-то с Ваней, да?.. Где он? Что случилось?.. – я немного утихомирился, стараясь держать себя в руках хотя бы ради Лены, по которой уже видно было – еще чуть-чуть, и снова ударится в истерику.
Она только качала головой и молча плакала, будучи не в состоянии ответить внятно, кивала куда-то на дверь в комнату. Отобрав у врача стакан с водой, я чуть ли не насильно заставил ее выпить пару глотков, даже не надеясь, что это поможет женщине прийти в себя, а потом поднялся, направившись к той самой двери, собираясь, наконец, выяснить, что же случилось такого серьезного. Хотя подозрения уже зародились в груди, но я всеми силами пытался подавить в себе эти мысли.
- Туда нельзя входить! – сзади меня дернули за плечо, спереди перекрыл дорогу мужчина в халате. – Будьте добры, потерпите немного, сотрудникам органов нужно будет переговорить и с Вами.
Наверное, по моему лицу было понятно, что я сейчас просто взорвусь, потому что кто-то подцепил меня под локоть, уводя на кухню, усадил на стул и налил воды из-под крана. Я залпом выпил половину кружки, поднял горящее от напряжения лицо к полицейскому, раскрывшему папку с документами.
- Что...
- Пожалуйста, не переживайте и успокойтесь, я задам Вам несколько вопросов и все объясню.
И он объяснял, неторопливо и размеренно, официальным языком. Уткнулся взглядом в бумаги и на меня даже не смотрел, будто читал текст оттуда. Оказалось, я опоздал всего на каких-то полчаса. Если бы чертов автобус не поломался на дороге, скорее всего успел бы вернуться домой вовремя, и ничего бы не случилось. Теперь стоило благодарить Василия Петрова, зашедшего к Ване и вызвавшего полицию. Состояние самого Вани оценивается как удовлетворительное, сильный шок и телесные повреждения. Увидеть его мне не дали, сказав, что сейчас с ним находится психолог, а «пациент» не пожелал лицезреть даже собственную мать, из-за чего у той и случился нервный срыв.
Отец сейчас в гостиной, какой-то майор, фамилию я даже не запоминал, составляет протокол. Вроде бы, тот признает свою вину. Но суд все равно состоится, потому что Ваня еще не совершеннолетний. Мне тоже надо будет присутствовать, как и Лене, повестку пришлют почтой в течение двух недель от сегодняшнего дня.
Я воспринимал информацию, как компьютер, бесстрастно и молча. Думать совершенно не хотелось, я боялся, что стоит мне поддаться хоть малейшей волне эмоций, и накроет с головой, так, что потом не скоро выберусь. Я методично отвечал на вопросы, рассказывал о своем отце, пил воду, смотрел в стену и мечтал, чтобы это все происходило не со мной.
***
Через двадцать минут мы уже все сидели на кухне – я, тетя Лена и оставшийся доктор с полицейским, ждавшим своего напарника. Я заварил крепкий зеленый чай, налил полную чашку для Лены, всеми силами стараясь показать ей, что ситуация под контролем, что она не одна, и отчаиваться не надо. Что ей есть на кого положиться, хотя я и сам себе сейчас не доверял полностью. Но только показать это, рот я раскрыть по-прежнему не мог, еще, наверное, не осознав всего произошедшего. Рано или поздно мы обязательно поговорим на эту тему, тогда, когда Ваню выпишут из больницы – доктор сказал, ему следует пробыть там хотя бы пару дней для полного медицинского обследования. Лене пока придется и думать забыть о работе, мне, похоже, тоже, ведь оставлять ее здесь одну я бы не решился.
Не позволю, чтобы еще одна моя семья пошла под откос по одним и тем же причинам. На этот раз мне не шестнадцать, я повзрослел, и я смогу.
Щелкнул ключ в замке, дверь гостиной раскрылась. Я автоматически выпрямился и поднял голову, встречая рассеянный и виноватый взгляд отца. Наручники, сопровождающий полицейский… На этот раз он уже не отмажется купленной справкой из психиатрии. Сейчас уже не получится, он заплатит по счетам.
- Слава…
Отвечать я не стал, но взгляд не отвел, продолжая смотреть даже в его спину. Надеюсь, папа, ты понял, на чьей я стороне.
Глава 9. Pov Мирослав
Следующая неделя показалась мне просто каким-то не слишком интересным фильмом, в котором я с перепугу стал одним из главных героев. На работе пришлось взять отпуск за свой счет, не сказал бы, что работодателю это очень понравилось, но другого выхода просто не нашлось. В универе я просто предупредил, что по семейным обстоятельствам пока появляться не буду. Там с этим гораздо легче, ведь мои прогулы – мои проблемы, главное, чтобы на экзаменах появлялся...Следующая неделя показалась мне просто каким-то не слишком интересным фильмом, в котором я с перепугу стал одним из главных героев. На работе пришлось взять отпуск за свой счет, не сказал бы, что работодателю это очень понравилось, но другого выхода просто не нашлось. В универе я просто предупредил, что по семейным обстоятельствам пока появляться не буду. Там с этим гораздо легче, ведь мои прогулы – мои проблемы, главное, чтобы на экзаменах появлялся.
Лена тоже отказалась на время от посещения фирмы, хотя дела там шли по-прежнему довольно плохо и криво. Я видел, что она переживала по этому поводу, но, конечно же, не больше, чем из-за предстоящего суда. Большую часть времени Лена проводила в больнице вместе с Ваней – тот проходил полное обследование, получал справку о побоях и повреждениях. Во вторник утром, на следующий день после происшествия, мы с Леной вместе к нему поехали, но меня Иван видеть не пожелал, так что я убрался домой, все равно дел было невпроворот.
Сначала я нашел отцовские документы, все, которые только были. Для суда нужен был только паспорт и свидетельство о рождении; паспорт уже был в органах, его забрали в понедельник, тонкую книжечку свидетельства я откопал в папке на завязках, а потом принялся перерывать остальные бумажки, которые там находились. Отцовский диплом со школы, какие-то доверенности, судя по датам, с позапрошлой работы, несколько фотографий и ксерокопия медицинской справки для оформления больничного. Договор аренды, трудовой договор, материальная ответственность – целая куча ерунды.
И под всем этим, едва ли не последний лист – справка четырехлетней давности, именно ее я и искал. Справка, отмазавшая папу от судебного разбирательства в прошлый раз. Бумажка, купленная за баснословные деньги – я не знаю, сколько, мне тогда не было и шестнадцати, естественно, он не сказал. Даже о том, что купил ее – не сказал, я сам узнал уже потом, из случайно подслушанного разговора.
На этот раз у него не получится провести всех, какой бы ни была сумма.
Справку я тоже забираю, но прячу ее в папку с моими собственными документами. Вскоре придется общаться с адвокатом, там она и пригодится.
***
Всю оставшуюся неделю я все еще живу, как машина. Выполняю поручения Лены, по большей части они связаны с ее фирмой, нужно отвозить на подпись документы. Хожу за продуктами, пока она пропадает в больнице, хотя Ваня чувствует себя уже почти хорошо. Иногда приходится даже готовить, но я не слишком опытен и кулинарные изыски даются с трудом.
В среду вечером я решаюсь позвонить в больницу и пообщаться с Анной. Она взволнована, но решительна, обещает пройти комиссию, получить справку о полном выздоровлении и тоже явиться в суд. Это добавляет мне уверенности, я благодарю ее и снова перехожу к бытовым вопросам по дому.
Когда дел нет, я готовлю университетские задания, которые староста присылает мне по почте, а я точно так же отсылаю назад, чтобы получать хоть какие-то оценки. На меня это не похоже, одногруппники удивлены, но я изо всех сил стараюсь забить свою голову чем угодно, кроме мыслей о произошедшем с Ваней и о том, что нас всех ждет дальше.
С отцом понятно – тюрьмы ему не избежать.
Куда деваться мне, я без понятия. Не понимаю, почему Лена все еще не выгнала меня куда-то на улицу, я же Андреев сын, она должна меня ненавидеть. Хотя, похоже, получилось так, что кроме меня поддержать ее некому. Есть еще подруга, Ольга ее зовут, но она только и способна, что сидеть на кухне и пить чай, причитая о жизни. Помощи от нее никакой, да и у Ольги тоже есть семья, о которой нужно заботиться.
Труднее всего ночью. Мысли, когда я ничем не занят, просто невозможно остановить, и в голову лезет такое, от чего я долго не могу уснуть. Я виню в случившемся с Ваней себя, ведь он говорил мне, предупреждал тогда в подъезде, и что я сделал?.. Совершенно ничего, даже когда понял от отца, что это правда. Не предупредил Лену, не поддержал Ваню, не успокоил отца. Сидел и ждал, надеясь, что в этот раз все обойдется.
Не удивительно, что мелкий не захотел меня видеть. Он-то понимает то же самое, что и я сам.
***
В пятницу дело немного меняется к лучшему. Лена ходит счастливая, мы вместе проводим уборку в квартире утром, а днем готовим обед - сегодня Ваню выписывают из больницы. Женщина воспринимает это как небольшой праздник, приглашает по телефону Ольгу и Васю, который, оказывается, ее сын, хотя на мать ничуть не похож, весь в отца. Помогаю ей расставить на столе тарелки, после чего мы должны все вместе поехать к больнице, забирать Ваню.
Уже перед выходом я нахожу в себе силы сообщить, что не поеду. Вряд ли он будет рад меня видеть, а портить всем настроение не хочется. Лена поначалу упрямится, пытаясь переубедить меня, но потом все же соглашается. Мне почти больно чувствовать ее признательность и благодарность, она так хорошо ко мне относится, как давно никто не относился. И я плачу ей тем же, но на Ваню это не распространяется.
Из дома мы выходим вместе, Лена садится в машину и уезжает, а я звоню Роме, который последние четыре дня просто с ума сходил, пытаясь выцарапать меня из квартиры. Будь я немного наивнее, решил бы, что он в меня влюбился, но если бы это было так, Рома не стал бы при мне обсуждать достоинства тех или иных девушек, да и парней тоже. Да и знаю я эти его влюбленности на неделю, хотя последнее время он немного успокоился.
Иногда мне кажется, что Рома никогда ничем не занят. Сегодня – так точно, ведь он приезжает за мной уже через пятнадцать минут, я даже не успеваю замерзнуть, ожидая на улице.
- Ну все, хороший мой, теперь ты не улизнешь, теперь мы с тобой поедем по клубам, так, чтобы до самого утра… понедельника! – он открывает мне дверь изнутри и я падаю на пассажирское сидение, протягивая руки к дующему теплом кондиционеру.
За то время, что мы не виделись, Рома успел подстричь волосы, и они теперь почти такие же короткие, как у меня, только мои лежат прямо, а у него подобие «творческого беспорядка» на голове. Выглядит симпатично, но я отлично представляю, какими усилиями это ему дается. Или не ему, а стилисту, черт знает этого Рому…
- В понедельник суд, хороший мой, - в свойственной ему манере отвечаю я, поморщившись. – Потому давай сделаем так, чтобы я вернулся в воскресенье?
Поначалу я собирался вернуться сегодня же вечером, но настолько сильно нежелание пересекаться с Ваней, что куда лучше будет, если я переночую пару раз у Ромы, особенно если тот не будет против. Наверное, я просто боюсь разговора с Ваней, хотя одновременно и хочу выяснить все между нами.
Возможно, даже извиниться.
- Су-у-уд? – мы уже едем, Рома не может смотреть на меня прямо, но то и дело отворачивается от дороги, чтобы покоситься на мое лицо. – Я так много пропустил из твоей жизни, Мир! Сейчас доедем, по коктейлю, и все мне выложишь!
Выкладывать ему совсем все я не собираюсь, но рассказать все же надо – просто потому, что его свежий взгляд и какой-никакой совет мне если и не пригодится, то хотя бы дух поддержит. Рома, один из московской «золотой молодежи», у него никогда не было проблем серьезнее, чем машина не на ходу или отсутствие девочки на ночь. Не представляю, что у нас может быть общего, но я, похоже, единственный его друг. Это одновременно приятно, но и немного настораживает.
Что Рома умеет лучше всех – так это развлекаться. За вечер мы побывали уже в трех клубах, а все только потому, что этот сумасшедший решил показать, какие у него любимые коктейли. В «Триптихе» он обожал Мохито, в полуподвальном «Казино» мы пили джин-тоник, а в недавно открывшемся «Las Vegas Night» пробовали фирменный шот от бармена. Я пьянел, Рома становился все развязнее и веселее, и когда он захотел поехать в какой-то развлекательный центр, работающий всю ночь, я попросту не пустил его за руль – в таком состоянии недолго и убиться.
- И что, дорогой, решил, что это твоя вина? – он определенно пьян, но голос остается ровным и спокойным, только количество бокалов на нашем столике все увеличивается. Я тоже под градусом, потому теперь Роме известно куда больше, чем хотелось бы, но он реагирует вполне адекватно, не смеется надо мной, и не обвиняет.
- Чья же еще? – скептически спрашиваю я, вылавливая пальцами изо льда в стакане дольку лимона и запихивая ее в рот.
Он отмахивается, обещает поговорить со мной обо всем завтра, или послезавтра, когда мы оба будем трезвые, потому что ему трудно складывать слова в предложения. Отлично понимаю, мне тоже нелегко. Меня уносит на волнах джин-тоника, я не представляю, который сейчас час, хорошо, что Лену предупредил заранее, чтобы не ждала. Рома подцепил какую-то девочку, и она сидит между нами, потягивая через трубочку ярко-голубой коктейль, смеется над шутками, не зная, на кого обращать больше внимания. Мое настроение все выше, через полчаса девочка уже другая, целуется со мной, потом с Ромой, потом мы все втроем танцуем, девочка уходит в туалет и не возвращается. Наш столик уже убран, когда мы садимся, Ромка радуется, заказывает еще по коктейлю, мне хватает даже половины, чтобы целоваться уже с ним – я даже не чувствую отвращения, появляющегося всегда, когда я пытался в мыслях представить что-то подобное.
Домой мы добираемся на такси, Рома с третьей попытки называет свой адрес, а меня вырубает, как только мы отъезжаем от дверей гостеприимного клуба.
***
Когда я проснулся следующим утром, то не сразу вспомнил, почему ночую не в своей комнате. Голова ни капли не болела, наверное, это означает, что алкоголь, выпитый накануне, довольно хорошего качества. Только пить хотелось ужасно, потому я нашел кухню и влил в себя сразу пару стаканов холодной воды, а потом поставил чайник, чувствуя, что этого мне все равно будет мало.
Наши с Ромой вчерашние похождения немного привели меня в норму, и теперь мне уже не казалось, что положение, в которое я попал, такой уж безвыходное. Все-таки Ване досталось больше, и сейчас наверняка он чувствует себя на порядок хуже меня. Это у него – проблемы, а у меня так, цветочки.
Рома спит на той же кровати, где спал и я, но это меня совсем не смущает. Я отлично помнил, как мы проводили время. Точнее, я помнил, что мы пили, и кто с нами сидел – только лица, никаких имен. Помнил и о том, что под конец мы целовались с Ромой, но это не вызывало ужаса, я же понимал, что по пьяни и не такое бывает. Вот бы еще узнать, кто первый начал, потому что этот момент от сознания все время ускользал. Наверное, он, у меня такого желания появиться не могло, когда рядом девушки.
Проснулся друг только через час, когда я успел уже приготовить завтрак на нас обоих, попить чай и заварить новый. Позвонил кому-то, попросив отогнать машину от клуба к дому, потому что сейчас ему выходить из дома в снежную вьюгу совсем не хочется; а потом принялся терроризировать меня вопросами, которые не успел задать вчера.
Ничего нового в ответ на мой рассказ я от Ромы не услышал, но мне все равно было хорошо оттого, что он целиком на моей стороне. Единственное – советовал как можно скорее, желательно до суда, поговорить с Ваней.
- Чтобы ты не чувствовал себя виноватым, решите все между вами, и оба будете жить спокойнее. Или ты считаешь, что он о тебе не вспоминает?
Над этим я раньше не задумывался, и лучше бы продолжал так делать и дальше. Как представлю, что Ваня обо мне думает, кем я для него выгляжу… Не удивлюсь, если он и говорить не захочет. Ему всего семнадцать, этот пресловутый юношеский максимализм, и наверняка он настроен целиком и полностью против меня, это уж как пить дать. Но попытаться, как говорит Рома, все-таки стоит.
***
Как бы я не хотел поговорить с Ваней, этого не получилось сделать ни в субботу вечером, ни в воскресенье утром. В субботу он остался спать в комнате с матерью, хотя это и было совершенно детским поступком, но я мог его понять – не хотел находиться в том помещении, где его изнасиловали, тем более ночью и со мной. А утром за ним зашел Вася, - я слышал это из ванной, - и они вдвоем куда-то убрались. Вряд ли в такую погоду гулять пошли, скорее всего снова в квартире останутся, но факт остается фактом – встречи со мной Ваня старательно избегал.
Лена, все так же не ездившая в офис и работавшая с бумагами дома, видела мое состояние и успокаивала тем, что Ванечке нужно время, нужно решение суда и полное спокойствие, чувство безопасности. Так сказал ей психолог, которому женщина безоговорочно верила, да и я тоже, не зря же учусь на факультете психологии. Потому я и решил оставить мысли о разговоре и полностью переключиться на предстоящее заседание, до которого оставался всего один день. Уже завтра в обед все станет известно.
Частный адвокат, знакомый тете Лене по каким-то рабочим делам, появился у нас в квартире в восемь часов утра в понедельник, больше двух часов он провел наедине с Ваней, потом долго общался на кухне с Еленой, показывая ей какие-то бумаги и документы, а уже потом переключился на меня. Дмитрий Николаевич, вероятно, считал, что со мной разговор получится максимально коротким, ведь я, как кровный родственник подсудимого, имею полное право вообще молчать, но молчать я не хотел.
Так что за полтора часа мы с ним обсудили основные вопросы, я отдал найденную в документах отца справку, подробно и несколько раз пересказал события того года, к которому она принадлежит. Вспомнил о том, что должна приехать Анна, и он тут же кому-то позвонил, заявляя нового свидетеля, потом пожал мне руку и уехал в суд, куда нам следовало явиться через два часа.
Сидя в машине, мы нервничаем все трое, но Лена держится, она за рулем. Ваня слушает музыку, заткнув уши наушниками, я пялюсь в окно, стараясь расслабиться, но неудачно, и к концу поездки от волнения мне уже скручивает живот. И это я, всего лишь свидетель обвинения, не представляю, что твориться с Ваней… Перевожу на него взгляд и вздрагиваю, потому что он тоже смотрит мне в глаза. Это почти три секунды непрерывного контакта, три секунды, в которые весь остальной мир перестает существовать. Только его глаза, непередаваемое выражение, в котором смешивается боль, страх, волнение и какое-то еще непонятное чувство, названия которому я не могу дать.
Автомобиль останавливается, Ваня выключает плеер, момент прошел, но мне стало гораздо легче.
- Все будет в порядке, - тихо говорю я ему, прежде чем выйти из машины, и готов поспорить, что он улыбается мне в спину.
***
Заседание началось, Лена, Ваня и отец уже в зале, я все еще в небольшом кабинете для свидетелей. Анна тоже здесь, но нам не дают общаться, судебный пристав следит за тишиной, так что мы можем просто смотреть друг на друга и ободряюще кивать. Рядом сидит Вася, его тоже позвали, ведь именно он в тот понедельник вызвал милицию, когда понял, что за дверью квартиры его друга творится что-то неладное. Больше никого нет, и хотя для свидетелей защиты существует другое помещение – я уверен, оно сегодня пустует.
Меня вызывают первым, когда я захожу в зал суда, Вани там уже нет, за столом по левую сторону от судьи сидит только Дмитрий Николаевич, до ужаса деловой и интеллигентный в черном костюме, и Лена, то и дело вытирающая глаза платком. Стакан с минералкой перед ней уже почти пуст. Правильно, только что давали слова Ване и отцу.
Подходя к кафедре, я кидаю на него мимолетный взгляд и удивляюсь – он выглядит постаревшим, с мешками под глазами и многодневной щетиной. Сидит, глядя на сцепленные перед собой руки, рядом с адвокатом, который слегка нервничает, теребя край лежащей на столе папки. Больше у меня нет времени на осмотр.
Называю суду свое имя и фамилию, подтверждаю, что могу и буду давать показания. Кожей ощущаю взгляд отца – «предатель». Рассказываю все от начала и до конца. Говорю о том, как Ваня предупреждал меня, что отец лапал его вовсе не по-семейному, упоминаю, как папа совсем этому не противоречил, когда я спросил. Сообщаю, что он выпивал и не полностью себя контролировал в это время.
Мне задают дополнительные вопросы – Дмитрий Николаевич отлично знает свое дело, и я немного срывающимся голосом рассказываю о той истории с Анной и Иринкой, об изнасиловании тринадцатилетней девочки, о деле, которое было закрыто благодаря купленной справке. Бумажка, как вещественное доказательство, переходит от адвоката на судейский стол, секретарь тщательно протоколирует все мои слова до одного.
Лена бледная, но сидит с прямой спиной, не сводя с меня взгляда. Она ничего этого не знала, новый Андрей, открывающийся ей сейчас, уже не тот мужчина, за которого она когда-то вышла замуж. Прости, Лена, я должен был все рассказать тебе раньше…
Я заканчиваю, отвечаю на пару уточняющих вопросов с обеих сторон, сажусь на стул в первом ряду и смотрю в пол, зная, что отец сейчас неотрывно сверлит меня взглядом. Было бы лучше, если бы я мог уйти так же, как Ваня, но я сам для себя решаю, что должен выдержать все до конца.
Показания Анны заставляют Лену прятать лицо в ладонях, ведь сейчас она впервые слышит о смерти Иры. Анна почти плачет, рассказывая, кидает взгляды на отца, по которому видно, что он растерян и зол. Конечно, он знал, что Иринка умерла через полгода, но своей вины совершенно не ощущал:
- Да ты сама виновата, недосмотрела за ребенком! – наконец не выдерживает он.
- Что?! Да как ты!.. Тварь! Тварь!!! – Анна срывается в истерику, выкрикивает еще множество оскорблений, пока ее не выводят из зала.
Последним появляется Вася, его я почти не слушаю, пытаясь справиться с головокружением, возникшим явно на нервной почве. Да и его слова занимают немного, всего минуты три-четыре, это и нужно-то только для «галочки».
Объявляют перерыв, я поднимаюсь одним из первых, иду к выходу, мечтая о глотке воды, и уже у двери слышу отчетливое и спокойное:
- Ты мне больше не сын, Мирослав. Предатель. Я же тебя… - его обрывают, наверное, адвокат или сам судья, но это уже не важно.
Разве я ожидал чего-то другого?
@темы: Завтра будет лучше, Моя работа: Проза