"Последняя тысяча журавлей", миди, закончен

Работа на Фикбуке.

ПОСЛЕДНЯЯ ТЫСЯЧА ЖУРАВЛЕЙ Ты можешь верить в волшебство, а можешь не верить в волшебство. Волшебству, собственно, плевать на твое мнение. Волшебнику, кстати, тоже.	Персонажи: м/м
	Рейтинг: NC-17
	Жанры: Слэш (яой), Мистика, Hurt/comfort, Мифические существа
	Бета: Deserett
	Размер: Миди, 55 стр

Глава 1
◆
Глава 2
◆
Глава 3
◆
Глава 4
◆
Глава 5
◆
Глава 6
◆
Глава 7
◆
Глава 8

@темы: Оглавление, Моя работа: Проза, Последняя тысяча журавлей, Миди

---

"Последняя тысяча журавлей", глава 8

ПОСЛЕДНЯЯ ТЫСЯЧА ЖУРАВЛЕЙ

Автор: Solter
Бета: Deserett
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Мистика, Hurt/comfort, Мифические существа
Предупреждения: Насилие
Размер: планируется то ли Миди, то ли Макси

Глава 8.

Сон без сновидений. Совсем. Первое, что Рич видит, открывая глаза, – горизонтальные полосы разной ширины, соединяющиеся в рисунок на декоративной подушке. Поверх нее виден верхний край оконной рамы и залитый холодным светом потолок. Вероятно, сейчас утро, но Ричард не торопится встать, чтобы узнать наверняка. Он просто лежит, прислушиваясь к своим ощущениям и силясь понять, удалось ему или нет...

Сон без сновидений. Совсем. Первое, что Рич видит, открывая глаза, – горизонтальные полосы разной ширины, соединяющиеся в рисунок на декоративной подушке. Поверх нее виден верхний край оконной рамы и залитый холодным светом потолок. Вероятно, сейчас утро, но Ричард не торопится встать, чтобы узнать наверняка. Он просто лежит, прислушиваясь к своим ощущениям и силясь понять, удалось ему или нет.

Он лежит и боится, что все журавли, сделанные за одни сутки, длившиеся, наверное, много дольше, чем двадцать четыре часа, остаются лежать здесь же, в гостиной, покрывая пол неряшливым дырявым ковром.

Боится, что Мартин не дождался своей порции волшебства, и больше никогда не дождется.

Когда лежать без движения становится невыносимо, Ричард набирается решимости столкнуться с неизбежным и приподнимается на локтях. Свет из окна, хотя и неяркий, бьет в лицо, парень щурится, переводит взгляд вниз и с облегчением, которое слишком трудно выразить словами, скользит глазами по матово блестящему полу. Пустому, слава богу, пустому полу!

Памятуя предыдущий опыт, Ричард не радуется раньше времени, но снова обретает надежду – возможно, обойдется. Может быть, даже то, что он послал Ярого, не повлияет на результат.

***

С определением времени Рич ошибся: сейчас не утро, а середина дня, только день этот холодный и морозный, грозящий не то снегом, не то дождем. Улицы будто распрямились, предчувствуя осадки, дома подобрались подальше на обочину, шоссе расстелило асфальтные покрывала, по которым автомобили стараются проехать как можно скорее, чтобы не оставить следов.

Ричард замерзает в пустом автобусе, греет руки друг о друга и волнуется всю дорогу до больницы. Роуз не берет трубку, хотя он набирал ее раз пять или шесть – обиделась, наверное. Медисон надеется, что дело именно в этом, с обидой Роуз он рано или поздно сможет справиться.

Автобус сворачивает на Кейпфер Драйв, и Ричард встает со своего места, подходит к двери и стоит там следующие полминуты, а потом они наконец выезжают на Касуэлл-авеню. Он видит приближающийся силуэт здания через мутное окно, и волнение охватывает с новой силой. Приходится даже на несколько секунд присесть на скамью у остановки, чтобы прийти в себя, за это время Рич успевает еще раз набрать Роуз, но снова не добивается ответа.

«Ты должен будешь зайти туда рано или поздно», – строго отчитывает самого себя.

На этот раз он не проходит мимо регистрационной стойки, обращается к уже пожилой женщине за ней, называя все данные, которые ему известны. Та щелкает компьютерной мышью, выводя Ричарда из себя, что-то неторопливо ищет, в конце концов находит:

– Палата триста тридцать один. Третий этаж.

В груди Рича зарождается теплое неудержимое пламя – Мартин, значит, снова вернулся в свою палату! Нет больше отделения интенсивной терапии, нет никаких слов сочувствия, которые Медисон втайне боялся услышать. Он благодарно кивает женщине и спешит на хорошо знакомый третий этаж.

Возле двери с номером «331» никого, но через узкое окошко с минимальным обзором Рич видит, что внутри палаты возится то ли врач, то ли медсестра, поэтому он осторожно, с замиранием сердца, стучит и приоткрывает дверь. Засунув голову в палату, видит там Мартина – он даже поворачивает голову и щурит глаза, узнавая, но медсестра не дает продолжить невербальное общение, выталкивает Ричарда в коридор и выходит сама, закрывая за собой дверь.

– Извините, – голос Ричарда полон скрытой радости и торжества, – я друг Мартина, пришел его проведать. Можно?..

– Его только недавно перевели из интенсивной терапии, еще несколько дней никого нельзя впускать.

– Тогда просто узнать, как он. Где доктор Саммерс? Или вы скажете?

– Ждите доктора, его смена – ночная, будет через три часа, – женщина смягчается, видя во взгляде Ричарда что-то особое, располагающее к себе. – Можете остаться здесь, но внутрь я вас не пущу.

– Я подожду, – заверяет он, чувствуя, как ходящее ходуном сердце, разбушевавшееся от радости, потихоньку успокаивается в груди. – А где у вас тут...

– В конце коридора, у лестницы налево.

Рич благодарно кивает и уходит в указанном направлении. Замирает перед зеркалом в половину человеческого роста – после бессонной ночи он выглядит немного другим. Заострившиеся от усталости черты лица, взлохмаченные немытые волосы, жесткие и непослушные, темные круги под глазами.

Мартин будет над ним смеяться. «Выглядишь точно как вампир», – скажет. Еще скажет: «Мы теперь – колоритная парочка, смотримся вместе, вампир и Вин Дизель. На обложку хоть в «Эсквайр», хоть в «Вог» – везде возьмут».

Ричи улыбается своему отражению и идет обратно.

@темы: Моя работа: Проза, Последняя тысяча журавлей

---

"Последняя тысяча журавлей", глава 7

ПОСЛЕДНЯЯ ТЫСЯЧА ЖУРАВЛЕЙ

Автор: Solter
Бета: Deserett
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Мистика, Hurt/comfort, Мифические существа
Предупреждения: Насилие
Размер: планируется то ли Миди, то ли Макси

Глава 7.

Рич хлопает дверью так, что в гостиной дрожат зеркала. Не разуваясь и не снимая теплой куртки, проходит к кладовой, открывает ее и щелкает выключателем. Желтоватый свет бросает косые пятна на пол в прихожей, выхватывает из темноты внушительную гору бумажных журавлей, которых Ричард бросал как попало. Сейчас Медисон смотрит на творения своих рук почти с ненавистью, но последнего, самого дорогого, кладет осторожно, будто боясь разрушить магию чересчур резким движением...

Рич хлопает дверью так, что в гостиной дрожат зеркала. Не разуваясь и не снимая теплой куртки, проходит к кладовой, открывает ее и щелкает выключателем. Желтоватый свет бросает косые пятна на пол в прихожей, выхватывает из темноты внушительную гору бумажных журавлей, которых Ричард бросал как попало. Сейчас Медисон смотрит на творения своих рук почти с ненавистью, но последнего, самого дорогого, кладет осторожно, будто боясь разрушить магию чересчур резким движением. Затем отступает на шаг и говорит:

– Пускай все будет хорошо с Мартином. Это мое желание. Пусть он выздоравливает.

Он не чувствует себя глупо, разговаривая с журавлями в кладовке, наоборот, ощущает, что делает все правильно. Сердце в груди трепыхается тысяча первым журавлем – что, если ничего не получится?.. Ричард закрывает дверь и уходит в спальню, потерянный и пустой, он раздевается, глядя в пол, стягивает ботинки, мыслями все еще оставаясь в триста тридцать первой больничной палате рядом с лучшим другом, которому «дают» не больше четырех дней.

Сон не идет. Ричард вертится на кровати с боку на бок, трет лицо и скидывает одеяло, ходит на кухню за водой, борясь с желанием заглянуть в кладовку раньше времени. В голове заезженной пластинкой крутится одно – «пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста». Под шуршащее звучание собственных мыслей Рич наконец отключается, когда за окном начинает уже светать.

Он просыпается почти сразу, словно кто-то рывком вытянул из омута сна на поверхность. Сегодня Ричард не чувствует того приятного обволакивающего тепла, которое обычно по утрам задерживает людей в кровати, заставляя их переводить будильник на десять минут вперед. Он встает как можно скорее, сжимает непривычно ноющую голову ладонями и жмурит глаза. От кладовой его отделяет всего пятнадцать шагов, но пока Рич стоит, прислушиваясь к себе. Хочет ли он двигаться быстрее, интуитивно зная, что желание сбылось, или собирается замедлить движением, чтобы не разочароваться?..

Мысли путаются. Ричард от отчаяния тихо стонет, встряхивает ладонями и уверенно распахивает дверь кладовой, даже не заметив темпа своих пятнадцати шагов.

Небольшое помещение выглядит абсолютно пустым, и Ричард в первый момент не верит своим глазам. А потом облегченно и счастливо смеется, опираясь плечом о дверной косяк. Закрывает лицо, тут же убирает руки и недоверчиво качает головой – улыбка не сходит с лица, и Медисон чувствует себя сущим ребенком, получившим долгожданный новогодний подарок. Бросив кладовку открытой, Рич возвращается в комнату пружинной походкой, одевается, собираясь в больницу. Хочется позвонить, набрать Мартина прямо сейчас, но он уже решил ехать.

Ричард вырывается на улицу в распахнутом пальто, и ветер бросается ему в лицо верным псом, провожает до автобусной остановки. «Ягуар» все еще в сервисе, но жалеть об этом сейчас не приходится, Рич наслаждается окружившим его городом, таким родным и знакомым; он чувствует себя вернувшимся из долгих странствий путешественником, впервые за долгое время идущим по улицам, на которых вырос. Когда подъезжает автобус, громоздкий и неторопливый, парень садится у окна и сквозь еле заметные мутные разводы изучает фасады домов, вывески магазинов, прохожих и автомобили.

Каждая минута, приближающая его к цели, множит нетерпение и радостное возбуждение в груди. Рич подымается с места задолго до своей остановки, потом выскакивает, когда двери еще не до конца открылись, и чуть ли не бегом преодолевает тридцать метров до центрального входа больницы.

– Доброе утро! – он ослепительно улыбается интерну за регистрационной стойкой, с уверенным видом проходит мимо, так что у уставшего за ночь юноши не остается сомнений в том, что Ричард имеет право находиться здесь.

Он подымается на третий, перескакивая через одну ступеньку, толкает дверь в пустующий коридор и тихонько, чтоб не привлечь внимание врачей, проходит до палаты «331» и нажимает хромированную ручку.

Сухой щелчок. Ричард пробует еще раз – замок натужно скрипит и щелкает, дверь не поддается ни на йоту, и Медисону приходится признать, что здесь закрыто, а палата пуста. Он не понимает, почему так: Мартина не могли выписать так быстро. Эта тишина, окутывающая со всех стороны морскими волнами, больше не кажется безопасной и спокойной, наоборот, Рич видит в ней зловещие предзнаменования. Эта тишина как стоячая вода, почти обратившаяся в лед, никто не нарушал ее за последний час, никто не входил сюда и не выходил отсюда.

– Молодой человек.

Он вздрагивает и резко оборачивается. Стоящий в двух шагах пожилой доктор в расстегнутом халате удивленно вскидывает кустистые брови и тут же хмурится: глаза у Ричарда такие, словно он тяжело болен, обречен.

– Слушайте, – Рич с надеждой смотрит на медика, – здесь мой друг лежал, в этой палате. Мартин Велмор, я еще вчера у него был...

– Кто лечащий врач?

– Э-э-э, – он не сразу может вспомнить фамилию, но потом она все же приходи на ум: – Саммерс. Доктор Саммерс.

– Пациента Саммерса ночью перевели в отделение интенсивной терапии.

– Что это значит? – с похолодевшим сердцем переспрашивает Рич. Он уже, конечно, догадывается, но гонит от себя тяжелые мысли со всей старательностью, присущей людям его возраста.

– Это значит, молодой человек, что его состояние ухудшилось. Но я не Саммерс и не могу сказать вам больше ничего конкретного. Поищите доктора, говорите с ним, а здесь вам не место, на вас даже халата нет.

Искать доктора Саммерса Ричард не идет. Еле переставляя ноги, он спускается в холл, бледной тенью минует регистрацию и, как ему кажется, может сделать первый настоящий вдох только на свежем уличном воздухе. На деревянных ногах он подходит к скамейке, прячет мерзнущие руки в карманы пальто и ежится от холодного ветра. Закрывает глаза; в висках ровным стуком пульсирует вопрос: «Что я сделал не так?» И хочется плакать, по-детски несдержанно и растерянно, но Ричард держится, заставляя себя дышать глубже и ровнее – где-то он читал, что это успокаивает нервы.

– Ярый, – наконец произносит одними губами, зная, что демон все равно должен услышать. – Иди-ка сюда, Ярый.

Рич приоткрывает глаза и видит темный силуэт на скамейке рядом. Поворачивается и смотрит вопросительно.

– Чего, ну? – сегодня у Ярого волосы не цветные, а блекло-рыжие, выцветшие пряди неаккуратно спадают на лицо, почти закрывая глаза. – Ты удивлен? Такой недогадливый, да? Должно было сработать, а тут нет? Бедного мальчика обидели, ой-ой.

– Не язви, – Медисон больше не чувствует к Ярому ни уважения, ни страха, ничего, кроме презрения. Но ему необходимо, чтобы фэйе подтвердил догадку, а значит, без его присутствия не обойтись.

– Уже перестал, – Ярый усмехается. – Ты загадывал найти свою любовь, маленький Ричи, и ты нашел ее. Теперь осталось не потерять навсегда. Все очень просто.

– Если я снова сделаю журавлей... это сработает?

Ярый поднялся, повел плечом и наконец посмотрел прямо в глаза Ричарду: того окатило космическим холодом, так, что даже ветер показался обжигающим.

– А ты хоть раз прежде был уверен, что это сработает?

***

Время не просто поджимает – прет с уверенностью танка, хотя Ричард пытается даже мимолетом не смотреть на часы. Раньше на тысячу бумажных журавлей у него уходило по нескольку недель или даже больше, ведь нужно было ходить в университет, делать домашние задания, решать какие-то вопросы и общаться с людьми, не говоря уже о том, что Рич любил есть и спать по ночам. Сейчас же он пытается успеть за двое-трое суток, потому что если Мартину обещали четыре дня вчера, то сегодня...

Нет, он не должен об этом думать, не должен.

Пальцы двигаются автоматически, сгибают лист, сгибают еще раз, переворачивают, снова гнут, и постепенно в руках вырастает объемная птичья фигурка. Рич торопливо ставит номер на крыле, отбрасывает птицу в сторону, сразу же принимается за следующую.

К Марту не получается дозвониться, и Роуз не берет трубку, а набрать родителей Велмора он просто не решается. Сейчас, за пару дней, за сорок восемь часов – плюс-минус – Ричард старается наверстать все те дни, когда не приходил в больницу, не интересовался другом. Он так виноват перед ним!..

За окном начинает темнеть, но у Ричарда уже включен свет. Глаза слезятся от напряжения, поясница ноет, ноги затекли от неудобной и не меняющейся позы, кончики пальцев неприятно саднят, стопка офисной бумаги неуклонно уменьшается – Рич повторяет одну и ту же последовательность действий, повторяет и повторяет, пока все это не превращается в вереницу бессмыслицы и ночного бреда. Тогда он передыхает, встает с дивана и делает круг по квартире, разминая конечности, жмет кнопку электрического чайника и бросает в чашку пакетик черного.

«Успею еще два-три, пока закипает», – решает он и возвращается к опостылевшему дивану.

Два-три перерастают в десяток, потом и в двадцатку – он забывает о чайнике, о чае, обо всем на свете, журавли и процесс их создания затягивают с головой, и голова эта идет кругом, рождает странные образы, схожие со снами. Чайник постепенно остывает, под потолком включается кондиционер, автоматически настроенный на работу в ночное время, так же автоматически гаснет свет на кухне, где давно никого нет.

Под утро Рич начинает наконец ощущать голод и усталость, он снова поднимается, как лунатик идет к холодильнику и снова ставит чайник, на этот раз уже заваривая чай, наскоро съедая несколько яблок и остатки мясной нарезки – все остальное нужно либо готовить, либо разогревать, а все это слишком долго. Подкрепившись и поставив чашку рядом с диваном, чтобы чай остывал, Ричард возвращается к своему занятию, до смерти надоевшему и точно так же до смерти необходимому.

Поутру, когда Медисон почти не чувствует ни спины, ни рук, заканчивается бумага. Ричард безотчетно шарит по журнальному столику пальцами, но так и не может найти новый лист, затем моргает и видит, что глянцевая поверхность пуста. Это вводит его в ступор, несколько секунд парень просто сидит, а потом вспоминает о чае и наконец его выпивает, уже холодный и невкусный – забыл добавить сахара.

Несколько кругов по гостиной, и Ричард снова ощущает свое тело полным жизни пополам с усталостью. Он перерывает все шкафы в поисках новой пачки бумаги, убедившись, что ее нет, достает с нижних полок книжного шкафа журналы, прикидывает на глаз количество листов – вроде бы должно хватить. Листы глянцевые, пестрые, журавли из них получаются то темными, то слишком яркими, номера на них практически не видно. Рич испытывает смешанное чувство радости и волнения, когда смотрит на них – что, если нужно использовать простую белую бумагу?

Что, если все его труды снова пойдут насмарку?..

***

Звонки и стук в дверь продолжаются уже минут десять кряду, где-то в спальне ко всему трезвонит телефон. Ричард сперва не собирается реагировать, он слишком для этого занят – крайне много прошло времени и чересчур большой кусок работы еще не сделан. Но в какой-то момент нервы не выдерживают, он вскакивает, не обращая внимания на боль в привыкших сидеть без движения суставах, и подходит к двери.

– Я занят! – орет через двухслойный металл, не открывая.

– Ты с ума сошел! – женский голос кричит в ответ. – Трубку не берешь, дверь не открываешь!

– Потому что занят! – упорствует Ричард, оборачиваясь в сторону гостиной. От двери видна часть дивана и журавли, и стопки журналов на столике и под ним.

– Идиот, Ричард, какой же ты идиот!.. – Роуз, кажется, плачет, бьет кулаками в дверь. – Там Мартину плохо, черт возьми, у тебя лучший друг умирает, а ты как обычно занят самим собой, эгоист!

Ричард молчит, рассматривая руки. Все пальцы черные, будто вымазанные в саже, – это типографическая краска отпечаталась на коже, когда Медисон раз за разом разглаживал сгибы на журавлях. Он подносит ладони к лицу, вдыхает запах – что-то не слишком приятное, отдаленно напоминающее чернила. Так и должно быть.

Она говорит что-то еще, устает кричать, голос почти стихает, слышно только невнятное бормотание вместе с повторяющимся время от времени стуком – бьет дверь каблуком. Ричард быстро не выдерживает:

– Роуз, я правда занят, – в сердцах он тоже лупит кулаком дверь, отзывающуюся глухим лязгом. – Я потом все объясню тебе, пожалуйста! Просто оставь меня в покое сейчас!

Ответ он не слушает – возвращается в гостиную, но идет не к дивану, а в угол, где стоит на специальной тумбочке музыкальный центр. Круглый тумблер проворачивается до упора, и квартира тонет в лавине звуков – радио местного вещания пускает один и тот же плейлист день за днем. Ричарду не слишком по душе эта музыка, но без громких звуков, раздражающих, действующих на мозг, он может попросту уснуть.

***

Он не ощущает голода, а чувство усталости стирается, становится привычным и нормальным. Разве раньше Рич этого не испытывал? Особенно в школе, каждый день, когда учил уроки – не хочется, но он пересиливает себя, листает страницу за страницей, читает строку за строкой. Делает журавля за журавлем.

Вскоре даже навязчивая и оглушительная музыка приедается, из раздражителя становясь фоном. Ричард открывает все окна, впуская ветер в лофт. Сквозняк носится по гостиной, подхватывает шторы, раскрывая их занавесом, играет страницами журнала, из которого Рич рвет листы, волнует ковер из разноцветных и снежно-белых журавлей, переворачивая их, силясь поднять и заставить летать.

Ричард быстро замерзает, голова трезвеет и ему становится лучше, но пальцы коченеют, плохо слушаются. Он силой заставляет себя продолжать – до тысячи остается не так уж много.

***

Время проворачивается колесом, по радио объявляют полночь. Ричард чувствует себя медленным неповоротливым механизмом, ему кажется, что он застрял в одном и том же моменте на всю оставшуюся жизнь: и Роуз больше не придет, и Мартин тоже, и даже Ярый не явится посмотреть на пленника своих желаний. Он тянет рукава пониже в попытке хоть немного согреться, вырывает из журнала новый лист.

– При-вет, – демон появляется, стоит только о нем вспомнить, будто все время таился за окном и ждал момента. Растягивает лениво слова, стряхивает с дивана журавлей и садится, закидывая ногу на ногу. – Соскучился?

– Уйди, Ярый.

– Да ты не рад мне...

– Уйди! – рычит Медисон и швыряет в фигуру Ярого ножницы, прихваченные с кухни на всякий случай.

Фэйе их ловит, крепко сжимает в ладонях, и через несколько секунд они превращаются в оплавленный комок металла и мерзко смердящего пластика. Ярый разжимает руки, комок бухается на пол и пьяно откатывается к дивану.

– Хорошо.

Пока Ричард складывает следующего журавля, Ярый подымается и уходит прямо в панорамное окно, пропадая на стыке со своим отражением. Рич смотрит на то, что осталось от ножниц, видит в этом дурной знак, но уже ничего не исправить. Ему кажется, что демон больше не придет.

***

Пальцы с трудом слушаются, когда количество готовых журавлей переваливает за девятьсот девяносто. Ричард чувствует, что не может больше, но уговаривает себя – давай, еще десять и можно будет поспать. Или поесть. Сходить в душ. Закрыть наконец окна и завернуться в одеяло. Налить чаю. Выключить музыку, побыть в блаженной тишине.

Обычно у него уходит на одну птицу около минуты, но сейчас усталый Рич спешит, сбивается, чуть не переводит понапрасну листы. Но справляется, с тяжелой головой заканчивает, пишет на крыле последнего, немного кособокого журавля – «1000».

Поднявшись, он обводит взглядом диван, со всех сторон окруженный журавлями, как ковром, столик с остатками журналов, пол, на котором собрались несколько тарелок, чашек и ложек. Видит комок, прежде бывший ножницами, отталкивает его ногой подальше, а потом с усталым выдохом ложится на диван, подтягивая под голову полосатую подушку. Никаких сил на что-то, кроме сна, не остается, и Ричард Медисон закрывает глаза.

И напоследок успевает подумать: «Это моя последняя тысяча».

@темы: Моя работа: Проза, Последняя тысяча журавлей

---

"Последняя тысяча журавлей", глава 6

ПОСЛЕДНЯЯ ТЫСЯЧА ЖУРАВЛЕЙ

Автор: Solter
Бета: Deserett
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Мистика, Hurt/comfort, Мифические существа
Предупреждения: Насилие
Размер: планируется то ли Миди, то ли Макси

Глава 6.

Почти перестав замечать смену дней, Ричард в буквальном смысле охотится на огромную стаю журавлей. Он беспорядочно колесит по городу, притворяясь перед самим собой, словно ему что-то нужно и в магазине, и на заправке, и в кафетерии, и много где еще – однажды даже заезжает в больницу, где лежит Мартин, но к нему в палату не пускают из-за слишком позднего времени, и Рич уходит оттуда с четырьмя журавлями в кармане. Заново собранная коллекция в кладовой пополняется медленно, но верно, Ричард с каждым днем выглядит все более уставшим, но довольным...

Почти перестав замечать смену дней, Ричард в буквальном смысле охотится на огромную стаю журавлей. Он беспорядочно колесит по городу, притворяясь перед самим собой, словно ему что-то нужно и в магазине, и на заправке, и в кафетерии, и много где еще – однажды даже заезжает в больницу, где лежит Мартин, но к нему в палату не пускают из-за слишком позднего времени, и Рич уходит оттуда с четырьмя журавлями в кармане. Заново собранная коллекция в кладовой пополняется медленно, но верно, Ричард с каждым днем выглядит все более уставшим, но довольным.

По счастью, Медисон редко когда может взглянуть на себя со стороны, иначе он уже изрядно испугался бы и, наверное, бросил свое занятие, но взгляды в зеркала – совсем не то, что могло бы помочь ему себя понять. Заглянуть вовнутрь было бы действительно не лишним, но времени на психологию у Рича не хватает, а когда он все же начинает задумываться над тем, не зря ли носится по Уиллейку, как угорелый, рядом появляются полупьяные глаза Ярого, его губы успокаивают и подтрунивают, с легкостью отвлекая и заставляя с новыми силами бросаться навстречу городу.

Уильям-Лейк на самом деле не слишком большой, но, как и все города, имеет свои секреты и особые места. Ричи, как ему теперь кажется, узнал их все – от крохотных кафешек, выступающих из первых этажей жилых домов, до нелегальных автомастерских, открывающихся только по предварительным созвонам. Он побывал рядом с пустым водохранилищем на окраине города, посмотрел старую стоянку фургонов, где до сих пор время от времени жили цыгане, он обошел местное кладбище, находящееся на склоне пологого холма, посетил каждую, даже самую крохотную, церковь. Однажды удалось даже забраться под землю – заброшенная стройка пестрела провалами подвалов, которые соединялись с общей канализационной системой города: Ричи не провел там и двадцати минут, морщась от запахов, вздрагивая от непредсказуемых шумов.

Большинство журавлей, которые собрались в кладовке, грязные и помятые, но ни одного разорванного или растоптанного. Ненужные заломы на крыльях Рич расправляет руками, стараясь придать птицам привычную форму бумажных фигурок, песок и землю он с них стряхивает еще прежде, чем засунуть в карман или бросить на сидение машины.

Поиски заводят Ричарда домой к Роуз, которая все еще на него сердится.

– Лучше бы ты сходил в больницу, Ричард, – строго говорит она, но все равно ведет приятеля на кухню.

– А я ходил, – рассеянно отвечает Медисон, выкладывая на стол длинную плитку шоколада. – Странно, что не встретил там тебя, а то мне уже начинало казаться, будто ты там живешь.

– Я просто забочусь о своем друге.

– Как-то я пропустил тот момент, когда мой друг стал твоим другом.

– Что такое, Рич, ты ревнуешь? – Роуз усмехается и подвигает к нему чашку чая с плавающими на поверхности чаинками.

– Просто не хочу, чтобы ты меня упрекала. Я взрослый мальчик, хорошо?

– Конечно. Добавить сахара?

Со временем они оба расслабляются и начинают говорить о более простых вещах, вспоминая школьное прошлое. Ричарду кажется, что эти воспоминания ему не принадлежат – будто когда-то давно он смотрел по телевизору не самое интересное кино, части которого отложились в памяти из-за того, что кто-то из второстепенных персонажей был немного похож на Рича. Прокручивая все те годы в пару секунд, Медисон удивляется тому, что смог не упустить за прошедшее время такие детали, как любимую одежду учителей, забавные письменные принадлежности одноклассниц, дни, когда почему-то сокращали количество уроков.

Он даже сидел с Роуз за одной партой на уроке истории, а на литературе – сразу за ее спиной, потому что там парты рассчитывались на одного.

– Давай завтра сходим к нему вместе? – предлагает Роуз, когда задумчивый Ричард уже собирается уходить.

– Давай, – механически отвечает он, но за этим словом не стоит ничего существенного. На завтра у Медисона совсем другие планы.

***

Автомобиль глохнет, когда до клуба остается несколько кварталов, и настроение Ричарда портится окончательно – он словно заранее знает, что завести машину не получится ни со второй попытки, ни с пятой, что все равно придется звонить в фирменный автосервис и ждать эвакуатор. Что нужно будет делать после того, как автомобиль оттянут на сервисную стоянку, Рич не представляет, но терять даже крупицы времени он себе не позволяет. Договаривается с сотрудником, что заберет автомобиль, как только тот будет готов, оплатит счет тогда же, и направляется вверх по улице пешком.

Вечер ложится на Уиллейк опавшим листом, красит в персиковый фасады домов, вспыхивает золотом в оконных стеклах и постепенно гаснет, почти на глазах сменяясь бархатной ночной тишиной, прерываемой только шуршанием шин по асфальту. Даже автомобили стараются не шуметь, крадутся мимо тихо и осторожно, спеша спрятаться за угол, и Ричард слышит звонкий стук подошв своих ботинок об послушный асфальт. На миг ощущения так обостряются, что Медисон на все сто уверен – все у него получится, ведь этот город, эта страна, этот мир создан и существует исключительно для него. Он не идет по городу, а летит, пронзая собой пространство, вырисовывающееся из мутного тумана, обретающего краски, запахи и голоса, а потом сминающегося исписанным черновиком позади.

Единственное, чего Ричарду сейчас не хватает – так это музыки, но даже она вскоре появляется, сначала вкрадываясь незаметными трелями в окружающие звуки, потом отвоевывая себе все больше пространства, а под конец вспыхивая цветными огнями мерцающей неоном вывески ночного клуба. У порога курят четверо, чуть дальше припарковано несколько автомобилей. Ричард не обращает ни на кого внимания, проходит мимо, чувствуя вибрацию басов, гуляющую волнами по полу и стенам. Он даже касается кирпичной кладки пальцами, ощущая легкую дрожь, а потом ускоряет шаг и заходит внутрь.

В первый момент звук из динамиков оглушает, но потом, когда удается в блеске диско-шаров, роняющих повсюду осколки цветных бликов, рассмотреть барную стойку и двинуться к ней, атмосфера успокаивается, становится привычной, почти знакомой. Ричард оказывается рядом со стойкой; сегодня он не узнает ее – все табуреты заняты, по ту сторону кипит яркая безостановочная жизнь, наполняются бокалы, взлетают в умелых руках шейкеры, деньги кочуют из одних ладоней в другие.

Журавлей пока не видно, зато неожиданно Рич узнает светлые волосы и точеный профиль одного из клиентов за стойкой.

– Привет, Энди! – несмотря на то, что в первый момент Ричарду хочется проигнорировать, «не заметить», но все равно зовет, и Энди оборачивается, почти незаметно вздрогнув, его губы привычно растягиваются в улыбке, но выражение лица становится испуганным, когда он узнает Рича.

– Ричард... Я не ожидал, что ты придешь, – Энди грациозно соскакивает с табурета, подходит к Медисону, чтобы не приходилось кричать друг другу. Он чувствует себя довольно свободно здесь, среди людей, где может быть уверенным, что его не изобьют и не запихнут на заднее сидение, если что пойдет не так.

– Это я не ожидал, что придешь ты, – Рич неожиданно обнаруживает в себе строгость и уверенность, которых не было еще неделю назад. – Так неожиданно исчез из моей квартиры...

– Прости, я... не хотел напрягать тебя своим присутствием с утра. Знаешь же, как это бывает, когда у тебя дома почти незнакомый человек, а ты не представляешь, что сказать, чтоб он не обиделся и ушел.

– Понятия не имею, как это, – невозмутимо признается Ричард, – ведь ты не дал мне почувствовать.

– Прости, – юноша опускает взгляд, переступает с ноги на ногу, теребит чересчур длинные рукава джемпера и тем наводит Ричарда на другую мысль.

– Кстати, куда ты дел мои часы?

– Я? Я взял их просто случайно, клянусь! – горячо заверяет Энди, поднимая взгляд – открытый и чистый, как вода в колодце ясным полднем. – Перепутал со своими.

– Разве я спрашивал, почему ты их взял? Мне интересно, где они сейчас.

– Потерял. Рич, прости, пожалуйста.

– Потерял... – Медисону приходится приложить усилия, чтоб не рассмеяться. – За сколько сотен баксов ты их потерял? Господи, я надеюсь, не меньше трехсот!

По тому, как краснеют щеки Энди, Ричард понимает, что попал в десятку. И хотя никакой выгоды из этой встречи и этого разговора уже не почерпнуть, он наслаждается небывалым чувством удовлетворения, почти таким же сильным, как было, когда он в последний раз заканчивал свою тысячу журавлей.

– Ладно, не расстраивайся, со всеми случается, – Ричард снисходительно похлопывает Энди по плечу. – Просто я считал тебя нормальным парнем.

– Я нормальный! – щеки юноши вновь вспыхивают, но сейчас Медисон понимает – дело не в искренних и сильных эмоциях, а в выпитых коктейлях. – Ты не можешь судить обо мне по одному вечеру!

– Но я должен, ведь ты не оставил мне другого выбора.

Рич видит, как меняется лицо Энди, и неожиданно чувствует холодную руку, сжимающуюся на сердце. А ведь они могли бы быть вместе при другом раскладе. Если бы Энди не исчез, если бы он оказался не тем, кем есть. Если бы Ричард не хотел от него только секса в тот вечер. Он в красках представляет себе серию свиданий с этим милым мальчиком, воочию видит, как тот опускает ресницы и улыбается, как румянец крадется по его щекам, как он впервые целует Рича.

Он ощущает себя невероятно одиноким сейчас, посреди громкой музыки и занятых друг другом людей, посреди дымных разводов под потолком, алкогольных коктейлей и цветных трубочек, мелькающих тут и там. Капкан одиночества сжимается поперек груди, и Ричарду больше не хочется ни выяснять отношения с Энди, ни вообще находиться в этом месте. Он не знает, где ему нужно быть, чтоб больше не испытывать этого мерзкого полумертвого ощущения, давящего, сгибающего спину, мутящего взгляд.

Энди что-то говорит, но Рич взмахом руки обрывает его на полуслове и разворачивается к выходу. Он почти не чувствует пол под ногами, поэтому спотыкается раза три, прежде чем дойти до выхода и вытолкнуть тело на свежий прохладный воздух. Первый глоток кислорода дается с трудом, острыми иголками режет легкие, не желает покидать их и таять паром на выдохе, но потом становится легче, и Ричард трет глаза пальцами.

«Спокойно».

Сердце стучит как бешеное, колотится неистово, Рич делает глубокий вдох, затем еще один, и еще.

«Успокойся. Все в порядке. У тебя есть, по крайней мере, друзья».

Рич хмыкает, качает головой, не думая о том, как смотрится со стороны. Друзья – надо же. Один в больнице, лучший друг, к которому Медисон даже не зашел, да тот и не настаивал. Другая постоянно упрекает и пеняет, словно Рич лично ей что-то должен.

«Скоро ты закончишь, и тогда...»

– Ричард? – осторожный голос из-за спины прерывает мысль, но Рич не оборачивается, чтобы посмотреть на Энди, и не собирается отвечать. – Слушай... Давай поговорим? – юноша смелеет, подходит еще ближе и даже касается пальцами руки Рича. – Можно?

Прикосновение длится всего секунду, но Медисон ощущает его во всех красках, словно нервные окончания обострились до крайности и ловят малейшие отзвуки эмоций в этом простом жесте Энди. Рич прикрывает глаза, гася волны тоски, расходящиеся по телу как круги на воде.

– Да зачем? – он искусственно вызывает в себе раздражение, чтоб Энди поскорее отстал. – Чего ты еще хочешь? Все в норме, ладно, парень? Я не обижен, не собираюсь рыдать или выяснять с тобой отношения, я вообще сюда не ради тебя пришел.

– Я понимаю. Просто я... ты... Мы могли бы попробовать начать сначала, – кажется, чтобы решиться на эту фразу, Энди пришлось собрать в кулак всю свою силу воли, но Ричард совершенно этого не чувствует, пропускает подоплеку мимо ушей, отмахивается от нее, как от приставучей мошкары под фонарем.

– Шутишь, что ли? У меня дела, Энди, пока.

Не дожидаясь ответа, Ричард уходит прочь от клуба, вертя в руках телефон и не зная, вызывать такси или пройтись пешком. В конце концов он выбирает второй вариант, сворачивает на соседнюю улицу, мельком обернувшись напоследок. Энди стоит у порога клуба, обхватив себя руками за плечи, но смотрит в другую сторону.

***

Без автомобиля непривычно, холодно и ветрено, дорога до дома кажется ужасающей длинной, но, благо, Ричарду есть о чем подумать. На какой-то абстрактный миг ему кажется, что только что он собственными руками оборвал, изломал и выбросил именно то, что искал, но эти мысли выдувает из головы прохладным порывистым ветром, желания становятся проще и приземленнее – попасть в домашнее тепло, заварить кофе и уткнуться в экран ноутбука. Какой-нибудь ненавязчивый фильм сейчас подойдет, самое то перед короткой ночью и новым днем поиска.

Ричард почти не удивляется тому, что на длинной дороге к дому ему попадаются его собственные бумажные журавли. Первого он замечает в нижних ветках дерева, растущего за забором, перекинувшегося через него в попытке вырваться. Почему-то сейчас находка не столько радует, сколько раздражает прямым напоминанием о зависимости, черной и цепкой, от которой поздно избавляться. Несколько других находок только усугубляют ситуацию, и Ричард с ужасом видит призрачную длань Ярого за всем, что он делает и думает.

– Хватит, слышишь, отстань! – глухим шепотом просит он, не выдерживая напряжения, проводами опутывающего нервы.

– Еще не время, – Ярый отвечает сразу же, но когда Ричард оборачивается, поблизости никого нет.

Сплюнув на тусклый асфальт, выбеленный далеким фонарем, Ричард идет дальше, но вскоре останавливается из-за неожиданного телефонного звонка. В первый момент ему кажется, что это Роуз, но номер незнаком, и Медисон с удивлением и неожиданным беспокойством подносит трубку к уху.

– Да?

– Привет, Ричи, – голос, без сомнения, принадлежит Роуз. – Извини, что так поздно.

– Ничего, я не сплю. Почему ты с чужого номера?

– Это домашний, – голос Роуз делается тише, слышится судорожный вдох и через динамик к Ричарду льется чужой страх, заставляющий цепенеть.

– Что случилось?

– Звонили из больницы, врач говорит – у него осложнения, – Роуз набирается в грудь воздуха, трубка шипит возле уха Ричарда. – Что-то... я не совсем поняла... отек мозга, что-то такое. Я так волнуюсь, Ричи!

– Так, успокойся... – облизнув губы, Ричард почувствовал себя чуть-чуть лучше. Сейчас, когда следовало проявить заботу о ком-то другом, он мог со спокойной душой забыть о себе самом. – Когда тебе позвонили? Что именно они говорят?

– Только что... ну, минут десять назад. А в том и дело, они не говорят ничего конкретного, Рич! Сказали про этот отек, но я не представляю, что это такое, что это может означать. Говорят, лучше приехать к нему.

– А его родители?..

– Думаю, уже там. Бедные, они же только перестали ночевать в соседней палате...

У Ричарда неприятно тянет под ложечкой, он снова облизывает моментально пересыхающие губы и осторожно говорит:

– Хорошо, Роуз, я понял тебя.

– Рич? Ты приедешь?

– Как только смогу, – говорит он с твердой уверенностью, и Роуз верит, успокаивается немного, прощается.

Уже потом, когда трубка брошена на рычаг, Роуз теряет все силы и безвольно падает на кровать, утыкаясь лицом в подушку. Ей страшно и мерзко из-за того, что она одна против всего мира – одна против упрямства Ричарда.

***

Ричард подскакивает рывком и обхватывает голову руками, крепко сжимает, прячась под ненадежную защиту рук от мелового лунного света, рассеивающегося сквозь плотно запертое окно по кровати, лежащего косым прямоугольником на полу. Ночь снаружи дышит морозом, ночь внутри томится пленницей в душной клетке стеклопакетов, прижимается к полу бесцветным густым туманом, стоячей водой, безвременным болотом. Ричард краем уха слышит топкий болотный звук, когда свешивает ноги с кровати и касается удивительно твердого пола – он почти верил, что босые ступни утопятся в ил по щиколотку.

Легкая прохлада кутает ноги шелковым прикосновением, дурманное марево сна сползает с головы, как драное одеяло, и Ричард потягивается всем телом. Что разбудило его, что так резко выдернуло на поверхность?

Динь-дон!

Ричарду кажется, будто это не электронный голос дверного звонка, а шепот Ярого над ухом, он резко оборачивается, но в спальне нет больше никого. Темно и тихо, он наедине с ночью, капризно искажающей звуки.

Динь-дон!

Схватив со спинки стула вчерашнюю рубашку и сунув одну руку в рукав, Ричард ощупью двигается через темный коридор, выходит в более светлую гостиную, покрытую лунно-теневыми пятнами, как далматинец, доходит до входной двери. Пальцы шуршат по металлу в поисках задвижки, наконец находят ее и останавливаются в оцепенении. Рич вдруг думает – что, если пришла Роуз? Что, если с Мартином случилось непоправимое?

– Кто там? – спрашивает он, потом вспоминает о прекрасно звукоизоляции и придвигается к замочной скважине почти вплотную: – Кто там?

– Это Энди, – глухо доносится из-за двери. – Прости, что так поздно.

– Энди?..

– Ты впустишь?

Он щелкает замком и открывает дверь, с лестничной клетки в квартиру проникает топкий оранжевый свет, по-домашнему уютный, но одновременно чужой. Энди шагает на порог, на нем тонкая, не по погоде, куртка, уже расстегнутая, под ней та же одежда, в которой он был в клубе. Ричард отодвигается еще, пропуская парня внутрь, закрывает за ним дверь и щелкает выключателем. Прихожую заливает белым светом, оба синхронно опускают глаза вниз, чтобы дать им привыкнуть.

– Замерз? Снимай куртку, поставим чайник.

– Ну ты смешной – замерз и куртку снимать, – Энди действительно улыбается, стягивает ветровку с плеч, и Ричард забирает ее, вешает на крючок. И неожиданно чувствует в углублении рукава нечто плотное, шуршащее и неуловимо-знакомое. Пока Энди не смотрит, Медисон запускает руку в складки ткани и достает слегка примятого журавля.

Сердце начинает стучать, как дробь ливневых капель об окно, заходиться в безудержном восторге – на крыле черной ручкой написан номер «989».

«Их осталось всего одиннадцать! – недоверчиво думает Ричард, украдкой перепрятывая этого журавля. – Совсем чуть-чуть!»

– Слушай, Ричи, я думал обо всем, что между нами произошло, – говорит Энди уже с кухни. – Хотел попросить у тебя прощения. Я сам, понимаешь, из не самой благополучной семьи... Ну, вообще не из благополучной. Привык жить, как получается. А ты выглядел точно таким же, как и все, вот я и повел себя с тобой, как со всеми. Я не думал, что ты окажешься...

– Каким? – Ричард безразлично пожимает плечами и заваривает чай. Ему скучно слушать Энди, он всей душой рвется на улицу, куда-нибудь, где дожидаются одиннадцать бумажных журавлей. Тянущее чувство беспокойства и нетерпение сплетает нервы в тугой клубок, Ричард даже стоять на месте спокойно не может – все равно что ребенок, ждущий первой в жизни поездки на настоящей лошади. Еще немножко терпения, капельку усилий, и он будет в седле, взирать на мир с огромной высоты, гладить лоснящуюся конскую шерсть, сжимать руками поводья...

Только теперь это будет еще лучше, чем тогда, в детстве. В десяток раз лучше!

– Разве я не сказал тебе, что это бесполезный разговор? – Медисон наливает Энди полную чашку черного чая, вверх поднимаются белые клубы, ошпаривающие воздух над собой. – Ты совсем меня не слушал. К тому же мне не интересно, с каким количеством «таких, как все» ты переспал. И вообще я сейчас занят... – Рич оборачивается, смотрит на темный циферблат: там четыре часа утра. Интересно, справится ли он за день?..

– Ричард...

– Ладно, не реви, – он улыбается, слегка касается пальцами плеча Энди, подавшегося при этом вперед. – Пей пока, а я оденусь.

Мысли хаотично путаются, когда Ричард открывает одежный шкаф. Все, что он понимает – осталось одиннадцать, а это значит, что он может закончить уже сегодня. К вечеру! Провести ночь с тем самым, ради которого и были все эти усилия, сложенные под ноги времени. Стоит только подумать об этом, как начинают бесконтрольно дрожать пальцы, словно Рич вновь превратился в школьника, сдающего первый серьезный экзамен.

Он только со второй попытки попадает в штанину, потом немного успокаивается, но только немного – чуть не отрывает пуговицу, застегивая рубашку, роняет на пол часы, не сумев с первого раза протолкнуть ремешок в петлю. Куда они поедут? Можно было бы отвести Энди домой – он наверняка пригласит на чай. А что потом – поехать в автосалон, узнать, как продвигается ремонт?

– Допил? – он заглядывает в чашку, нетерпение хлещет через край. – Ехать надо.

– Куда?

– Сперва к тебе, – Ричард отворачивается, лезет в холодильник, торопливо пробегая взглядом по полкам. Отщипывает от сырной нарезки, кусает и ставит на место яблоко, достает застрявшего между пакетом молока и стенкой холодильника журавля и проверяет номер. «990». – А потом я по делам поеду.

Энди молчит, отхлебывая чай, смотрит перед собой, и в этот момент, хотя Ричард того, конечно, не видит, решает отступить. Из него словно по щелчку вынимают стержень, на котором все держалось – уверенность, энергия, плечи, сейчас опустившиеся и поникшие.

– Мм. Ясно, – еле выдавливает из себя Энди, пока Ричард находит телефон под завалами журналов на столике и набирает службу такси.

***

День двигается вперед вместе с перемещающимися по улицам тенями, линяет в молочно-серые сумерки, окрашивается черно-оранжевым – смесью полуночного неба и фонарного света, пучками разбросанного тут и там. Атмосфера вокруг – холодная и угнетающая – совсем не совпадает с самоощущением Ричарда, и от этого он чувствует себя кошмарно. Хочется рвать и метать, бежать куда-то, ломать системы и разрушать шаблоны, и он впервые в жизни чувствует, что действительно мог бы все это сделать. Мог бы, мог бы, если бы не был так чертовски занят!

Они с Энди нашли их всех – кроме последнего.

Энди, ужасно удивленный, нашел журавля на заднем сидении такси, и Медисону пришлось соврать, что это особая квест-игра, слишком масштабная, чтобы объяснить в двух словах. Парень, вроде бы, поверил, а Ричард задумался – раньше никому, кроме него самого, не удалось найти ни одного журавля.

«Может быть, это он?» – думал Рич, но никак не мог поверить. Его запросы были совсем другими, мужчина, о котором Ричард мечтал, мог походить на Энди разве что именем. Но ведь прошлые разы тоже не всегда проходило гладко – автомобиль, который пришлось оформлять, возня с наследством... А в этот раз вообще появился Ярый, кто знает, как могло исказиться из-за этого желание и его результат.

Но судить еще рано, Ричарду осталось найти последнего, тысячного журавля.

И кажется, это будет самым сложным, потому что Рич не знает, как избавиться от постоянного ощущения поиска. Это сквозит в каждом шаге, в каждом вздохе и повороте головы – я ищу, где ты, ну найдись же!.. Он не может спокойно зайти даже в ванную – все равно думает о том, что именно там, на раковине, может раскрыть бумажные крылья последний журавль.

Но его нет ни вечером, ни ночью, ни с самого утра, когда усталого и морально выжатого Ричарда будит дверной звонок, настойчивый, будто колокол.

«Энди, как же ты задолбал», – думает Медисон, напрочь забывая о том, что вчера чуть не боготворил своего случайного напарника, чья помощь казалась неоценимой.

Однако на пороге совсем не Энди, а Роуз.

Роуз в распахнутом сером пальто в мелкую темную крапинку, Роуз с собранными в строгий учительский пучок волосами, Роуз без следа косметики на лице, выглядящая одновременно внушительной и несчастной.

– Слушай, ты! – она злится, от этого голос звучит иначе, резче и пронзительней. Будто девушка вот-вот готова разрыдаться, но сдерживается из последних сил, переливая отчаяние в злость, с которой говорит. – Если ты сейчас же не одеваешься и не едешь со мной в больницу – можешь считать, что у тебя больше нет друзей!

– Я еду, еду. Почему ты пришла так рано? Я еще спал.

– Да плевать мне, что ты делал. Ты, эгоистичный ублюдок! Мартин все время про тебя спрашивал, а ты еще и соврал мне, что приходил к нему!

– В больницу, а к нему меня не пустили.

– Да что ты, а как же меня всякий раз пускают? Одевайся, не стой столбом, ну!

Рич кивает и быстро уходит в комнату, надевает первое, на что падает взгляд. Состояние, в котором находится Роуз, передается и ему – будто только сейчас до сознания доходит то, что девушка говорила еще по телефону. Медисон далек от медицины настолько, насколько вообще возможно, но словосочетание «отек мозга», звучащее в голове испуганным голосом Роуз, не предвещает ничего хорошего.

Через три минуты он появляется, полностью одетый, с зажатым в руке телефоном, и Роуз подскакивает со стула, как на пружине.

– Моя машина в сервисе...

– Я на такси приехала, пошли скорее.

Они спускаются и садятся в автомобиль молча, и Ричард слегка приобнимает Роуз за плечи. Она кусает губы, даже не замечая этого, мнет в ладонях ремешки рюкзака, глядя, как трескается на них черный глянцевый лак. У Ричарда на языке вертится успокаивающее «все будет хорошо», но фраза так и не срывается с губ, застывает мертвым грузом, слишком сложной конструкцией. Рич и сам бы не отказался услышать это от кого-то третьего, лучше – от самого Мартина.

Больница выглядит умиротворенной: крыльцо в солнечном пятне, пробившемся сквозь низко нависшие облака, почти свободная парковка, тишина, заливающая холл, и только опасно мигающие индикаторы на щитке за регистратурной стойкой не дают забыть о том, где находишься.

Роуз проходит регистрацию, чуть кивнув поглядевшей на нее женщине, Ричард торопится следом. На третьем этаже в коридоре уже не пусто, бегают доктора с деловым видом, стараются подражать им интерны с темно-синими бейджами, а в самом конце на металлических стульях сидят родители Мартина. Их Медисон узнает еще издалека и тут же напрягается.

– Привет, Роуз, Ричард, – миссис Велмор поднимается навстречу, но сразу садится обратно, устало улыбается.

Он здоровается, и больше никто не произносит ни слова, а Ричу кажется, что три пары глаз с упреком смотрят только на него. От этого ощущения он не может избавиться даже когда боковым зрением видит, как Роуз ищет что-то в своем рюкзачке, а мистер Велмор наклоняется стереть пыльные разводы с ботинок.

Тягостное ожидание обрывается спустя десять минут, когда светло-серая дверь с металлической табличкой «331» открывается, выпуская доктора в накинутом на плечи халате. Ричард, так и не присевший на стул, тут же оказывается рядом:

– Можно туда зайти? – ему кажется, еще нескольких секунд в молчаливой компании Роуз и родителей Мартина он не выдержит, и хотя возможные упреки и осуждение друга пугают его еще больше, Рич все равно хочет к нему.

– Можно, но на вас должен быть медицинский халат, – доктор не удостаивает Ричарда взглядом, проходит к мистеру и миссис Велмор и присаживается рядом с ними.

– Возьми мой, – Роуз достает из рюкзачка сложенный в компактный сверток белый халат и расправляет его, потом накидывает на плечи Ричарду, и больше тот не ждет, заходит в палату, плотно прикрывая за собой дверь.

Мартин лежит на кровати, похожий больше на собственную тень, чем на живого человека, но он улыбается при виде Ричарда, а потом и вовсе смеется:

– Ну у тебя и взгляд, Медисон! Ты бы себя видел!

– Это ты бы себя видел! – обходя высокую тумбу, Ричард проходит вперед и плюхается на стул рядом с кроватью. – Тебе вообще кто-то зеркало показывал или они тебя жалеют? Вылитый Вин Дизель!

– Серьезно? – Мартин трогает бритую голову руками, сосредоточенно выискивая на ней какие-нибудь признаки Дизеля. – Никто еще не делал мне таких комплиментов!

– Какая жалость, ты бы уже успел побывать его дублером в каком-то фильме.

Ричард шутит из последних сил, потому что на самом деле изменившийся внешне Мартин - живое доказательство тому, что он, Рич, козел, забывший о своем друге. А также тому, что дело действительно серьезное, сколько бы Велмор тут ни улыбался и ни прикидывался, будто он в порядке.

– Март, – зовет Ричард, решаясь, – прости, что не заходил к тебе раньше.

– Роуз сказала, у тебя какой-то проект в универ, ты им занят, – друг снова улыбнулся, показывая, что не обижается. – А я думаю, что дело в другом, а? Нашел себе наконец кого-то или снова занят журавлями?

– Да... и то, и другое, – смущенно отвечает Ричард, немного расслабляясь. – Помнишь Энди? Я его недавно снова встретил, он мне такое втирал... «Давай начнем сначала» – в этом роде.

– А ты что? – Мартин заинтересованно приподнимается на локтях, но тут же с тихим стоном опускается на подушку.

– Не хочу я. Пускай других дураков ищет. Он, конечно, симпатичный, но внешность – это ведь не все, – Рич вздыхает, механическими движениями поправляет одеяло вдоль тела Мартина и неожиданно слышит бумажный шорох. – Что это у тебя там, шоколадки жрешь? – удивленно спрашивает, откидывая край одеяла.

И замирает, вмиг покрываясь холодной испариной. Рядом с локтем Мартина лежит перевернутый журавль, и Ричард даже не глядя на его крыло может сказать, какое число там написано.

– Что? – Велмор приподнимает голову уже осторожнее, фыркает снисходительно. – Ты и сюда их приволок, Рич! Мог бы научиться делать что-то посложнее – тигра там или дельфина, а то все журавли, журавли.

– Да я не... специально... – слова даются с сумасшедшим трудом. Он берет журавля за хвост, переворачивает, чтобы убедиться – этот тысячный. Последний.

На глаза Ричарду наворачиваются слезы, сердце болезненно сжимается, скручивается и расходится волнами по телу, так что руки слабеют, и журавля приходится положить на колени. Рич трет немеющие пальцы, во все глаза смотрит на Мартина – своего лучшего друга с отеком мозга, сохраняющего умение шутить и непосредственно улыбаться. Смотрит и думает, что лучше бы он был на месте Велмора, потому что с такими людьми должно случаться только хорошее.

Как он мог не замечать в Мартине тех черт характера, которые так ценил в других людях, которые искал настолько отчаянно, что вложил в желание? Так легко было дружить с ним, зная, что Март ни разу не бисексуален, но толерантен и терпим. Говорить с ним о самом откровенном, но никогда не пытаться представить его в качестве больше, чем друга.

«Почему я был таким идиотом?»

Тысяча этих и других «почему» не помещаются в голове, Ричард мнет журавля в пальцах, запихивает в карман халата, почти не соображая, хватает Мартина за руку.

– Март, Март, я вел себя ,как дурак, – шепотом говорит он. – Все будет хорошо, Мартин, слышишь? Я обещаю тебе.

– Рич, по-моему, ты переутомился, – Велмор снова улыбается, но говорит серьезно. – Иди отдохни, а?

– Да, да, мне нужно идти! – будто очнувшись, Ричард встает, озирается по сторонам. – Я зайду к тебе скоро, правда.

– Хорошо, хорошо. Я буду ждать.

Кивнув, Медисон выскакивает за дверь с пылающими щеками и слегка дрожащими пальцами. Перед ним словно открылась тайная истина, раньше скрывавшаяся за семью печатями, и осознать ее сразу никак не получается. Нужно немного больше времени, чтобы принять элементарную вещь – то, что Ричард так усердно искал, все время было фактически у него под носом. Стоило только разуть глаза!..

– Рич, все в порядке? – обеспокоенно спрашивает Роуз, и только сейчас Рич замечает, что в коридоре кроме нее никого нет. – Ты ужасно выглядишь.

– В порядке, в порядке. Где они? – он озирается по сторонам, стягивает с плеч халат, не забыв вынуть журавля из кармана, и отдает Роуз.

– Ушли с доктором Саммерсом в кабинет. Как там Марти?..

– Марти?.. О, Март отлично. Просто отлично.

– Правда? Тогда у меня плохие новости для тебя, Рич, – Роуз с силой хватает парня за плечи и встряхивает, заставляя посмотреть на себя. А потом понижает голос и практически выдыхает: – Доктор Саммерс дает ему не больше четырех дней.

@темы: Моя работа: Проза, Последняя тысяча журавлей

---

"Последняя тысяча журавлей", глава 5

ПОСЛЕДНЯЯ ТЫСЯЧА ЖУРАВЛЕЙ

Автор: Solter
Бета: Deserett
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Мистика, Hurt/comfort, Мифические существа
Предупреждения: Насилие
Размер: планируется то ли Миди, то ли Макси

Глава 5.

– Ярый? – переспрашивает Рич. – Что это еще за…

– Тшш, – палец с черным лаком на ногте и кольцом в виде языка пламени прижимается к проколотым в двух местах губам, и это выглядит настолько неприятно, что Ричард послушно затыкается...

– Ярый? – переспрашивает Рич. – Что это еще за…

– Тшш, – палец с черным лаком на ногте и кольцом в виде языка пламени прижимается к проколотым в двух местах губам, и это выглядит настолько неприятно, что Ричард послушно затыкается.

Молчит он и пока изучает внешность Ярого. Темно-русые волосы, спереди беспорядочно выкрашенные частично в пшенично-золотой, частично в кричаще-салатовый – пряди в лучах света такие яркие, что больно смотреть. Пирсинг буквально повсюду: кроме двух шариков на губах Рич замечает еще тонкое кольцо в носу, трижды пробитую бровь, увешанные гроздями колец уши. И все это цветное, пятнистое, аляповатое, если не сказать - безвкусное. Несомненно, в толпе такой, как Ярый, собирает на себе взгляды гроздьями, ведь фрики всегда привлекают внимание.

Хотя Рич все еще не понимает, кто перед ним стоит, он решается спросить о другом:

– Почему ты так странно выглядишь? – он кивает в сторону Ярого, имея в виду не только лицо и волосы, но и одежду, которая контрастирует со всем остальным так разительно, как только можно. На Яром черная рубашка с длинными рукавами и отглаженными манжетами, черные брюки с прямыми, как лезвие ножа, стрелками. А обуви на нем нет вовсе, и его ступни выглядят совершенно обычными, ничем не примечательными.

– Ты хотел спросить, почему ты видишь меня таким? – Ярый облизывает губы, его язык тоже проколот.

Ричард неопределенно пожимает плечами, и Ярый садится на постель, поджав под себя ноги. Распрямляет складки на покрывале рядом с собой, разглаживает неровности, доводя небольшую поверхность ткани под рукой до идеального вида, а потом поднимает голову и из-под цветной челки смотрит на Рича.

– Я фэйе, Ричи, – голос у Ярого теплый и заботливый, немного снисходительный, словно он разговаривает с душевнобольным.

– Как это? – Медисон будто принимает игру в доктора и пациента, он говорит немного жалобно и растерянно. – Как в ирландской – или какой там – мифологии?

– Да нет же, там фейри, а я – фэйе, – Ярый закатывает подведенные черным глаза, будто вещи, о которых они говорят, очевидны для каждого. – Если хочешь, мой невежественный друг, считай меня демоном.

– Смешно, – фыркает Рич, думая, что не хватает лишь рогов для полного каламбура.

– Действительно? – теперь голос Ярого подобен плеску воды в озерной проруби – такой же холодный, с острыми краями и неизведанной глубиной. Ярый поворачивается к Ричу всем телом и смотрит на него в упор, и только тогда Медисон замечает, какие у него глаза – неясного морского цвета, немного пьяные и наглые. – Ты смелый парень, Ричи. Смелый, но недалекого ума. Позволь же мне немного очистить склеп твоего разума от паутины неграмотности. А ты, будь так любезен, сиди и внимай, перебьешь хоть раз – сам виноват.

Ричард кивает, а в его груди нарастает тревога, раскручивает свою спираль беспокойство и предчувствие беды. Рот моментально пересыхает, и парень с трудом сглатывает, но умудряется не произнести ни слова. Ярый, будто воочию проследив за всем этим, удовлетворенно наклоняет голову.

– Твои журавли разлетелись, мой юный волшебник. Разлетелись вокруг тебя и попрятались кто где, они не хотят больше исполнять твоих желаний и подчиняться твоей воле. Но твоя задача проста – найди их, и желание исполнится, и снизойдут на тебя все блага земные... точнее, идеальный мужик. Нет, ну надо же! – вся торжественность пропадает из голоса Ярого, когда он всплескивает руками и ударяет ладонями о кровать. – Не вечный двигатель, не неиссякаемый источник энергии, не реликтовый артефакт – а мужик!

– Не мужик, а любовь всей жизни, – зло перебивает Ричард, забывая о предупреждении.

– А-а-а, ну тогда другое дело! – Ярый смеется, и звук его смеха отдает потустороньщиной, так что по загривку Ричарда скользит неприятный холодок.

– Где же мне искать? – спрашивает он лишь для того, чтобы фэйе перестал смеяться.

– Повсюду. Везде и нигде. Ты не можешь их искать, ты можешь только находить. Понимаешь? Если сейчас ты пойдешь и заглянешь в холодильник, ища журавлей, их не будет там. Если ты захочешь есть и пожелаешь достать из холодильника пудинг – скорее всего, журавль там найдется.

– Бред...

– Желаю удачи, юноша, – насмешливо соглашается Ярый. – Ах да, чем больше ты найдешь, тем сложней будет искать остальных. Такая занимательная фэйская игра с людьми, – демон снова улыбается, крутит на пальцах кольца, проворачивая их вокруг оси. – Конечно, в любой момент ты можешь бросить это дело.

– А что мне делать, когда...

– Тшш, – палец снова прижимается к губам, Ярый встает на ноги. Теперь он не босой, на нем появились черные глянцевые ботинки с высоким голенищем и шнуровкой по всей длине. Шнурки на них розового цвета. – Твоя проблема, – он мотает головой, золотистый и салатовый в его волосах сливаются в одно. – Не моя.

После этих слов Ярый исчезает, резко и безо всяких спецэффектов, но оттого это выглядит еще внушительнее, так что у Ричарда на миг замирает сердце, а потом заходится бешеным стуком.

***

Кое в чем Ярый действительно оказывается прав. Ричард, убедившись, что остался в одиночестве, встает с кровати и сразу же едва не наступает на бумажного журавля с номером 1 на крыле. Подняв его за хвост, парень думает, мог ли он случайно не заметить этого одного раньше, но понимает, что с этим так просто не разобраться. Шлепая босыми ногами по полу, он относит этого единственного журавля в кладовку и неожиданно обнаруживает там еще одного – с номером 2.

Довольно скоро Ричарду удается понять этот замысловатый принцип, и, совершая нехитрую работу по дому, он натыкается на творения своих рук постоянно, за три часа собрав их несколько дюжин. Увидев, что все на самом деле не так уж страшно, как казалось раньше, Рич чувствует уверенность в себе и прилив сил, и решает пообедать в каком-нибудь кафе, чтобы не заказывать еду на дом.

В «Ягуаре» сразу четыре журавля, но когда Рич заглядывает в багажник, надеясь, что там будет еще хотя бы один, он ничего не находит. Мысленный настрой немного сбивается, но Медисон по-прежнему старается не думать об этом – он едет обедать и точка. По пути он даже звонит Роуз, приглашая ее в кафе, и она соглашается.

– Ты ездил к Мартину? – опускаясь за столик напротив Ричарда, спрашивает девушка. Она выглядит почти неузнаваемо с распущенными волосами и ярким маникюром на ногтях: Рич привык видеть ее кем-то вроде своего товарища, почти не замечая за этим образом сути.

– Еще нет, – Рич прикрывается бокалом пива и опускает взгляд в тарелку.

Не об этом он хотел бы поболтать с подругой, упоминание Мартина заставляет чувствовать себя виноватым, но Рич все еще не знает, что ему делать в больнице рядом с бессознательным Велмором. А если тот уже очнулся, наверняка к нему не пускают никого, кроме родных. Ну а если пустят – что Рич скажет? «Прости, Март, это все из-за меня?» Нет, Медисон не думает, что виноват, но...

– Он идет на поправку. Я уже с ним разговаривала и он спрашивал о тебе.

– Что ты сказала?

– Что ты занят. И появишься, как только сможешь. А знаешь, что он на это ответил?

Ричард поднимает взгляд и сжимает губы, опасаясь услышать то, что Роуз может произнести.

– Спросил, как ты себя чувствуешь и все ли с тобой в порядке, – девушка не смотрела на Ричарда, размешивая сахар в чае, но даже в ее голосе слышался горький упрек. – Ты мог бы хоть позвонить ему, Ричард. Его стукнули бутылкой прямо у твоего подъезда, а выглядит так, словно тебе на это наплевать.

– Это не так.

– Вот и докажи, что это не так!

Несколько секунд Рич пристыженно молчит, а потом отодвигает соседний стул, чтобы между ним и столом образовался проход, и поднимается:

– Я сейчас вернусь.

Он уходит к темно-шоколадной двери туалета, злой и рассерженный, с бездонным колодцем из чувства вины, поместившимся в груди. Остановившись перед зеркалом, Ричард открывает воду и тщательно вымывает руки, думая о том, что должен хотя бы позвонить Мартину как можно скорее. А уже потом и приехать, может даже вместе с Роуз, чтобы не мотаться по больнице в одиночку, ища, где нужная палата.

Решив так, Ричард закрывает кран и стряхивает капли с рук, берет из соседней раковины ожидающего там журавля и запихивает его в карман.

– Кстати, забыл предупредить, – Рич дергается, видя в зеркале отражение Ярого, появившегося прямо за спиной. – Не трать на это слишком много времени. Кто знает, как далеко они залетят?

– Что? Как далеко?

– Сейчас они где-то на расстоянии квартала от твоего дома, понимаешь? Квартал на юг, на запад, на север и на восток. Но время течет, все меняется, у журавлей крылья чешутся полететь куда-то еще. Уверен, совсем скоро тебе придется колесить по всему городу.

– Уильям-Лейк не такой уж большой, – хмуро говорит Ричард, злясь из-за того, что демон не рассказал этого раньше.

– Да-да, штат Нью-Йорк тоже небольшой, если так посмотреть. Сравнительно с Монтаной и Техасом – так вообще маленький, – Ярый в зеркале хлопает Ричарда по плечу, а тот не ощущает этого прикосновения, но все равно холодеет. – Приятного аппетита! – с этим пожеланием фэйе исчезает, но парень еще некоторое время поворачивается попеременно то к зеркалу, то назад, к дверям кабинок, чтобы убедиться – здесь больше никого нет.

Возвращается за столик он в еще более нервном состоянии, чем уходил, и это не укрывается от проницательного взгляда Роуз.

– Что случилось, Ричи?

– Да так, – он облизывает губы, не зная, какими словами выразить произошедшее. – Мне позвонили и кое-что неприятное сообщили. Похоже, в ближайшее время я буду чертовски занят.

– Поня-а-атно, – тянет Роуз, и ее обеспокоенное выражение лица сменяется равнодушным.

– Я серьезно, Роуз! – сжимая ладони в кулаки доказывает Медисон. – Я позвоню Мартину, как только смогу. И зайду к нему обязательно, он все-таки мой друг.

– Это ты его друг, а не наоборот, – девушка поднимается и собирается уходить, а у Ричарда нет никаких сил, чтобы ее остановить. Он чувствует ее правоту, отзывающуюся обидой и виной, но не может объяснить, на что именно будет тратить время. Даже если бы Роуз поверила в волшебство журавлей, все равно не стала бы думать о Ричарде иначе. А он ведь не врач, с его отсутствием или присутствием состояние Мартина не изменится, зато времени в больнице он может потратить достаточно много.

«Я бы мог найти журавлей и там», – думает Ричард и тут же понимает – нет, теперь вряд ли. Стоит подождать, пока мысль о поиске покинет его голову, иначе все без толку.

***

– На что ты сердишься?

На новое появление Ярого рядом Рич уже почти не реагирует, только чуть вздрагивает от звука его голоса, мягкого, как пуховое одеяло. Он медленно ведет машину, освещая фарами подъездную дорожку от университетской библиотеке. Здесь, в трехэтажном здании, библиотека занимает одно крыло и открыта почти до самой ночи, так что Ричард успевает взять несколько книг домой, а заодно и забрать с ближайшей полки журавля. Он огорчен, потому что, будь у него больше времени, книги можно было бы читать прямо здесь, увеличивая шансы на новые находки.

– Нет, серьезно. Глупо верить, что всю жизнь всё будет идти тебе в руки, стоит только захотеть.

– Да заткнись ты.

– Почему я должен заткнуться? Считаешь, это я усложнил тебе задачу? Ну и дурак, – Ярый легко взмахивает кистью, кольца сверкают своим собственным внутренним светом. – Я наоборот тебе помог, объяснив, что произошло.

– Ты только и можешь, что издеваться. Не мог рассказать обо всем сразу?

– Не мог. Не мог, Ричи. Подумай, что, если я вообще не должен был давать тебе подсказки?

– Ты сам сказал, что это фэйская игра.

– В людей. Игра в людей.

– И много в ней участников? – Рич не хочет спрашивать, но слова вырываются изо рта невольно, он пытается поймать их, сжимая челюсти, но уже поздно.

– Все, – Ярый смеется своим необычайным смехом, вскользь касается пальцами волос Ричарда, заставляя того пригнуть голову, и пропадает.

Медисон некоторое время едет спокойно, а потом, словно в него злой дух вселился, яростно жмет на клаксон, оглушая окрестности пронзительным сигналом, не прекращающимся добрых полминуты. Потом немного успокаивается, тормозит у обочины и, опираясь руками на руль, кладет голову на запястья. Ему страшно и нестрашно одновременно, разобраться в сумбуре чувств Ричард просто не может и все, что остается ему, – делать что собирался.

Он трогается с места, думая, что может все бросить. Так, словно никогда не было никаких журавлей, остаться при деньгах и квартире, а с личной жизнью разобраться уже самостоятельно. В этом решении Рич на удивление тверд и уверен, но ровно до того момента, как в лифте обнаруживает очередного журавля.

«Он не оставит меня в покое», – думает Медисон, рассматривая бумажную фигурку.

***

На следующий день начинается дождь, и город за панорамным окном в гостиной сереет и выцветает буквально на глазах. Погода, в которую Рич предпочел бы остаться дома, устроиться на полу перед этим огромным прямоугольником, здесь обедать и ужинать, перемежая праздное ничегонеделанье с чтением книг и серфингом в интернете. Еще он мог бы позвать Мартина, как делал это раньше, когда еще жил с родителями, но сейчас мысль о Мартине доставляет только беспокойство. Ричард пробует звонить ему, но телефон не отвечает: скорее всего, доктора просто не разрешают Велмору им пользоваться.

С нескрываемой тоской Ричард думает, как и где будет охотиться на журавлей сегодня. В доме он по-прежнему натыкается на них то в ванной, то на кухне, но теперь это единичные случаи, и Рич понимает – совсем скоро все станет еще сложнее. Пожалуй, ему стоит отправиться в университет, потом заехать повидать родителей, а потом показаться в каком-нибудь баре, пропустить стаканчик, с кем-нибудь познакомиться. Не слишком обширный план, но это все, на что сейчас Рич способен.

– Интересно, ты слышишь, что я говорю? – стоя напротив окна, в пустоту интересуется Ричард, и на стекле появляется смутное отражение Ярого, словно он только и ждал, пока его позовут.

– Хочешь узнать, слышу ли я, что ты думаешь? – лукаво интересуется он, сверкающие пирсингом губы растягиваются в полуоскале.

– Вряд ли, ты бы тогда обиделся. Какая тебе выгода от всего этого?

– От того, чтобы слышать мысли? – фэйе наивно хлопает глазами, но остатки улыбки, затаившиеся в его губах, выдают настроение с потрохами.

– Ты ослепительный, – неожиданно говорит Ричард, разворачиваясь лицом к Ярому. – Твои волосы, – объясняет он. – Ты не выглядишь из-за них грозным или каким там... мистическим. Таинственным. Как бы... потусторонним.

– А как же выгляжу? – Ярый приподнимает бровь и скрещивает на груди руки. Одежда на нем точно та же, что и вчера, только кольца на пальцах выглядят иначе, но Ричард не успевает рассмотреть их, переводя взгляд с рук на лицо фэйе.

– Ну, я уже сказал. Необычно. Многим наверняка ты бы показался привлекательным.

– Потому что я и есть привлекательный, – теперь голос Ярого полыхает сталью, непоколебимой уверенностью проповедника, ведущего за собой целые толпы. И Ричард не удерживается, чувствуя себя этой толпой, покорной и восторженной. Именно с этими эмоциями он шагает навстречу Ярому, повинуясь завлекающему движению его пальцев, оказывается в его руках уже не в переносном, а в самом прямом смысле.

Он ясно видит, что сейчас происходит нечто необъяснимое, страшное и запрещенное, и он как никогда четко понимает смысл древней фразы – запретный плод сладок. Как сладкие губы демона.

Как завлекающий взгляд фэйских очей.

Как лишающие воли прикосновения пальцев.

Как невесомость, которую Рич чувствует, когда из последних сил отстраняется и отходит назад к окну, будто пьяный.

«Ты этого хотел, – проносится в голове, и Ричард не может определить, кому принадлежит эта мысль, – получай!»

– Ты этого хотел, – вслух повторяет Ярый, облизывая губы. Ричард слышит стук металлических шариков пирсинга друг о друга.

– А я всегда получаю, чего хочу, да? – невесело отзывается Медисон.

Фэйе не отвечает, только подходит на шаг и касается пальцами волос Рича, как уже делал. Теперь в этом жесте чувствуется покровительство.

***

Спустя четыре дня Мартин наконец берет трубку. Рич радуется, слыша его голос, широко улыбается, когда понимает, что в нем нет ни осуждения, ни презрения, которые предсказывала Роуз. Чувствуется, что Мартин устал, но ноты свежести в его речи красноречиво свидетельствуют о том, что он действительно выздоравливает. Да и новостями из университетской жизни Март интересуется очень живо и неподдельно.

– Когда они собираются наконец отпустить тебя домой, Велмор? – спрашивает Ричард, откладывая кусок тоста, приготовленного мамой.

– Черт их знает. Точно не говорят, но я лучше пока тут полежу, таким страшным не хочу на людях показываться, – несмотря на то, что Мартин смеется, становится понятно – ему сейчас несладко.

– Каким еще страшным? – не подумав, удивляется Рич и тут же прикусывает язык – наверняка это один из тех вопросов, которые лучше было бы не задавать больному другу.

– Стриженым, – Март чуть слышно вздыхает. – Меня даже родные не узнают, а в универе наверняка подумают, что я кого-то вместо себя подослал сдавать экзамены.

Хотя Велмор после этих слов смеется и Ричард тоже улыбается, они оба понимают, что на самом деле здесь мало веселого. Рич снова чувствует укол вины, ему хочется рассказать Мартину о том, почему он все еще не был в больнице, но Ярый уже успел предупредить, что о нем лучше молчать. Никто, кроме самого Медисона, не сможет его увидеть, поэтому и знать никому необязательно. «Ты же не хочешь выглядеть идиотом?» – спросил тогда Ярый, и Рич кивнул в ответ.

– Брось, тебя же не за волосы любят, – кое-как скрывая истинные эмоции, отвечает Ричард и спешит перевести тему в более спокойное русло.

Они говорят о Роуз, об университете, немного о книгах – Мартину нельзя напрягать глаза, поэтому он пока ничего не читает и даже к экзаменам готовиться не может. О многих вещах, так что Ричард почти забывает, в каком положении находится каждый из них, и под конец, когда приходит время прощаться, говорит легко соскользнувшее с языка «увидимся». А потом думает, что нужно будет выкроить время и зайти, раз к Велмору теперь пускают всех подряд, но сначала он поднимется в свою комнату и заберет кое-какие оставшиеся вещи.

Запас журавлей постепенно увеличивается – регулярно, но крайне медленно.

@темы: Моя работа: Проза, Последняя тысяча журавлей

---

"Последняя тысяча журавлей", глава 4

ПОСЛЕДНЯЯ ТЫСЯЧА ЖУРАВЛЕЙ

Автор: Solter
Бета: Deserett
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Мистика, Hurt/comfort, Мифические существа
Предупреждения: Насилие
Размер: планируется то ли Миди, то ли Макси

Глава 4.

Лишь к середине следующей недели Рич вспоминает, что когда-то самому себе обещал устроить грандиозную вечеринку для всех друзей, приятелей и просто знакомых, каких только удастся собрать. Это воспоминание приходит неожиданно и бьет в головку, как игристое вино, так что Ричард нетерпеливо доделывает еще одного журавля, ставит на нем номер, а потом торопится к ноутбуку, чтоб поговорить через Skype с Мартином. В одиночку Медисону всего этого не провернуть, а вдвоем с таким ответственным человеком, как Март – запросто.
..

Лишь к середине следующей недели Рич вспоминает, что когда-то самому себе обещал устроить грандиозную вечеринку для всех друзей, приятелей и просто знакомых, каких только удастся собрать. Это воспоминание приходит неожиданно и бьет в головку, как игристое вино, так что Ричард нетерпеливо доделывает еще одного журавля, ставит на нем номер, а потом торопится к ноутбуку, чтоб поговорить через Skype с Мартином. В одиночку Медисону всего этого не провернуть, а вдвоем с таким ответственным человеком, как Март – запросто.

По счастливой случайности Велмор оказывается в сети, и уже через полминуты его лицо разворачивается на весь экран Ричардового ноутбука.

– Как насчет вечеринки, Мартин? – безо всяких приветствий говорит Рич. Ажиотаж, который он сейчас испытывает, не дает ходить вокруг да около, поэтому он сразу же продолжает: – Подумал, что можно было бы устроить это у меня на крыше, чтобы квартиру не загадить. Как ты думаешь?

– Начнем с того, что крыша официально не принадлежит тебе и ты не имеешь права ею распоряжаться. И потом – что ты станешь делать, если кто-нибудь упьется в хлам и упадет вниз? А еще музыка, ее же будет слышно во все стороны, обязательно кто-нибудь вызовет копов, так что вечеринка твоя продлится, самое большее, полчаса.

– О-о-о, ну началось! – устало стонет Ричард и закатывает глаза. – Так и знал, что ты не оценишь. Почему ты ищешь проблемы, а не возможности, а, Мартин? Я хотел собрать друзей, устроить всем праздник...

– Вот друзей и собери. Их у тебя не так много, чтоб не поместиться в квартире, где есть звукоизоляция.

– Значит, только в этом проблема? В громкой музыке? И чтоб никто не упал с крыши?

– Только в этом, – с сомнением соглашается Март. – Так-то делай, что захочешь, но об осторожности не забывай. И с соседями тоже лучше не ссориться, тебе в этом доме еще жить.

– Хм, – Ричи ненадолго замолкает, закрываясь пальцами в волосы и рассеянно потягивая пряди от корней до кончиков. – Я уж как-нибудь придумаю. Вообще-то хотел, чтоб ты мне помог, но если ты так категорично настроен...

– Я всегда так настроен, когда в чью-то голову приходит глупая мысль. Вечеринки мне нравятся, я бы пришел.

– Ладно, – настроение у Медисона снова взлетает вверх. – Тогда я все устрою, а ты только придешь пораньше. Как насчет этой субботы?

– Валяй, – со вздохом отвечает Мартин. – Суббота так суббота. Не забудь позвать Роуз, она и так обиделась, что ты не попрощался с ней в клубе.

Рич не собирается кого-либо забывать, наоборот, он хочется сделать эту вечеринку самой выдающейся за год, хочет, чтобы она осталась в памяти гостей дольше, чем до следующих выходных. Хочет получить наконец свою долю признания среди одногруппников, и среди старшекурсников, да и всего университета в целом. Ведь разве он, Ричард Медисон, этого не достоин? Пока что на его долю выпадает только зависть и негодование, вызванное не только хорошими оценками, но и внешним видом автомобиля, на котором он обычно приезжает на лекции, поэтому самое время показать людям, что Рич – обычный человек, готовый делиться тем, что сам имеет.

Ему кажется, что это лучший вариант, который только можно придумать. Кажется, будто репутация, о которой он так мечтает, зависит именно от подобных поступков. Ричард не психолог, он не дает себе труда задумываться обо всех этих вещах глубже и серьезнее, поэтому давайте и мы позволим ему до поры до времени обманываться и жить фантазиями.

***

Век доступного интернета делает организацию любого мероприятия втрое не таким тяжелым делом, каким оно было двадцать лет назад, и это Ричард успел ощутить сполна. Он разместил в сети рекламу – всего лишь текстовое сообщение с прикрепленной для привлечения внимания картинкой; через тот же интернет заказал еду и напитки, которые привезли прямо под дверь, чтобы Рич не напрягался; скачал из сети несколько гигабайт музыки, собираясь на досуге разобрать ее и выделить самые интересные треки, но так этого и не сделав.

Роуз предлагала украсить квартиру или хотя бы ее часть шариками и цветными растяжками, но Рич, хорошо поразмыслив, отмел эту идею – все равно смотреть никто не будет, а мусора потом убирать вдвое больше придется. Впрочем, Медисон сразу решил, что уборкой заниматься не станет: для этого у него уже был сохранен номер клининговой компании, чьи специалисты сделают все гораздо быстрее и лучше.

Мартин приезжает первым, как и обещал. На пороге он появляется в одиночестве, хотя Ричард на все сто уверен, что Роуз будет с ним. Отсутствие девушки немного удивляет Рича, но долго внимание на этом не задерживается: до начала остается минут сорок, а доставленную из кафетерия еду еще следует разложить по тарелкам и удобно устроить на столе.

– Выпивки у тебя хватит? – интересуется Мартин, заглядывая в холодильник, заполненный доверху.

– В шкафу есть еще. И в гостиной возле окна два ящика пива, видел? Терпеть его не могу, но вдруг кто-то будет.

– Наверняка будет. Кого ты пригласил?

– Ну-у... – Рич задумчиво трет подбородок, прищуриваясь. – Много кого. Всю нашу группу, и несколько еще других. Скинул объявление на сайте университета, кто угодно мог его увидеть, так что... – он разводит руками, улыбаясь. – Неизвестно, кто придет.

– А кого из них ты собираешься нагнуть? – напрямик спрашивает Мартин, заставляя Рича удивленно вскинуть брови.

– Вот сейчас я не понял, – парень опирается о стол руками, хотя больше всего на свете хочется скрестить их перед собой, защищаясь от чересчур серьезного выражения лица друга.

– Я же понимаю, зачем обычно устраивают такие пати, – Март обводит взглядом гостиную. – Что-то отпраздновать, но сейчас нет никаких событий и до твоего дня рождения тоже далеко. Либо ради простого развлечения – но я прекрасно знаю тебя, Ричард, и это точно не о тебе. Остается последнее – хочешь кого-нибудь напоить и затащить в постель. Лучше всего это делать, когда вокруг много людей, выпивки и шума, так что... я просто надеюсь, что ты выбрал не меня.

– Да я вообще!..

– И не Роуз! – коротко перебивает Мартин.

– Говорю тебе! Я не собираюсь никого никуда тащить, вот увидишь! Правда, Мартин! – видя, что Велмор все еще не верит, Рич всплескивает руками. – Просто я дал себе такое обещание, что если журавли в четвертый раз срабатывают, я устраиваю эту вечеринку. Честное слово.

Мартин некоторое время молча смотрит Ричу в глаза, а потом кивает, и у Медисона будто камень грохается с души.

Гости прибывают волнами, словно собираясь внизу у подъезда одной большой группой и только потом поднимаясь наверх. Таких групп четыре или пять, все они появляются на протяжении трех часов, и вечеринка, которая начинается, как собрание интеллигентной молодежи, бродящей с бокалами шампанского в руках и беседующей о пустяках, постепенно превращается именно в то, чем Ричард хотел ее сделать. Громкость музыки растет, количество людей увеличивается, и вскоре никому уже нет дела до бокалов, у каждого в руках бутылка с его любимой выпивкой или большой стакан с коктейлем.

Ричард протискивается между двигающимися телами полупьяных студентов, замечает краем глаза напрочь оккупированный парочками диван, смотрит на танцующую на барной стойке первокурсницу, а потом сворачивает на кухню. Здесь тоже громко и тесно, Медисон не узнает почти никого из присутствующих: кажется, в самом начале вечера он еще видел группку знакомых, но потом они рассеялись по квартире, смешались с незнакомыми парнями и девушками, а потом алкоголь развязал им руки и языки, сделав похожими на всех других. На лицах вокруг Ричи замечает праздник, но он заключается вовсе не в удачной вечеринке, не в классной музыке и приятной атмосфере. Все куда прозаичнее – бесплатная еда и свободная выпивка привлекают людей, и Медисон понимает, что мало кто из них понимает, кому принадлежит квартира, кто устроил все это веселье и кого следует за него благодарить.

Все идет совсем не так, как Рич задумывал, и теперь он ищет Мартина, чтобы узнать его мнение, но Мартина нигде нет.

«Неужели занял мою спальню? – с сомнением предполагает Ричард. – А ведь сам предупреждал, чтобы я этого не делал...»

– Ричи!

Сквозь плотный слой музыки, застилающий уши, он все-таки слышит зовущий его голос. Разворачивается в поисках источника и совсем скоро обнаруживает сидящую на корточках у входной двери Роуз. С первого взгляда ясно, что она себя неважно чувствует, и Рич опускается рядом, отводит пряди темных волос с лица девушки, пытаясь заглянуть в глаза.

– Тебе нехорошо? Пойдем в ванную?

– Я уже была, – Роуз слабо улыбается. – Я хочу выйти на улицу, Рич.

– Давай, – он кивает и медленно поднимается, утягивая хрупкое тело Роуз за собой. – Я вызову для тебя такси.

– Спустишься со мной? – она выглядит бледной и больной, так что Ричард безо всякого сомнения кивает. Здесь и так никто не знает, что именно он – хозяин квартиры, поэтому с его отсутствием ничего не изменится.

Около лифтов Роуз чувствует себя немного лучше, но все равно устало держится за плечо Ричарда, грустно и немного смущенно смотрит в сторону, время от времени поднося ладонь к губам и вытирая их, словно пытаясь очистить от налипших крошек. По ней видно, что она выпила слишком много и ее не зря потянуло в ванную – это и неудивительно, алкоголя в самом деле было в достатке, потому что многие приносили бутылки с собой, либо выставляя их на общий стол, либо делясь только со своими приятелями. В другое время Рич бы этому факту обрадовался, поняв, что ребята не пытаются его разорить, но сейчас он только хмурит брови: кто теперь скажет, что именно Роуз пила? Что вообще могли принести в его квартиру?

«Черт, надеюсь, обошлось без наркотиков», – думает Медисон, пока лифт лениво спускается до первого этажа. Искоса глядя на Роуз, парень пытается определить, могла ли она принять какие-нибудь таблетки или что-то вроде того, но в конце концов решает, что не могла. Слишком прямо она держится, да и непохоже, что она не в себе. Просто девушке плохо, Роуз ведь не привыкла к подобным развлечениям – Ричард не помнит, чтобы она много пила даже на выпускном.

– Тут гораздо лучше, – шагая из двустворчатых дверей подъезда на улицу, говорит Роуз.

Ричард кивает, замечая неподалеку небольшую компанию молодых людей: кое-кого он видел у себя совсем недавно, теперь они стояли и курили, держав в руках пивные бутылки и негромко о чем-то переговариваясь. На миг ему делается обидно – похоже, это те, кому вечеринка пришлась не по вкусу, так что они решили уйти гораздо раньше всех остальных. Рич и сам понимает, что высшего пилотажа, как он хотел изначально, не получилось, но ведь каждый способен найти себе развлечение, когда рядом полно людей и выпивки!

– Мама будет в ярости, – бледно улыбаясь, говорит Роуз, а потом опускается на низкую парковочную оградку. – Я еще никогда не появлялась дома среди ночи в таком состоянии. И вообще... я не была в таком состоянии, – она виновато поднимает темные глаза на Ричарда и объясняет: – Это была текила. Слишком много.

– Ничего, ты выглядишь неплохо, – парень легко хлопает Роуз по плечу и вызывает такси, а потом, когда машину пообещали через семь минут, добавляет: – Можешь сказать им, что тебе просто стало скучно, а от громкой музыки заболела голова.

– Это будет не совсем ложь, – кивает Роуз, а потом неуверенно говорит: – Ты прости, Ричи, но все эти люди... Никогда бы не сказала, что у тебя столько друзей.

– Они вовсе не мои друзья.

– Тогда что они все делают в твоем доме? – она непонимающе пожимает плечами, рассматривая носки собственных туфель. – Слетелись на бесплатные развлечения, вот и все. Я не знала, что тебе нравятся такие мероприятия, и Мартин, кстати, тоже были удивлен.

– А где он сам? – нейтральным голосом спрашивает Ричард, решая не спорить сейчас насчет того, кому что нравится.

– Ох, пошел за минералкой, – она прикусывает нижнюю губу. – Твою всю уже выпили, а у воды из-под крана какой-то странный привкус.

Ничего ответить Рич не успевает, ведь темный автомобиль со светящейся оранжевым надписью «Такси» останавливается почти вплотную к ним. Роуз торопливо прощается, садится на заднее сидение и немного приоткрывает окно, чтобы пропускать в салон воздух. Машина отъезжает, мигая габаритными огнями. Провожая ее тяжелыми мыслями, Ричард некоторое время стоит на месте, пряча мерзнущие руки в карманы толстовки, потом разворачивается и напарывается на четыре обращенных к нему взгляда, не сулящих ничего хорошего.

Теперь Медисон может рассмотреть этих парней подробнее. Старшекурсники, один из них точно состоит в хоккейной сборной университета, а другие наверняка от него недалеко ушли. Короткие стрижки, жесткий недружелюбный взгляд, расстегнутые куртки, бутылки в руках – здесь пили, оказывается, не только пиво, но и водку, прямо из горла. Бутылку явно стащили со стола на вечеринке, но сейчас это заботит Ричарда меньше всего.

Несмотря на то, что Рич достаточно зол и обижен на людей и жизнь и ему хочется высказать пару ласковых в адрес этих нахлебников, он все-таки решает пройти мимо, но на него в кои-то веки обращают внимание.

– Эй, ты! – не слишком оригинально зовет один из группы, выступая веред и указывая на Рича рукой с недопитой бутылкой. – Много бабок в пати угрохал?

Недовольно кривясь, Рич пожимает плечами и быстрей двигается к подъезду. Ему совсем не улыбается оставаться одному против четырех, поэтому он даже рта не раскрывает, чтобы ответить. Но ответа от него, по-видимому, и не ждут, потому что в плечо врезается рука и Рича грубо разворачивают, силой заставляя остановиться.

– И еще ты задолбал приезжать в универ на крутой тачке.

– Отвали от меня, – Рич пытается придать голосу уверенности, но неконтролируемый страх, поднимающийся из глубин сознания, уже закрался в голосовые связки и выходит наружу вместе с воздухом, обкатываясь во рту, где язык с зубами тщательно формируют звуки. Ричард еще надеется на то, что эти действительно отвалят, но уже знает – так просто встреча не закончится.

Бывает так, что люди просто хотят подраться. И не в том смысле, что вступить в бой, насладиться сражением и победить – нет, им просто нужно кому-нибудь навалять, чтобы почувствовать собственное превосходство. В такое состояние определенный тип людей легко повергается с помощью алкоголя и пары-тройки напутствующих фраз, и уйти от драки можно только одним способом – бегством. Иных вариантов просто не существует: вы не договоритесь, вы не успокоите его словами, вы не запугаете его угрозами. А уж когда их четверо...

В общем, шансов у Рича немного, он сам это понимает, поэтому, повинуясь только что открывшемуся инстинкту, тянет время, надеясь выиграть кроме лишних секунд еще какой-нибудь шанс.

– Он ту машину выиграл по конкурсу, – неожиданно в неклеящийся диалог встревает «хоккеист». В первый момент Ричу кажется, что он принимает его сторону, но тут же приходится убедиться, что это не так. – Типа самая высокая успеваемость среди студентов, прикинь.

– Модный типа? – Ричарда толкают обеими руками, и он отступает назад, чтобы не упасть.

– Папаша подсуетился? – еще один толчок, уже более грубый, за которым следует короткая и злая вспышка смеха.

– Или сам кому зад полизал?

Издевательский тон заставляет Ричарда плюнуть на страх и нанести удар первым. Он где-то слышал или читал, что если нет другого выхода – лучше бить, чем терпеть и унижаться. Или не читал, а просто так сам подумал. В любом случае, он ударил, и удар получился сильным, но неубедительным, хоккеист встречает его грудью и даже не морщится. Возможно, виной тому почти пустая бутылка из-под водки в его руке, а может быть и нет, но он только усмехается в ответ и перехватывает руку слишком медленного Ричарда, заламывая ее за спину.

– Как тебе такое, а, умник? – голос звучит у самого уха, Рича обдает запахом перегара, и к его горлу подкатывается тошнота.

– А что, если умник тут не один, а? – раздается злой голос со стороны. – Как тебе такое?

Повернув голову, Ричард узнает фигуру Мартина, подходящего к подъезду с пластиковой бутылкой в руках. Март выглядит уверенным и расслабленным, словно перед ним не четверо полупьяных и агрессивных парней, а выпускники младшей школы при параде. Эта уверенность в какой-то мере делает свое дело – хоккеист отпускает руку Ричарда, и тот поспешно отходит ближе к подъезду, кусая губы и не зная, что делать: оставаться тут и ждать Велмора или же малодушно прятаться за металлическую дверь с кодовым замком.

Будь на месте Марта кто угодно другой – Рич бы именно так и поступил, но бросать друга он не может, как бы ни хотелось, поэтому остается на месте, держит в руках мобильник, готовясь при первой необходимости вызвать полицию.

Необходимость наступает неожиданно, слишком неожиданно.

Мартин больше ничего не говорит, да и наверняка не думает, что это нужно. Он просто идет вперед, обходя всех четверых и приближаясь к подъезду. Он успевает даже ободряюще улыбнуться Ричарду, и именно в этот момент кто-то с размаху бьет его бутылкой по голове.

– Мартин! – глухой звук удара колоколом отдается в ушах Ричарда.

Бутылка, несмотря на ожидания, остается целой, озадаченный парень, чьего имени Рич не знает, продолжает держать ее в руке и смотреть так, будто увидел приведение, а вот Мартин мешком падает на асфальт и не издает ни звука. Даже при тусклом свете работающих на половину мощности фонарей видно, что его волосы слиплись от крови, которая собирается в небольшую лужицу рядом с затылком Марта.

– Блядь, что ты наделал?! – крики доносятся до Рича как сквозь слой утеплителя. – Валим отсюда, быстро! Бутылки все заберите!

Оцепенение не покидает Ричарда, и он не может оторвать взгляда от лежащего без движения Мартина, поэтому не видит, как четверо парней, похватав даже пустые бутылки с земли, улепетывают в сторону трассы. Подойдя ближе, Рич застывшим взглядом смотрит на кровь, на побледневшее лицо Мартина, и наконец делает тяжелый судорожный вдох. Неслушающимися пальцами набирает номер службы спасения, повинуясь голосу в трубке диктует адрес, кое-как описывает, что произошло и как давно, а сам отстраненно удивляется тому, какая жуткая пустота образовалась у него в груди.

Пряча телефон в карман, Рич садится на парковочную оградку, вцепляясь в металлические прутья дрожащими руками, и только сейчас на его щеках появляются блестящие дорожки слез.

***

Спустя две недели Ричард немного оправляется от шока, и Роуз впервые за это время уезжает ночевать домой. Ричард остается один на один с собственной беспомощностью и угрызениями совести, он раз за разом прокручивает в голове события того вечера, но все равно не находит ни единого варианта того, что можно было сделать, чтобы Мартин не пострадал. Действительно, если кому-то хочется подраться – он подерется, а уж с кем именно, дурной вопрос.

Ричард знает, что тех четверых копы взяли, знает, что они во всем сознались, и знает, что пока состояние Марта слишком нестабильное, они все будут находиться в подвешенном состоянии. Те суки – потому что их могут посадить за убийство, если Мартин умрет. Рич – потому что над ним дамоклов меч из чувства вины и взглядов окружающих. Никто не знает, что именно происходило тогда у подъезда, но все в курсе: Ричард там был и все видел. Большинство относится к нему с сочувствием, но Медисон предпочел бы избежать любого вида внимания, в том числе и этого.

Роуз ежедневно получает из больницы новости, иногда общается с родителями Мартина и передает информацию Ричу, у которого нет никаких сил на всю эту суету. Девушка вообще неожиданно начинает занимать очень много места в жизни Медисона. Если бы не помощь Роуз, здесь все еще было бы грязно после вечеринки, и в холодильнике Ричарда не было бы еды.

Если бы не помощь Роуз – Ричард бы не справился.

Но он справился, и теперь ему хочется отвлечься хоть ненадолго, занять голову чем-то другим, мыслями, в которых нет Мартина, крови на его лице и волосах, мраморно-бледного профиля. И тогда Рич вспоминает о журавлях. Бумага добрым знакомым ложится в его руки, льнет к пальцам, радуясь встрече, податливо складывается под пока еще неуверенными движениями, и в конце концов помогает Медисону снова обрести себя. В кладовке послушно ждет флотилия из двух сотен уже сделанных журавлей, ровные и аккуратные они стоят, как по стойке смирно, и делятся своей строгостью и спокойствием, уравновешивая и настраивая на рабочий лад.

Рич чувствует себя немного загипнотизированным белоснежной бумагой, тем, как она шуршит под пальцами, будто беседуя с ним. Он тратит на одного журавля меньше двух минут, они вылетают из-под его пальцев, как зачарованные, и Медисону дышится спокойнее и вольнее, когда он думает, что скоро жизнь пойдет своим чередом. Мартин поправится, потому что новости от Роуз утешительные, наконец состоится суд, расставит все точки над «i». У него самого появится именно такой парень, которого Рич и хочет, и они все вместе, вчетвером, шагнут в новую жизнь.

Он проваливается в свои мечты, как в пропасть, и выныривает из нее с новой порцией журавлей, усталостью и голодом. Иногда он звонит Роуз, но телефонные разговоры не держатся и пары минут – узнать, как там Март, потом положить трубку. Иногда звонит сама Роуз, и эти беседы выходят длинней, но и тяжелее:

– Почему бы тебе тоже не съездить к нему в больницу? – спрашивает девушка каждый раз уже почти без надежды на согласие.

– Я не хочу еще садиться за руль, ты же знаешь.

– Автобус как не для тебя, Рич! – сердится она в трубку. – Это же твой лучший друг, ему будет приятно, если ты придешь!

– Роуз, он даже глаза не открывает! – Ричард зажмуривается, чувствуя, как под веками начинает щипать. – Давай все-таки будем рациональными. Никому из нас не станет лучше, если я приду. Это называется «пустая трата времени».

– Это называется «забота»! – Роуз почти кричит, ее голос срывается и становится ясно, что она на том конце провода плачет. – Это называется «эгоистичная ты сука», Ричард! Ты хочешь, чтобы Март пришел в себя и узнал, что ты ни разу не навестил его?!

– Я хочу, чтобы Март пришел в себя, – грубо отрезает парень и с ожесточением бросает трубку на рычаг.

На миг он чувствует уверенность, что прямо сейчас встанет, оденется и поедет в больницу, но тут же из него словно выпускают весь кислород, вынимают удерживающий плечи стержень, и Ричард утыкается лицом в подушку. Его тело сотрясают рыдания, судорожные и несдержанные, как горная река.

***

Тысяча журавлей наконец готова, и Ричард, чувствуя привычное и знакомое возбуждение, вытаскивает их всех из кладовки в спальню, тщательно проверяя, не осталось ли чего в пустой каморке рядом с входной дверью. Белый ковер из бумажных птиц устилает пол почти как снег, и Ричу приходится очень осторожно ступать, чтобы чего-нибудь случайно не раздавить. Добравшись до кровати, он садится по-турецки и любуется своей работой – это выглядит в самом деле внушительно, есть чем гордиться.

Мысль о том, что завтра с утра исполнится еще одно желание Рича – самое хорошее, что произошло с ним за последние недели. О состоянии Мартина он почти не тревожится, ведь Роуз не так давно сказала, что он поправляется, так что даже это не могло омрачить радостного предвкушения, с которым Ричард ложится спать. Он пытается представить, как встретит того самого человека и решает, что весь следующий день проведет в городе, чтобы увеличить шансы. Сходит позавтракать в кафе, потом поедет в университет, там заглянет в библиотеку, а под вечер можно заскочить и в больницу к Марту – вдруг именно там будет находиться его судьба в белом халате с бейджиком? Проведя рукой по соседней подушке, он думает, что совсем скоро будет засыпать не один, и с этим погружается в сон.

Что-то там ему снилось, вряд ли это покажется вам интересным, да и Медисон, проснувшись, абсолютно все забывает – он торопится открыть глаза и приподняться на локтях, чтобы проверить, действительно ли журавли исчезли. И радостно смеется от облегчения, когда видит, что их нет, ни одного!

– Ты кажешься ужасно счастливым, Ричи.

Парень вздрагивает, резко поворачивая голову на звук прохладного, как ледяное крошево, мужского голоса. Темная фигура стоит в распахнутых настежь дверях спальни – кто-то наблюдает за Ричем, опираясь о дверной косяк обеими руками так, что за линию тени выступают только пальцы рук. Почти на каждом из них кольцо, но Ричард замечает это лишь вскользь, пытаясь рассмотреть лицо.

– Ты и есть мой... э-э-э...

– Идеальный по всем параметрам мужик? – усмешка, ощутимая даже на вкус. – Нет, Ричи, нет. Не все так просто. Ты клепал своих журавлей, мы подсовывали тебе все под нос, а теперь пришла твоя очередь немного потрудиться по-настоящему.

– Ты кто? – Рич напрягается, медленно садясь на кровати.

– Можешь называть меня Ярый. Если не побоишься.

И он наконец делает шаг вперед.

@темы: Моя работа: Проза, Последняя тысяча журавлей

---

"Последняя тысяча журавлей", глава 3

ПОСЛЕДНЯЯ ТЫСЯЧА ЖУРАВЛЕЙ

Автор: Solter
Бета: Deserett
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Мистика, Hurt/comfort, Мифические существа
Предупреждения: Насилие
Размер: планируется то ли Миди, то ли Макси

Глава 3.

Четвертое по счету волшебство дается Ричарду одновременно и легче, и тяжелее, чем предыдущие. Легче – потому что навык работы с бумагой настолько хорош, движения так отточены, что ровный лист превращается в журавля за несколько минут. Медисон не может взглянуть на себя со стороны, но все равно считает себя похожим на мастера-ремесленника, только он делает не глиняные горшки или лапти из соломы, а практически одинаковых бумажных птиц...

Четвертое по счету волшебство дается Ричарду одновременно и легче, и тяжелее, чем предыдущие. Легче – потому что навык работы с бумагой настолько хорош, движения так отточены, что ровный лист превращается в журавля за несколько минут. Медисон не может взглянуть на себя со стороны, но все равно считает себя похожим на мастера-ремесленника, только он делает не глиняные горшки или лапти из соломы, а практически одинаковых бумажных птиц. Однако были и трудности – недостаток времени. К учебе, которую Рич все-таки старался не так уж часто пропускать, добавилась волокита с наследством. Большую часть юридических вопросов решала мать, но кое-где требовалось обязательное присутствие и самого Ричарда, не говоря уже о его подписях и заполненных его рукой бланках, так что значительная доля свободного времени теперь отводилась новой квартире.

Рич уже побывал внутри и смог убедиться, что не прогадал. Жилой комплекс на Уорнер-сквер по праву считался одним из лучших в городе, тягаться с ним мог разве что один из новых массивов, но и у него Уорнер выигрывал благодаря дорожным развязкам и удобному местоположению. Квартира находилась на четырнадцатом этаже, с лестничной клетки был выход на крышу, откуда открывался захватывающий вид на восточную часть Уильям-Лейка, включая и городское озеро, обрамленное неширокой полосой парковых деревьев. Панорамное окно в гостиной, напротив, выходило на запад, где прямо перед домом располагался парк, а потом небольшая площадь, за которой из земли постепенно подымались офисные здания, перемешанные с кафетериями, барами и отелями.

Сама по себе квартира не выглядела чересчур огромной, хотя и занимала довольно внушительную площадь. Большая часть пространства отводилась на гостиную, которая была одновременно и столовой, и комнатой отдыха и имела беспрепятственный выход к кухне. Чтобы попасть в основную спальню, совмещенную с ванной, нужно было пройти гостиную и небольшой холл, который Ричард не представлял, подо что приспособить – сейчас там стояли только шкаф и одинокий вазон с пальмой. По другую сторону от гостиной находилась вторая спальня, поменьше и без ванной, зато с выходом на балкон, где имелся небольшой журнальный столик и пара плетеных стульев.

Квартира оказалась полностью обставленной, даже с живыми растениями, но Ричард все равно видел, что много чего придется менять – например, шторы на окнах, кухонную утварь и изрядное количество книжных полок, помещавшихся в спальне. Кроме того, это место выглядело так, будто здесь никогда никто не жил, и Рич подозревал, что пространства для него одного слишком много.

– Кажется, ты наконец сможешь завести собаку, – улыбается миссис Медисон, тоже пришедшая к этим выводам. – Или девушку.

Рич недовольно морщится и переключает разговор на отсутствие воды: о своей ориентации он еще родителям не рассказывал, да и не планирует это делать до того момента, когда найдет человека, с которым захочет связать жизнь. Впрочем, Рич сомневается, что до тридцати лет такое недоразумение с ним произойдет: несмотря на то, что верную и искреннюю любовь он на самом деле ждет, обременять себя семейной жизнью ему еще не хочется.

Он смотрит на своих родителей, на их быт, размеренный и изо дня в день повторяющийся, и понимает, что это именно та рутина, которой всеми силами нужно стремиться избежать. Потому что один раз попав в этот водоворот – уже не вырвешься, так в нем и застрянешь: утром на работу, телефонный звонок в обеденный перерыв, вечером - в теплый автомобильный салон, и домой, заехав по пути в супермаркет. Потом ужин, сопровождаемый разговорами о работе, потом совместный просмотр телевизора и обсуждение новостей, а затем спальня и, возможно, секс. О сексе между родителями Ричу думать было неприятно, свою же жизнь даже после сорока без него он представляет слабо.

Но даже с учетом этого – нарисованная им самим в фантазиях картинка выглядит удручающе. Поэтому в ответ на все мамины слова о девушках Рич отвечает довольно односложно: позже, после университета, на первом месте карьера.

***
Не будем следить за Ричардом все те месяцы, которые он тратил на четвертую тысячу журавлей, заметим только, что за это время он успел переехать в новую квартиру и обжить там спальню, часть гостиной и кухню, а все остальное пространство оставил нетронутым, слишком медленно заполняя его следами своего присутствия. При переезде Роуз, с которой у Рича укрепились дружеские отношения за последнее время, и Мартин посильно оказывали помощь с расстановкой вещей и последующим их поиском – на новом месте Медисон постоянно что-нибудь терял, забывая, куда положил. Несколько раз они оставались ночевать, Роуз спала в гостевой спальне, а Ричард с Мартином запросто помещались на большой Ричардовой кровати.

Для своих журавлей парень, к слову, выделил особое место. Делал он их только в своей комнате, зато потом порциями относил в кладовку, которую запирал на ключ. В квартиру постоянно кто-то приходил – то водопроводчик, то родители, то курьеры или соседи, и Ричарду совсем не хотелось, чтоб кто-нибудь кроме Мартина знал о его увлечении.

В конце концов, когда последний журавль был закончен и отправлен в кладовку, Рич чувствовал приятное опустошение, ведь понимал, что на этом можно остановиться. Он много думал, но не находил больше ничего, в чем нуждался бы и не мог купить этого за деньги, которых утром у него уже будет завались. Ни у него, ни у родителей нет проблем со здоровьем, обучаться китайскому языку или нано-технологиям нет никакого смысла, а желать абстрактного мира во всем мире... Да вроде бы все и так неплохо!

Ричард с упоением предвкушал, как будет здорово проводить время с друзьями, которых у него появится значительно больше, и новыми интересными мальчиками, как сможет до утра зажигать по клубам, а на каждых выходных – если только захочет – ездить в другие города на собственном автомобиле.

Правда, оказалось все совсем не так радужно: деньги появились, а времени стало не намного больше. Учеба, хотя и дается Ричу относительно легко, но все-таки выматывает слишком сильно, чтоб после университета думать о клубах. Максимум, на что хватает запала – встречи с Мартином и Роуз в пиццериях или кинотеатре. Впрочем, это тоже не так уж плохо, Рич чувствует себя замечательно в компании этих двоих.

И однажды сам предлагает:

– Давайте все вместе в клуб? – он осматривает друзей внимательным взглядом, в котором чувствуется попытка соблазнить. – В субботу отправимся, это ж самые лучшие ночи. Роуз, скажешь маме, что ты у меня, и все.

Их не приходится слишком долго упрашивать, и они встречаются в субботу возле университета, откуда Ричард на «Ягуаре» довозит всех до клуба. Несмотря на то, что Медисон не слишком умеет тратить деньги на нужные вещи, его гардероб потерпел значительные изменения, так что Рич выглядит подобно восходящей голливудской звезде, когда дело касалось одежды. Он носит стильные вещи, подходящие ему на все сто процентов, и учится дополнять их соответствующими аксессуарами – удачным ремнем, несколькими браслетами, особого цвета часами на запястье. Все это в сумме заставляет Рича выделяться на фоне остальных, благодаря чему даже находящийся рядом Мартин со своим внушительным ростом и привлекательными волосами почти не составляет конкуренцию.

– Надеюсь, ты платишь? – Март заговорщицки подмигивает – один он знает, откуда у Ричарда деньги. Роуз, как и все остальные, уверены, что это тоже часть наследства.

– Хочешь быть уверенным, что можно выпить весь бар? – Ричард подмигивает в ответ, а потом кивает. – Надо только заранее с барменом договориться. Не думаю, что мы трое постоянно будем вместе... Вон я вижу того типа, он на меня уже минут десять смотрит.

Мартину стоит серьезных усилий не обернуться, чтобы оценить избранника Ричарда, но он всегда мог отлично контролировать себя. Заказав виски со льдом и коктейль для не разбирающейся в алкоголе Роуз, он замечает:

– Тебе сегодня должно быть из кого выбрать, не кидайся на первого попавшегося.

– Вот еще! – Рич слегка обижается, поворачиваясь в другую сторону и скользя глазами по пока еще довольно тихой толпе. – Сам соображу.

Другу о своей ориентации Ричард никогда не рассказывал, но Мартин оказался достаточно проницательным, чтобы самому сообразить. Он даже подозревал, что нравился Медисону, но тот был слишком нерешительным, чтоб хоть как-то это проявить, а потом их отношения уже прочно перевелись из приятельской категории в дружескую, и Рич осмелел настолько, что мог свободно обсуждать с Мартином любые свои увлечения.

Парней, которые нравятся Ричу, в клубе немало. Несколько стаканов виски с колой делают Ричарда раскрепощеннее и увереннее в себе, а Мартин едва не подталкивает его в спину, но чаще только бормочет что-нибудь на ухо, расписывая достоинства и недостатки того или иного кандидата. Все это он говорит таким тоном, что Рич невольно сомневается, что его друг верит, будто Медисон наконец решится к кому-нибудь подойти. А выходит так, что решаться совсем не обязательно.

– Мне текилу, можно сразу две! – рядом в стойку врезается невысокий взлохмаченный юноша, похожий на хоккеиста, от чьего-то толчка въехавшего в ограждение. Он, ожидая заказ, смотрит по сторонам, натыкается взглядом на Ричарда и почему-то неподдельно смущается, краснея и поспешно опуская взгляд.

Рич тоже смотрит на стойку, игнорируя многозначительные тычки в бок от Мартина, а потом и вовсе говорит ему:

– Пойди потанцуй, Март.

Тот исчезает за пару секунд, утягивая заодно и Роуз, едва успевшую оставить на стойке полупустой бокал с мохито. Ричард, оставшись в относительном одиночестве, делает вдох, собираясь заговорить. Парень, все еще стоящий рядом, не в его вкусе, но Ричу все равно не терпится с ним познакомиться, проверить действие своего обаяния.

– Могу я тебя угостить? – даже небольшая доля волнения, смешанного с виски, сказывается на манере разговора.

– Меня? – переспрашивает юноша, закусывая губу и прижимая пальцы к полированному дереву стойки. Его смущение заметно невооруженным глазом, именно оно придает Ричарду сил и уверенности. Такого мальчика, кажется ему, совсем несложно завоевать. – Нет, я не против, но я уже попросил текилу...

– Отмените текилу, – просит Рич у бармена, хотя видит, что тот с ней уже почти закончил. Сейчас ему хочется выглядеть самоуверенным и серьезным человеком, которому подвластно абсолютно все. – Два «Джек Дэниелс» и отдельно колу. Как тебя зовут? – спрашивает он уже у юноши, как раз подтянувшего поближе высокий барный табурет.

– Энди.

Он протягивает Ричарду руку, и тот пожимает ладонь, задерживая ее в своей, слегка проводя большим пальцем по тыльной стороне, от чего Энди снова опускает глаза, скрывая польщенную улыбку. Рич окидывает его взглядом: довольно высокий, но стройный, как деревце, двигается с прирожденной грацией, которая ломается только из-за волнения. Волосы короткие и светлые, наверняка крашеные. Цвета глаз не разглядеть. Одежда неброская, но и непростая, джинсы с двойным ремнем ему чудо как идут, а клетчатая рубашка, явно на размер больше нужного, выгодно подчеркивает шею и слишком тонкие запястья.

Нет, Ричу действительно не нравятся такие юные мальчики, но этот становится небольшим исключением.

– Чем ты занимаешься? – Энди, получив виски, немного расслабляется, так что Ричу уже не нужно в одиночку поддерживать беседу.

– Кроме того, что получаю удовольствие от жизни? Заканчиваю университет и планирую обзавестись собакой, а что насчет тебя?

– Я только поступил на геологию, это мой первый курс. Я бы хотел уехать учиться в Нью-Йорк после колледжа, там ведь больше возможностей, чем у нас в Уиллейке. Хотя... где угодно больше возможностей, чем в Уиллейке, – парень виновато усмехается, делая глоток.

– Вовсе нет, – Ричард чувствует себя оскорбленным, он – коренной житель Уильям-Лейка и испытывает абстрактное чувство патриотизма, заключающееся в том, что когда он сам недоволен городом – это истина, а когда недовольство выражает кто-либо еще – это клевета. – Здесь есть масса интересного, если правильно искать.

– Правда? – взгляд Энди совмещает в себе сарказм и надежду. – Например, что?

– Да что угодно! С крыши моего дома, например, открывается офигенный вид. Если бы ты был художником или фотографом, тебе бы могло это пригодиться, но если ты...

– Вообще-то я фотографирую, – перебивает Энди. – Именно этим я собирался заниматься в Нью-Йорке после колледжа. У тебя высокий дом? Десятиэтажный?

– Четырнадцать этажей, – не без гордости отвечает Ричард. – Это жилых, крыша находится выше метров на шесть-восемь. Оттуда видно почти весь город, а когда нет тумана – и того больше. Как-то я видел лошадей Деккера на его ферме.

– А я все время был уверен, что у нас в Уиллейке особо нечего снимать, – задумчиво тянет юноша, обхватывая влажные стенки стакана обеими руками. – Только парк с озером и спортивная площадка, и то там делать нечего, когда она пустая, без роллеров и всех остальных, – он поднимает голову, несмело смотрит на Рича. – Я вообще-то не навязываюсь обычно, но крыша...

– Поехали ко мне, – почувствовав удачу, предлагает Медисон. – Я покажу тебе и крышу, и много чего другого.

Энди медлит всего несколько секунд, словно не веря, что действительно получил такое предложение, а потом улыбается и кивает. Отходит только затем, чтобы предупредить о своем уходе друзей и забрать вещи с диванчика. Он делает это так быстро, что Ричард успевает только отыскать взглядом Мартина и помахать ему рукой. Велмор на краю танцпола зажигает с Роуз, машет Ричарду в ответ, а потом наклоняется к аккуратному ушку девушки, прикрытому волной волос, и что-то говорит, перекрикивая музыку. Роуз оборачивается, но в этот момент Ричард скрывается из виду, а за ним зал покидает немного нервничающий Энди, на ходу натягивающий куртку.

***
Стоит ли говорить, что о крыше они больше не вспоминали? Ричард уж точно упомянул о ней ради предлога, а Энди, как Ричу потом казалось, прекрасно это понимал и знал, ради чего он на самом деле садится в такси и едет к Уорнер-сквер.

Они начинают целоваться уже в широком и светлом парадном, пока ждут опускающийся сверху лифт. Тело у Энди гибкое и податливое, парень не жеманничает, не ломается, не строит из себя невинного и неумелого студента. Ричарду нравится, как он сам делает шаги навстречу, как прижимается грудью к груди, как нетерпеливо тянет за собой в прожорливую кабину лифта. Рич борется с искушением начать прямо здесь, возбуждение усиливается от одних только взглядов на Энди. На призывно открытые губы, на уже расстегнутую куртку, трогательно выпирающие из-под кофты крылья ключиц, нетерпеливо сжимающиеся пальцы.

На то, чтобы открыть входную дверь, уходит пара секунд, но даже это промедление неприятно давит, заставляя спешить и учащая дыхание. Они раздеваются как попало, оставляя верхнюю одежду и обувь на полу в прихожей, а все остальное скидывая друг с друга в гостиной. Ричард роняет любовника на широкий диван не доходя до спальни, на всякий случай ногой отодвигая столик подальше, накрывает его тело своим.

– Ричард, – шепчет Энди после продолжительного поцелуя, от которого его губы выглядят истерзанными и припухшими, – у меня очень давно никого не было.

Рич не спрашивает, насколько давно, ему это совсем не интересно. Но кивает и берет небольшую паузу – ровно столько, сколько нужно, чтобы подняться и увлечь за собой Энди, уводя его через всю квартиру в спальню, где у Медисона есть все необходимое. Все, и даже немножко больше. Из прикроватной тумбы он достает не только презервативы и смазку, но и анальную цепочку – восемь силиконовых шариков разного размера на гибких перемычках. Вещицу эту Рич еще ни разу не использовал, но из упаковки достать успел, желая как следует изучить, так что сейчас он наверняка выглядит в глазах Энди достаточно убедительно.

– Оу... – комментирует неожиданно появившуюся игрушку Энди. Его щеки заливает румянцем, но возбужденный член прикрыть попросту нечем, поэтому Ричард не сомневается – его мальчик совсем не будет возражать.

– Тебе понравится, – уверенно обещает Медисон, снова обнимая любовника, оглаживая и разводя его бедра в стороны.

Они снова целуются; Энди стонет и приникает губами к шее Ричарда, когда тот раскрывает тюбик со смазкой и выдавливает ее себе на ладонь. Рич почти не может терпеть, но желание увидеть, как тело юноши извивается в его руках от удовольствия, слишком велико, так что он обильно наносит смазку, еле-еле пахнущую чем-то, на первые пять шариков. Оставшуюся на пальцах жидкость растирает в ложбинке между ягодиц Энди, пользуясь тем, что тот призывно поднимает бедра, и приставляет первый, самый маленький, шарик к анусу.

– Это будет совсем не больно.

– Хорошо...

Шепот Энди похож на шум прибоя, трущегося об песок. Ричард облизывает губы и проталкивает шарик вперед. Входит действительно легко, без усилий, перемычка скользит дальше, пока в сфинктер не упирается второй шарик, диаметром совсем немного больше первого. Рич делает небольшую передышку, наклоняется вперед и обхватывает губами скользкую и влажную головку члена Энди. Тот выгибается, бессильно стонет, сжимая в побелевших пальцах скомканную простынь.

Ричард хочет взять Энди прямо сейчас, плюнув на подготовку, плюнув на презервативы, но сдерживает себя, наслаждаясь до боли сладкими моментами. Он мог бы взять член глубже, протолкнуть его до самого основания себе в горло, мог бы покрыть все тело юноши поцелуями, не оставляя ни единого нетронутого местечка, мог бы свести его с ума ласками, но выбирает другой путь. Второй шарик проникает в задницу Энди так же легко, как первый. Парень вздрагивает, шире раздвигает ноги, его дыхание учащается – а с ним и сердце Ричарда начинает колотиться быстрее.

– Ты умница, Энди, – хвалит Ричард. – Теперь еще один.

На еще одном он не останавливается. Скользкие от смазки черные шарики оказываются внутри почти все, Рич делает паузу только перед последним. Снова обхватывает губами член юноши, ласкает его языком, вызывая новые и новые стоны и вздохи. Наконец все шарики до единого оказываются внутри, и Ричард тихо выдыхает, запасаясь терпением еще совсем на немного.

– Ты знаешь, что самое хорошее в этой штуке? – спрашивает Медисон, слегка потягивая за оставшееся снаружи кольцо, широко и мягкое.

– Рич?.. – Энди приподнимает голову, туманными глазами находит взгляд Ричарда, и снова падает затылком в подушку.

– То, как она из тебя выходит, – отвечает на собственный вопрос Ричи и начинает неторопливо тянуть за кольцо, извлекая самый крупный шарик из уже растянутой задницы юноши. Несмотря на то, что Медисону не доводилось использовать цепочку самому, он из теории прекрасно знает, что именно при извлечении от нее больше всего толку: шарики один за другим проходятся по простате, принося удовольствие – слишком мало, чтобы кончить, но как раз достаточно, чтобы до безумия этого захотеть.

Юноша крупно вздрагивает, разметавшись по кровати, бесстыдно раздвигает ноги и всем своим видом просит поторопиться, но Рич не слушает голоса тела, решив, что в этот раз все обязано быть так, как он того захочет. Поэтому цепочка выходит долго и сладко-мучительно для них обоих, и Ричард упивается своей властью над Энди, сейчас без остатка принадлежащим ему.

Энди, едва дождавшись извлечения последнего шарика, обхватывает торс Ричарда ногами, обнимает его руками за шею и сдавленно шепчет в ухо:

– Не тяни, Ричард, не могу больше! Трахни...

И Рич уже не тратит время на дополнительную смазку, только раскатывает по давно твердому члену презерватив, кое-как справляясь с этим в тесных объятиях, и наконец входит в ждущее тело Энди, сопровождая движение стоном удовольствия. Энди вторит частым дыханием, негромко кричит от резких толчков. Ричард делится возбуждением быстро и отрывисто, немного позже он обхватывает ладонью член Энди, вызывая у него новые хриплые стоны и судорожные вдохи.

Оба двигаются со слаженностью танцоров, исполняющих давно и прочно отрепетированное танго. Соприкасаясь телами – почти обжигаются, но придвигаются тесней, смыкая губы – кусают их и тут же ласково зализывают, сбиваясь с ритма – сразу поправляют один другого, еще долго не давая друг другу остановиться.

***
Истратив последние силы на душ, Ричард проваливается в сон, улегшись поперек измятой кровати и собственнически перекинув одну руку через грудь не менее уставшего Энди. Последний долгое время не шевелится, притворяясь спящим, а потом осторожно покидает постель, собирает свою одежду едва ли не по всей квартире, потом, уже одевшись, заваривает кофе на кухне, находящейся так далеко от спальни, что никаких звуков туда не доносится.

Он устраивается на полу у панорамного окна и смотрит на открывающийся в четыре часа утра вид. Мягкий свет начавшего просыпаться солнца кремовыми тонами ложится на деревья и крыши домов, заливает асфальтовые реки дорог и переулков, робко трогает стекла, вспыхивающие заревом. Когда солнечные лучи добираются до площади, делая ее похожей на кадр из французского фильма, Энди поднимается, убирает чашку на раковину и сбегает из квартиры, прихватив заодно деньги из карманов Ричарда и его часы.

В часах в общем-то нет ничего особенного – они не отлиты из золота и не инкрустированы бриллиантами, не получены в дар от кумира и даже не служат памятью о горячо любимой бабушке. Впрочем, это и не дешевка, Рич выложил за них кругленькую сумму, заплатив в основном за бренд и гарантию того, что стрелки не остановятся на третий день. Часы выглядели стильно, не болтались на запястье, а те, кто хоть сколько-нибудь разбирался в моде, смотрели бы на них не без уважения. Именно поэтому Ричард злится, когда понимает, что они пропали.

Образ Энди, превознесенный Ричем едва не до небес, лишается короны, а Медисон клянет себя на чем свет стоит – надо же было не понять, в чем тут дело, повестись на милое личико и напускную застенчивость, которая ночью казалась ему трогательной до невозможности! Теперь-то Рич хорошо понимал, почему Энди так легко согласился с ним уехать – дело вовсе не в несокрушимом обаянии, а в дорого выглядящих шмотках и аксессуарах!

– Такое ощущение, будто это меня поимели, – с горечью говорит Ричард в телефонную трубку. – Я, выходит, совсем в людях не разбираюсь. Но ты же! Ты! Ничего мне не сказал там, в клубе!

– Да я к нему не присматривался, – успокаивающим тоном отвечает Мартин. – Парень как парень, сам понимаешь, их полно в этих клубах. К тому же, радуйся, что он только часы взял, а не горло тебе перерезал.

– Еще сто тридцать баксов прихватил. Помню, я ночью еще удивлялся, почему он так легко себя чувствовал с шариками в заднице, если строил из себя чуть ли не девственника. «У меня давно никого не было», все дела!..

– Избавь меня от подробностей, Рич.

– Да чего? Ты ж мне сам говорил, что ты – гей-френдли типа.

– Но рассказывать мне о своей интимной жизни все равно не нужно, в этом я не советчик. И расслабься. Энди – дорогая шлюха, тебе же было хорошо ночью? Вот ты и заплатил. Немного несправедливо, но что поделаешь, со всеми бывает.

– Он столько не стоит, – презрительно фыркает Ричард, но расслабляется и вздыхает. – Черт возьми, не так за часы обидно, как за то, что он так сделал. Казался же таким... классным! Я подумал, мы могли бы встречаться, хотя я и не слишком люблю, знаешь, таких хрупких мальчиков, как он. Но дело ведь не во внешности, главное – душа. Я, похоже, никогда никого подходящего не встречу в этом городе.

– Ой, Ричард, перестань говорить, как пятидесятилетний, у тебя все еще впереди. А пока у тебя есть крутая тачка и квартира, не говоря уже о деньгах, с таким багажом они станут в очередь строиться, чтоб познакомиться с тобой, сам знаешь. Просто нельзя получить все сразу.

– Да... – согласно тянет Ричард, останавливаясь напротив окна, в которое шесть часов тому назад смотрел Энди. – Ты прав, конечно...

Он кладет трубку и прижимается лбом к холодному стеклу. Рассматривает улицу внизу, редкие автомобили, прогуливающихся в парке людей с собаками, наблюдает за велосипедистами, количество которых в последнее время стало увеличиваться. Нельзя получить все сразу – но это одно из тех «нельзя», которые существуют для обычных людей. Для него, Ричарда Медисона, открыты все дороги. Он ходил по ним уже четыре раза. Почему бы не пройтись еще один?..

@темы: Моя работа: Проза, Последняя тысяча журавлей

---

"Последняя тысяча журавлей", глава 2

ПОСЛЕДНЯЯ ТЫСЯЧА ЖУРАВЛЕЙ

Автор: Solter
Бета: Deserett
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Мистика, Hurt/comfort, Мифические существа
Предупреждения: Насилие
Размер: планируется то ли Миди, то ли Макси

Глава 2.

Иногда Ричу кажется, что он одержим странным заболеванием. Или зависим, как другие - зависимы от алкоголя и наркотиков. Или нет, сигареты подходят еще лучше: не доводят до беспамятства, как спиртное, и не убивают так быстро, как наркотики, да и кажется, что бросить можешь в любой момент. Ричи знает, что если он ляжет спать в полночь и проснется в девять, снова принявшись за свое дело, ничего не изменится. Знает, но все равно сидит над ними до четырех утра, сгорбившись и почти не шевелясь, только изредка меняя позу или поднимаясь с кровати...

Иногда Ричу кажется, что он одержим странным заболеванием. Или зависим, как другие - зависимы от алкоголя и наркотиков. Или нет, сигареты подходят еще лучше: не доводят до беспамятства, как спиртное, и не убивают так быстро, как наркотики, да и кажется, что бросить можешь в любой момент. Ричи знает, что если он ляжет спать в полночь и проснется в девять, снова принявшись за свое дело, ничего не изменится. Знает, но все равно сидит над ними до четырех утра, сгорбившись и почти не шевелясь, только изредка меняя позу или поднимаясь с кровати. Останавливается он, только когда пальцы перестают слушаться и портят бумагу, неправильно ее сгибая. Порой усталость становится такой всепоглощающей, что схема журавлика напрочь вылетает из головы Ричарда, и он тупо смотрит на незаконченное оригами в своих руках, не понимая, что с ним делать дальше.

Желание закончить как можно быстрее ничем не обосновано. На самом деле Ричу не так уж нужна отдельная квартира – он всю жизнь прожил в двухэтажном доме, купленном родителями еще до его рождения. Дом этот просторный, у Рича даже своя ванная, да и отец постоянно на работе, так что родители не действуют ему на нервы. Девушки, которую нужно куда-нибудь приводить, у Медисона пока еще нет, да и не нужна ему девушка – куда сильнее Рич хотел бы иметь парня. Может, немного постарше, но не больше, чем на пять лет, и ни в коем случае не младше. Требований к будущей половинке у Рича в общем-то немало, но собственная жилплощадь в них не входит.

Когда количество журавлей переваливает за восемьсот, Ричард решает, что может пропустить денек занятий ради того, чтобы поскорей закончить. Голова неприятно побаливает, словно с похмелья, а плечи, стоит хоть немного ими пошевелить, ноют так, будто Рич сутки напролет грузил в тележки уголь.

Стук в дверь застает его за привычным занятием, и Ричард сперва заканчивает журавля, распрямляя крылья и подписывая номер, а только потом оборачивается.

– Знаешь, как тебя в группе называют? – спрашивает темноволосый парень, прислонившийся к дверному косяку плечом.

– Психопат? – предполагает Рич, вынимая из пачки новый лист бумаги. – Одержимый?

– Полегче, полегче. Просто фанатиком. Никто не понимает, чем ты на самом деле занимаешься.

– Но ты же понимаешь, Март.

– Да нет, и я тоже не понимаю, – Мартин проходит внутрь и с удивлением останавливается, видя целую гору готовых бумажных журавлей. – Ты действительно веришь в это, Рич? Это же глупости, сказки для детей. Если бы желания действительно сбывались из-за каких-то бумажных фигурок, их делали бы все подряд.

– Мои сбываются, – настойчиво говорит Ричард, чувствуя моментально вспыхнувшее раздражение. – Я же рассказывал, да и глянь на мои оценки!

– Ну, преподаватели в тебе души не чают, – с нескрываемой завистью отвечает Мартин, поднимая одного из журавлей за крыло и рассматривая поближе. – Но в любой группе есть такой любимчик, как ты.

– А машина? Именно та, что я хотел.

– Это просто совпадение. Кроме того, в попечительском совете есть мистер Лайонс, чей родной брат – какая-то большая шишка в «Ягуар Ленд Ровер», ты не знал? Тебе повезло, что так совпало, Ричи, но сейчас ты просто зря тратишь время. Вместо этого ты бы давно уже подцепил милую девочку или мальчика, с твоей-то тачкой.

Ричард только вздыхает и машет рукой в ответ. С одной стороны он рад, что друг зашел его проведать, но с другой – пока Март здесь, работа пойдет во много раз медленней. А переубедить Мартина вряд ли получится, они уже долгое время спорят насчет журавлей, у которых Март пытается отвоевать Ричарда, и еще ни разу в этом споре не было победителя. Да что там, даже познакомились они по этой причине.

***

В начале второго курса в группе появился новый студент – Мартин Велмор. Он был на год всех старше и на голову выше, в школе играл в баскетбол, но к девятнадцати эта страсть прошла, да и здоровье не позволяло большого количества нагрузок. Мартин должен был учиться на третьем курсе, но прошлый год он почти полностью пропустил из-за болезни – сперва лежал в стационаре, потом, когда поправился, долго мотался по обследованиям, ждал результатов и ходил на консультации. Учебный год практически полностью был пропущен, и Мартину пришлось начинать его заново.

Никакого «эффекта новенького» с приходом Мартина не появилось, он оказался на удивлением приятным человеком, умеющим понять, когда его обществу не рады, а когда наоборот можно присоединиться. Не слишком шумный, лишенный тяги к хвастовству, непосредственный и довольно искренний – уже через пару недель группа к нему привыкла, а еще через неделю считала полностью своим. Мартин легко находил общий язык со всеми, кто ему нравился, но Ричард оказался среди этих людей гораздо позже, чем большинство других.

Мартин сел за парту Рича после очередного зачета. В группе уже никто не удивлялся выдающимся успехам Медисона, но Март к этому привыкнуть не успел, поэтому спросил в своей откровенной манере:

– Кого надо подкупить, чтобы получать «А» по вышмату?

– Что? – Ричард первым делом напрягся, глянул на Мартина враждебно. – О черт, да никого. Просто я так учусь. Хочешь «А» – открывай книгу, иди в библиотеку, все дела.

– Да ладно, ты чего, – Март слегка пожал плечами, ничуть не обидевшись на резкий ответ. – Просто удивлен, что живой человек может разбираться в этом хаосе формул. И я уже пробовал открывать книгу, и репетитор у меня был, но ничего не получилось, – он развел руками довольно спокойно, мол, не вышло, ну и черт с ним. – Можно я рядом с тобой на следующий модуль сяду? Или нужно специальную очередь занимать?

– Шутишь, что ли? – поскольку в голосе Мартина по-прежнему не звучала агрессия, как это иногда бывало с другими, Рич немного расслабился. – Я не так уж хорошо все знаю, просто как-то получается, может быть, от волнения.

У Ричарда в группе настоящих друзей не было – все из-за успеваемости. Зависть и непонимание не давали ни с кем нормально общаться, половина считала Медисона сыном какого-то влиятельного типа из верхушки правления университета, другая половина считала, что он знает, кому нужно платить. На первом курсе пришлось особенно тяжело, порой Рич до хрипоты доказывал собственную невиновность, на время ему даже верили – до первого экзамена, на котором валились все, кроме него.

Пожалуй, в этом состояла единственная неприятная сторона исполнения желаний. Все остальное устраивало Ричарда как нельзя лучше.

Во время следующего письменного зачета по вышмату Мартин примостился рядом с Ричардом. Тот не возражал, хотя его и раздражало, что Март постоянно косится, то ли пытаясь списать, то ли глядя, не списывает ли сам Рич. А Медисон решал уравнения довольно легко, иногда сомневаясь в верности своих размышлений, но все равно их записывая. Когда все было закончено, не прошло и половины занятия, поэтому Рич, заметив, что лист Мартина почти пуст, со вздохом потянул его к себе.

– Дай я гляну.

Мартин без проблем отдал свою работу, и Ричард, покусывая колпачок ручки, взялся решать все за него, заодно собираясь проверить, как сработает журавлиное волшебство в этом случае. Может быть, отличные оценки появляются только под работами, подписанными фамилией «Медисон», а может, дело именно в том, кто над ними сидел.

– Как думаешь, никто не заметил? – уже на перемене спросил Мартин.

– Скоро узнаем, – Рич махнул рукой, делая вид, будто ему совсем не интересны результаты, но это было совсем не так.

Он сгорал от нетерпения, постоянно думал о следующей лекции, когда преподаватель назовет оценки, и с трудом дождался ее на следующий день. Сидел, сжимая кулаки под партой, пытаясь выглядеть спокойным, будто ничего не происходит, и к моменту, когда учитель дошел до фамилии Велмора, уже весь извелся.

Мартин получил «А», точно так же, как и Ричард. После этого счастливый Март рассказал кому-то из студенток, что Рич сам все ему решил, и поэтому Медисона почти перестали подозревать в подкупе учителей и принадлежности к «сынкам тех самых», за что Ричи был бесконечно благодарен Мартину.

– Просто невозможно, чтоб один человек так хорошо разбирался во всех предметах, – сказал как-то Мартин, узнав, что Ричарда освободили от одного из экзаменов благодаря хорошим оценкам. – Это просто какая-то мистика.

Говорил он без зависти, но с восхищением, и Ричард не выдержал.

– Может быть, и без мистики не обошлось, – он загадочно улыбнулся, постучав костяшками пальцев по раскрытой на середине тетради. – Расскажу, если пообещаешь, что никто об этом не узнает.

Мартин закусил губу, оглянулся вокруг: в столовой, где они обедали, было полно народу, но на них никто не обращал внимания, не говоря уже о том, чтобы подслушивать. Пододвинув стул ближе, Велмор кивнул, приготовившись услышать тайну, о существовании которой, как ему казалось, догадывался с самого начала.

Тут Ричард и выложил ему всю историю с журавлями. Говорил негромко и вдохновенно, так что Мартин невольно заслушался, а по окончании, когда Рич выжидающе смотрел в его лицо, даже не сразу ответил. История показалась ему неправдоподобной, но в голосе и выражении лица Ричарда Март не увидел насмешки или сарказма, поэтому рубить сплеча не спешил.

– Хм, знаешь... Ты не думал, что это просто совпадение? – и тогда, и сейчас Мартин говорил одни и те же вещи с завидной постоянностью. – Ну, сам посуди! – быстро добавил он, видя, что Рич собирается возражать. – Оценки – далеко не показатель. А то, что твои журавли утром исчезли – наверняка отец выбросил, или мама, а тебе они не сказали, чтобы с тобой не ссориться. Ты же сам говорил, что очень расстроился, вот и решили не усугублять.

– Март! – Ричард хлопнул ладонями по столу. – Да я клянусь тебе!..

– Послушай, – Мартин на всякий случай отодвинул свой гамбургер подальше, – почему бы тебе не проверить на чем-то еще? Например, загадай, чтоб у тебя татуировка появилась – тут явно совпадений не будет, либо появится, либо нет.

Ричард уже открыл рот, чтобы возразить, но так ничего и не произнес. В его голове появилась идея, не такая мелкая, как татуировка, гораздо круче и серьезнее. Улыбнувшись, Ричи кивнул Мартину, и они надолго оставили эту тему.

Именно после того разговора Рич загорелся идеей иметь синий «Ягуар», который сейчас припаркован на подъездной дорожке родительского дома.

***

С появлением автомобиля Мартин, конечно, немного пошатнулся в своих убеждениях, но полностью принимать веру Ричарда не стал. Его сомнения, впрочем, были ненавязчивыми, он ни разу не попытался переубедить Ричарда или отговорить от этого «хобби», проявляя истинное смирение, хотя иногда Мартину смертельно надоедало наблюдать за полностью ушедшим в себя другом. А еще ему, конечно же, тоже интересно интересно, как оно получится с квартирой.

– Хочешь, я помогу тебе, быстрей пойдет. Сколько там еще осталось? – Март сидит на крутящемся офисном стуле с чашкой горячего шоколада, который принесла миссис Медисон, в руках.

– Еще немного, – отмахивается Рич. – И я должен сделать все сам, не надо помогать.

– Должен? Что, где-то существует инструкция по правильному исполнению желаний? – Мартин весело улыбается, колотит шоколад маленькой серебряной ложечкой.

Такая улыбка – мальчишеская и добрая – очень подходит к его внешности, и как раз самое время обратить внимание на то, как, собственно, Мартин Велмор выглядит. Самое приметное в его внешности, помимо баскетбольного роста – это густые темно-каштановые волосы, которым позавидовала бы каждая вторая леди. Если они острижены коротко, то Мартин выглядит буквально лысым, и при таком раскладе большие глаза и довольно тонкие брови делают его похожим на ребенка. Когда волосы отрастают примерно на половину ладони, Март напоминает на льва с роскошной гривой, темным ореолом окружившей его голову. С этим можно бороться лишь одним способом – постоянно делать укладку, но Мартин уверен, что начнет заниматься этим, только если однажды вдруг станет голливудской звездой, не раньше.

Поэтому сейчас его волосы достигают лопаток, мягко обрамляя лицо, и чаще всего Велмор носит их собранными в хвост на затылке. Нехитрая прическа выглядит аккуратно даже при сильном ветре, а еще очень Мартину идет.

В остальном же внешность Мартина довольно обыкновенна: карие, как и у Рича, глаза, прямой, слегка длинноватый нос, мягкий изгиб рта и совсем немного полноватые губы. Сниматься для обложек его никто бы не взял, но свою долю заинтересованных взглядов в толпе Март неизменно получает.

Рич немного завидует наружности Мартина. Он ведь уступает Велмору в росте, его осанка тоже оставляет желать лучшего – особенно сутулые плечи – да и вообще, кто же не хочет выглядеть, как баскетболист? Вот и Ричард очень хочет, но это его желание и вдвое не такое сильное, как то, ради которого он сейчас мнет бумагу, превращая ровные девственные листы в небольших крылатых птиц.

– Просто я так чувствую, – с уверенностью говорит Ричард. – Что надо делать самому. Да и, знаешь, не хочется рисковать – уже почти закончил, глупо будет испортить все сейчас.

– Ты не расстроишься, если квартира тебе не понравится? Или, например, если она будет в Лос-Анджелесе, или вообще не в Штатах?

– Она будет тут, за Уорнер-сквер, – Рич победно улыбается и поднимает уверенный взгляд на Мартина. – Я очень хорошо все продумал, и где она расположена, и как выглядит, и что должно быть внутри. Не думаю, что упустил что-нибудь, разве что какие-нибудь мелочи типа картин на стенах. А для верности я записал все это на лист, из которого сложен первый журавль.

– Умно, – удивленно тянет Мартин. – А я уж было хотел рассказать тебе поучительную историю про неправильно загаданные желания.

– И хитрых джиннов из бутылки? Я именно поэтому решил все детализировать. С «Ягуаром» просчитался, указал только модель и цвет, а потом пришлось сигнализацию отдельно ставить, техосмотр, страховка... Так что я уже научен опытом, мне эти истории – как мертвому припарка.

Мартин молчит, допивая шоколад, а потом тщательно соскребая остатки со дна чашки. Загибая хвост очередному журавлю, Рич думает, что у него действительно бесценный друг. Видно же, что Марту не по душе затея Рича, что он не верит в нее ни на грамм, но все равно не настаивает на своем, давая Ричарду право думать так, как он хочет. Представляя себя на месте Мартина, Ричард знает, что делал бы по-другому: убеждал друга в неправоте, доказывал свою точку зрения и, может быть, привлек на свою сторону кого-нибудь еще.

К счастью, Мартин ничего такого не делает и вскоре уходит, попрощавшись и сочувственно потрепав Медисона по голове.

***

Документы приходят почтой с самого утра на следующий день после исчезновения тысячи бумажных журавлей. До самой ночи Ричард не находил себе места, видя, что ничего не происходит и его желание не торопится воплощаться в жизнь, волнуясь из-за того, как теперь будет смотреть в глаза Мартину, которому он так самонадеянно внушал – да, мол, квартира будет, безо всяких сомнений.

Конверт на этот раз не такой большой и плотный, каким был в случае с автомобилем, а обычный белый прямоугольник, тощий как на вид, так и на ощупь. Ричарду повезло добраться до него первым, так что пока ни отец, ни мать не знали о привалившем их сыночку счастье. Разрезая бумагу, Рич гадает, что это будет – снова выигрыш в какой-нибудь лотерее, или чей-то подарок, или просто права собственности, будто жилплощадь всегда принадлежала ему. Но нет, квартира на Уорнер-сквер 4 полагается Ричарду по наследству от дедушки, который несколько дней назад скончался в Нью-Йорке.

– Черт, этого-то я и не учел, – немного огорченно шепчет Медисон, в котором радость победителя граничит с разочарованием болельщика. – Нюансы, нюансы...

Всего пару лет назад Ричард помогал своей школьной подруге Роуз разбираться с доставшимся ей наследством, поэтому знал, сколько за одним этим словом стоит бумажной волокиты и бюрократических пережитков. Роуз досталась четвертая часть дома на побережье, и ей пришлось полгода собирать документы – свои и родственников, – только для того, чтобы доказать, что она действительно имеет на это право. Домик там был скромный, одноэтажный и с провалившейся крышей, и Роуз с радостью продала бы свою часть за любую цену при первой возможности, чтобы получить хоть немного денег, которые ей были нужны, но распоряжаться собственностью права она тоже не имела.

И теперь Ричард предвкушает, как через все эти процедуры придется проходить лично ему.

Можно было бы сразу пожелать карточку с огромной суммой на счету – Рич всерьез обдумывал этот вариант, ведь за деньги он легко бы купил и автомобиль, и квартиру, и что угодно еще. Не пришлось бы лишний раз мастерить журавлей, тратя на это драгоценное время, и теперь разбираться с наследством, но возникли бы совсем другие трудности. Например, внятно объяснить родителям неожиданное появление финансов, а потом то же самое объяснить налоговой, которая наверняка поднимет голову, узнав, что юноша его возраста купил такую шикарную квартиру, да еще и машину в придачу. Подводные камни есть абсолютно везде, и Ричард уверен, что, несмотря на все, поступил правильно и рационально.

Письмо он несет на кухню и оставляет там, чтобы мать могла увидеть, когда вернется из супермаркета, а сам возвращается в комнату и, не удержавшись, звонит Мартину.

– Угадай, что, – спрашивает хвастливым и до краев довольным голосом.

– Не может быть! – Март тут же понимает, о чем идет речь, в его словах звенит возбуждение и почти нет недоверия. Будто он всегда знал, что у Рича все получится. – Ты не шутишь?

– С такими вещами не шутят, – Медисон ложится на кровать, наконец облегченно выдыхая и прикрывая глаза.

– Значит, у тебя появилась квартира, – Мартин констатирует факт, но в голосе все равно слышится вопросительная интонация.

– Да. Прямо за парком, на Уорнер-сквер. Как я и хотел. Знаешь, как она стала моей? Досталась в наследство. Не знаю, что за силы исполняют мои желания, но у них точно есть воображение.

– Подожди... а ты не думаешь, что это...

– Совпадение? – опередил Велмора Ричард. – Такое стопроцентное, с адресом и квадратными метрами? Я еще не ездил посмотреть, но уверен, что внутри все именно так, как я описывал. Я позвоню тебе, когда буду знать точно. А еще лучше – приглашу в гости.

– Я жду приглашения, – говорит Мартин немного изменившимся голосом.

Рич кладет трубку, некоторое время лежит без движения, потом тянется за новым листом бумаги. Пришла очередь денег, серьезной суммы на счету в национальном банке и чуть менее серьезной в домашнем сейфе. Медисон уверен, что когда квартира будет полностью оформленной на него, он закатит там впечатляющую вечеринку, на которую не пожалеет налички.

@темы: Моя работа: Проза, Последняя тысяча журавлей

---

"Последняя тысяча журавлей", глава 1

ПОСЛЕДНЯЯ ТЫСЯЧА ЖУРАВЛЕЙ

Автор: Solter
Бета: Deserett
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Мистика, Hurt/comfort, Мифические существа
Предупреждения: Насилие
Размер: планируется то ли Миди, то ли Макси

Глава 1.

Ричарду Медисону двадцать два, и он еще не совсем Ричард, скорее Рич или Ричи, потому что полное свое имя он не любит. «Ричард» – как какой-нибудь король, даже не принц: вальяжное «ча», тяжелое «рд» в конце, припечатывающее имя подобно могильной плите из обязанностей и ответственности. Его воротит от мыслей, что когда-то придется стать именно таким, ответственный и обязанным, принять на себя груз повседневного быта, скупо украшенного работой, подслащенного уикендами в компании друзей и накрытого прозрачным колпаком брака...

Ричарду Медисону двадцать два, и он еще не совсем Ричард, скорее Рич или Ричи, потому что полное свое имя он не любит. «Ричард» – как какой-нибудь король, даже не принц: вальяжное «ча», тяжелое «рд» в конце, припечатывающее имя подобно могильной плите из обязанностей и ответственности. Его воротит от мыслей, что когда-то придется стать именно таким, ответственный и обязанным, принять на себя груз повседневного быта, скупо украшенного работой, подслащенного уикендами в компании друзей и накрытого прозрачным колпаком брака.

Но сейчас Ричу двадцать два, и он почти не думает ни о работе, ни о браке, ни о будущем, стараясь обеспечить себе прекрасное настоящее. Он из тех, кому не нравится город, где приходится жить, но кто не сделал ни единого шага, чтобы переехать. Из тех, кто обожает Францию, но не выучил и двух слов на певучем французском. Из тех, кто плюется на фотографии с модных журналов и говорит: «Если бы я имел столько денег, я бы тоже отлично выглядел!» – но даже не смотрит в сторону тренажерных залов и велосипедных дорожек. Рич похож на тысячу других ребят по всему миру: у него есть друзья, родители, университет, который через три года он закончит с самыми высокими баллами, и хобби, о котором Ричи никому не может рассказать. Хобби, которое дает возможность выделиться на фоне остальных, стать не таким, а лучше, успешнее, заметнее и беззаботнее. Хобби, занимающее массу свободного времени, требующее кропотливого труда и недюжинной концентрации. Хобби, которое перевернуло для Ричарда Медисона мир.

Ричард – волшебник. Но он не махает палочкой, не вынимает кроликов из котелков, он не добывает философский камень и не летает по воздуху. Он даже не умеет показывать карточные фокусы, не знает латынь и не разбирается в скифских рунах. Вместо всего этого Ричи делает бумажных журавлей. Да, как в той легенде, согласно которой человек, сделавший тысячу птиц из бумаги, может загадать желание, которое обязательно сбудется.

Ричард не болен, как Садако, и его желания никогда не станут песнями, стихами и сказками, но тем не менее – они осуществляются.

***

Впервые Ричи понял это, когда ему было одиннадцать. В средней школе имени Джорджа Бейтона он закрыл семестр с тремя «Е» и одной «F», поэтому все рождественские каникулы сидел под строгим домашним арестом, не смея высунуть нос дальше заднего двора родительского дома. Телевизора и компьютера его тоже лишили, оставив только телефон и книги, но ни скучное общение, ни еще более нудное чтение Рича не привлекали. Он злился на родителей, злился на учителей и даже на самого себя злился из-за низких оценок, и эта злость привела мальчика к неожиданному решению.

Историю о бумажных журавлях рассказывали в школе на всемирной истории, но тогда Ричард не придал ей особого значения, просто сохранив в памяти. Теперь же времени было в достатке, и мальчик принялся за работу, надеясь, что одно-единственное его желание исполнится. Он всего лишь хотел получать хорошие оценки.

Дело оказалось непростым. Журавли получались кривыми и некрасивыми, некоторых Ричи сминал и вышвыривал, заменяя другими. Каждого журавля, если он хоть сколько-нибудь походил на картинку из журнала, откуда Рич взял схему, мальчик нумеровал и складывал на пол под письменным столом, и вскоре их там накопилось бесчисленное множество. Пальцы у Рича болели, голова шла кругом, постоянно его охватывала одна и та же мысль – бросить все к демонам, выпросить у матери прощения и спокойно усесться за компьютер.

Однако родители были тверды в своих словах, и журавли стали единственным занятием Ричарда. Он садился за них с самого утра и отрывался только на еду, заканчивая, лишь когда отец заходил в комнату и гасил свет, призывая ко сну. Ночами сознание Ричарда не находило покоя, он засыпал и снова видел ту же жесткую опостылевшую бумагу и журавлей, которые постоянно терялись или пропадали, так что собрать целую тысячу казалось невозможным.

К концу второй недели Ричард закончил. Тысячный журавль был самым красивым, с ровными крыльями и аккуратно загнутым клювом, на его прямом как стрела хвосте был аккуратно выведен номер – «1000». Рич чувствовал себя счастливым, когда ставил венец своего творения на подоконник: весь пол уже был усыпан оригами, так что ступать приходилось аккуратно, будто танцуешь на раскаленных углях.

Этой ночью Ричи спал крепко как младенец, проснулся гораздо позже обычного и, свесив ноги с кровати, не обнаружил в комнате ни одного своего журавля. Их не было на идеально-чистом ковре, не было под кроватью и в шкафу, не было даже за окном на припорошенной снегом земле.

– Ма-а-ам?! – Ричи опрометью бросился на кухню, испытывая по-детски искреннее отчаяние. – Мам, где они? Ты их выбросила?!

Но миссис Медисон только удивленно смотрела на растрепанного плачущего сына и качала головой. Нет, она не трогала журавлей и не заходила в комнату Ричарда. Нет, папа тоже этого не делал. Наверное, это ты сам их выкинул ночью, сынок, а теперь забыл. Может быть, ты ходил во сне?.. Девид, стоит проконсультироваться с детским психологом.

Ричи проплакал полдня. Родители, не понимая, что происходит, отменили все наказания и разрешили ему делать все, что заблагорассудится, и на три недели мальчик полностью забыл о своем стремлении и разочаровании. А потом был тест по математике, за который он получил «А», и английский язык – «А+», а еще история и физика, информатика и литература.

***

Он долгое время думал, что это все простое совпадение, да и учеба доставляла удовольствие. Что удивительного, что среднюю и высшую школу Ричард закончил на отлично? Разве могут быть к этому причастны бумажные журавлики, безвозвратно пропавшие зимним утром? Куда приятнее Ричу было думать, что это его заслуга, но когда он поступил в университет и после первого же семестра попал в тройку самых успешных студентов потока – Рич призадумался.

И решил, что опыт нужно повторить.

Времени теперь у него было совсем немного, кроме того, теперь родители отнеслись бы с большим подозрением к подростку, занимающемуся ерундой, чем в прошлый раз, когда Ричи было одиннадцать лет. Он успевал сделать всего по пять-десять журавлей в день – иногда больше, иногда меньше. Дело двигалось медленно, часто Ричард вовсе бросал это занятие, отвлекаясь на университетскую команду по футболу, вечеринки и зачеты, которые все еще сдавал на отлично. Потом возвращался, пополнял коллекцию белоснежных птиц с номерами на крыльях, подбадривая себя тем, что иначе синий «Ягуар» модели «XJ» будет принадлежать ему исключительно во сне.

Прошло почти шесть месяцев, когда Ричард наконец закончил. Последнюю сотню журавлей он мастерил почти без остановки, пальцы болели так же, как в детстве, в глаза будто битого стекла насыпали, но в час ночи он все-таки закончил, водрузил своего тысячного птенца на стол и лег спать прямо в одежде, а утром...

– Ричард, к тебе пришли, – миссис Медисон аккуратно постучала кулачком в дверь.

Ричард с трудом проснулся, все еще чувствуя усталость, но то, что все журавли пропали без следа, как восемь лет назад, придало ему сил. Выбравшись из кровати, он поправил на себе одежду и вышел в прихожую, где кроме родителей стоял курьер в фирменной черно-красной рубашке и с бейджем на груди. В руках курьер держал твердую папку и запечатанный бумажный пакет с наклейкой экспресс-почты.

– Вы – Ричард Медисон? – для проформы спросил курьер и передал Ричу конверт. – Распишитесь о доставке.

Поставив карлючку вместо подписи, Рич ушел с пакетом на кухню. Сердце едва не выпрыгивало из груди, когда он разрывал плотную бумагу и доставал оттуда документы, а дыхание сбивалось - когда читал текст. Инициатива правления университета, согласно которой из десятки лучших учеников выбирали одного, получавшего от спонсоров подарок.

– Автомобиль? – отец выразил сдержанное удивление, забирая у сына бумаги, чтобы проверить лично. – Никогда бы не подумал, что Сейнт-Уоррен может так раскошелиться. Недаром мы столько платим за обучение, правда, Элисон?

– Мальчику просто повезло, – мать улыбалась, глядя на Ричарда. – Сынок, ты рад?

Но Рич не радовался. Рич торжествовал.

***

Пальцы Ричарда работают автоматически – согнуть лист пополам, развернуть, заломить, еще раз развернуть. Последовательность действий отточена, на одного журавля уходит меньше четырех минут, когда раньше он тратил больше десяти. Номера проставлены небрежно, готовые птицы свалены как попало на полу сразу за кроватью, на которой сидит сам Ричард в компании раскрытой пачки офисной бумаги.

Он занимается волшебством третий раз в своей жизни и дискомфорта почти не испытывает, только целеустремленную уверенность и яростное желание поскорее закончить.

Ричард собирается жить отдельно, и его квартира должна быть шикарной.

@темы: Моя работа: Проза, Последняя тысяча журавлей

---

Партия рекомендаций

Не так давно я делал заявку на мини-ужастик, и она получила неплохой отклик - из семи (!) написанных по ней работ, целых четыре (!!!) мне очень понравились.
Тут я хочу вам о них вкратце рассказать, чтобы вы могли прочитать, потому что работы однозначно того стоят.

1) Прятки в одиночку, автор: Одиночка в маске.
Эта работа меня порадовала главным героем, его мыслями, логикой и здоровым скепсисом. Все прописано понятно и интересно, читается буквально на одном дыхании, никаких недопониманий в итоге не возникает. Стиль автора тоже очень удачный, меня порадовал.

Этот фик был удален с Фикбука

2) Игра, автор: Дрима.
Здесь автор порадовал меня тем, что в повествовании вышел за пределы одного дня, протянул историю дальше, сделав ее непохожей на остальные и точно так же непохожей на заявку - мне было очень приятно увидеть, что фантазия автора простиралась гораздо дальше, чем моя.

3) Поиграй со мной, автор: Тряпочка в полосочку.
Понравилось за замечательный книжный стиль, за хорошо обрисованного главного героя, точнее, героиню. За само произведение - оно идеально по построению, с завязкой, с кульминацией, с развязкой, все правильно, идеально дозировано, настолько, что можно любоваться. Окончание этого рассказа - особая моя радость.

4) А теперь водит Рори, автор: Сапог капрала Леви.
Это, пожалуй, самое необычное исполнение. Здесь есть отсылки к прошлому, делающие историю объемной и живой, есть персонажи, которые раскрываются достаточно полно, каждый кажется реально существующим человеком, не похожим на других. История сама по себе очень интересная и оставляет место для того, чтобы читатель и сам кое над чем подумать - это огромный плюс.

Почитайте, уверен, вам тоже понравится)

[L]Solter[/L] <a href="http://ch-s.diary.ru/p200705656.htm">рекомендует</a> четыре мистических ориджинала разных авторов

@темы: Рекомендации

---

"Ужасная" заявка

Ребята, я сегодня насмотрелся разного видео и выдал заявку-хоррор по такой себе игре "прятки в одиночку".

Вот она, вот она!

Суть игры "прятки в одиночку" в том, что проводится она, когда ты один в квартире ночью, всюду выключен свет. В ванную берется игрушка, разрезается и заполняется рисом, сшивается и перематывается красными нитками, а потом с ней играешь в прятки.
Прячешься, она тебя ищет, а когда ты выходишь - она лежит не там, где ты ее оставил.
Будь я ребенком, наверняка заинтересовался бы больше, а сейчас меня тема интересует в качестве интересного текста, потому - пожалуйста, поддержите заявочку, хочется почитать чего-то качественного)
Буду благодарен))

@темы: Читателям

---

Хэппи-энды vs Драма

Я уже задался этим вопросом в контакте, но все-таки хотелось бы переместить его и сюда.

Я тут подумал и понял, что у меня везде сплошные хэппи-энды, а драма никак не выходит и не пишется.
И я бы хотел попытаться все-таки ее покорить.
В связи с чем опрос! Не подумайте, что под мнением читателей я склонюсь в ту или иную сторону (хотя как, если я сам еще не решил), но мне крайне интересно, как вы к подобному бы отнеслись.

П.С. Варианта ответа для воздержавшихся/не желающих голосовать/мимопроходящих нет. Можно просто промотать, если вам пофиг)

А, ну и к слову - "не хэппи-энд" совсем не означает смерть главного героя и смерть вообще. Это просто не хэппи-энд - не все счастливы, не все отлично.

Вопрос: Драма без хэппи-энда?

1. Пускай будет без хэппи-энда (лишь бы хорошо написано)		4	(11.43%)
2. Нужна хотя бы надежда на хэппи-энд (вариативно)		15	(42.86%)
3. В обязательном порядке нужен хэппи-энд (категорично)		16	(45.71%)
Всего:		35

@темы: Поговорить, Творческий конструктор

---

Еще кое-что интересное для писателей

17 секретов успеха от Стивена Голдсберри.

1. Никогда не оставляй свое самое лучшее напоследок. Раскрывайте себя незамедлительно, а потом посмотрите, что произойдет. Чем лучше начало, тем лучше продолжение.

2. Открытие абзаца, предложения, строки, фразы, слова, заголовка - есть начало важнейшей части вашей работы. Это задает тон и дает читателю понять, что вы командующий писатель.

3. Первая обязанность писателя - развлекать. Читатели теряют интерес с описаниями и абстрактной философией. Они хотят развлечений. Но они чувствуют себя обманутыми, если развлекаясь, ничему не научились.

4. Покажи,а не рассказывай или тенденциозно излагай.

5. Голос намного важнее чем картинка.

6. Произведение намного важнее чем что-либо. Читатели (и издатели) заботятся меньше всего об умении чем о содержании. Вопрос, который они задают не “Как вы достигли того, чтобы стать писателем?”, но “Насколько хорошо написано произведение?”.

7. Эти правила достаточно противоречивые. Такова природа правил в искусстве.

8. Все записи создают конфликт. Уделите качественное внимание оппозиции и хорошим строкам. Власть антагонистов должна равняться власти главных героев.

9. Часто переключайтесь. Пробуйте предложения разной структуры и типа. Создавайте хорошее сочетание повествований, описаний, экспозиций и диалогов.

10. Будьте осторожны со словом. Одно слово, как капля йода в галлоне воды, может изменить цвет вашего манускрипта.

11. Обеспечьте читателя завершением. В последних предложениях рассказа откликается что-то, что произошло раньше. Жизнь идет по кругу. “Если в первой вашей главе есть пистолет, то пистолетом заканчивается книга” (Эн Рул)

12. К концу работы, конфликт следует достичь некоего разрешения. Необязательно счастливая концовка.

13. Корректируйте, исправляйте. Вы никогда не получите хороший результат с первой попытки.

14. Избегайте чрезмерное использование прилагательных и наречий; доверяйте точности ваших существительных и глаголов. Глагольная форма: чем короче, тем лучше. Избегайте пассивной формы, клише и избитых фраз.

15. Будьте заинтересованы каждым предложением. Будьте лаконичными. Первый редактор Хемингуэя в Kansas City Star дал ему следующие правила: “Используйте короткие предложения. Используйте короткие абзацы. Используйте решительный английский. Будьте позитивными.” Позже Хемингуэй об этих советах сказал: “Это лучшие правила писательского мастерства, которые я когда-либо знал”.

16. Если вы можете быть неправильно истолкованы, вы будете.

17. Нет правил для того, чтоб хорошо писать. Тот, кто с успехом нарушает правила - является истинным художником. Но: для начала изучайте правила, практикуйтесь, доведите свое умение до мастерства. “Вы не можете перешагнуть то, что вы не знаете.” - Шри Нисаргадатта Махарай.

@темы: Творческий конструктор

---

"Код доступа", часть 16. Конец первой части

КОД ДОСТУПА

Автор: Solter
Бета: Сэвориан Эммиарш, Deserett
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Мистика, Hurt/comfort, AU
Предупреждения: Насилие, Нецензурная лексика, Мэри Сью (Марти Стью)
Размер: планируется Макси

Часть 16.

Эштон до последнего думал, что сестру Райт себе выдумал как предлог для встречи, поэтому был всерьез удивлен, когда в хорошо знакомом ему красном автомобиле увидел это очаровательное девятилетнее создание, дремавшее на заднем сидении. Девочка носила потертые голубые джинсы, светло-серую футболку и клетчатую рубашку поверх, поэтому напоминала уменьшенную копию Саймона, а темно-русые волосы, хоть и заплетенные в две тонкие косички, завершали сходство. Черты лица девочки, насколько Эш видел с переднего сидения, были гораздо мягче, чем у Райта, а овал лица говорил о том, что лет через десять никто уже и не сможет определить на вид, что эти двое родственники...

Эштон до последнего думал, что сестру Райт себе выдумал как предлог для встречи, поэтому был всерьез удивлен, когда в хорошо знакомом ему красном автомобиле увидел это очаровательное девятилетнее создание, дремавшее на заднем сидении. Девочка носила потертые голубые джинсы, светло-серую футболку и клетчатую рубашку поверх, поэтому напоминала уменьшенную копию Саймона, а темно-русые волосы, хоть и заплетенные в две тонкие косички, завершали сходство. Черты лица девочки, насколько Эш видел с переднего сидения, были гораздо мягче, чем у Райта, а овал лица говорил о том, что лет через десять никто уже и не сможет определить на вид, что эти двое родственники.

– Сводная, по отцу, – объяснил Саймон негромко, чтобы не будить Вивьен. – Мы теперь не слишком часто видимся, сам понимаешь, но иногда получается.

– Я уже почти не удивляюсь тому, что ты можешь о ком-то заботиться.

– Сюрприз, – Саймон улыбнулся, ничуть не обидевшись. – Мы скоро приедем.

Утренняя погода радовала неярким солнцем, проглядывающим сквозь дымку облаков, от вчерашнего проливного дождя остались только следы – лужи и приятный лиственно-асфальтовый запах, несущий прохладу. Вместе с хорошей погодой улучшилось и настроение Саймона, от переживаний вчерашнего дня он полностью избавился, только слегка волновался о том, как бы Миллер ничего не узнал. Но Эш тоже был спокоен, в выражении его лица не скользило ничего настораживающего, так что совсем скоро Саймон перестал думать о прошлом и занялся ближайшим будущим.

Отчего ему захотелось проводить время с Эштоном – вопрос, на который Райт все еще не находил ответа. Но даже сидя в одной машине и преодолевая десятки километров до единственной в округе конной фермы, когда они почти не разговаривали, думая каждый о своем, Сай ощущал себя на своем месте. В молчании было комфортно, обмен короткими фразами приносил удовольствие, а еще позже, когда Вивьен наконец проснулась и принялась весело болтать с Миллером, Саймону нравилось просто наблюдать за ними краем глаза.

Оставив машину на пустой подъездной дорожке, они подошли к большим деревянным воротам, преграждающим вход в конюшни, выслушали короткий инструктаж – в более подробном никто не нуждался, потому что все трое уже имели дело с лошадьми – и только тогда прошли внутрь. Выбор лошадей тоже не занял много времени: Вивьен сразу подошла к уже знакомой ей Астре, Эшу сразу приглянулась вороная кобыла с размытым светлым пятном на лбу, и только Саймон прошел между стойлами туда и обратно, прежде чем определиться и взять под уздцы гнедого коня.

– Мы здесь уже катались несколько раз, – когда Вивьен первой выехала за ограждение фермы, объяснил Райт. – Но чаще она приезжает с матерью. А ты где научился?

Эш, который в седле выглядел еще миниатюрнее, чем обычно, держался на лошади так свободно, будто вовсе не мотоцикл был его основным транспортом. Его поза говорила о непринужденной уверенности, и животное прекрасно это ощущало, слушаясь даже самых легких движений коленями.

– Да так, – он улыбнулся и поправил очки, потом погладил лошадь по шее, отчего та тряхнула головой, и спросил: – Значит, Вивьен неплохо тут ориентируется, да? – получив утвердительный кивок, предложил: – Галопом наперегонки?..

Саймон оценивающе глянул на довольно широкую грунтовую дорогу, еще мягкую и влажную после вчерашнего дождя, а после, поудобнее устроив ступни в стременах, дал отмашку на старт. Его гнедой не сразу понял, чего именно желает всадник, но довольно быстро перешел на рысь, а потом и сорвался в галоп, но догнать рванувшего вперед Эштона Райту оказалось не так уж легко.

Встречный ветер рывками трепал отросшие волосы, выбивая слезы из глаз. Даже очки не спасали, а наоборот, едва не слетали на землю, но кое-как все же удерживались, так что Эштон мог не отвлекаться на них и крепко держать поводья, намотав их несколько раз на запястье, хотя по технике безопасности делать этого не рекомендовалось. С непривычки поначалу удержаться в седле при галопе оказалось нелегко, Эш привстал в стременах ровно настолько, чтобы его не качало, как куль с мукой, а потом, когда привык и приспособился, он смог расслабиться и без опаски обернуться назад.

Миллер хотел бы увидеть Саймона далеко на дороге, но на деле их разделяло всего несколько метров, и расстояние это постепенно сокращалось, пока вовсе не исчезло. Эш мог протянуть руку и коснуться плеча Сая – так близко друг к другу они оказались.

– Не ожидал? – Ветер сорвал вопрос с губ Райта и отнес назад, а Эш в ответ отрицательно покачал головой.

Еще через пять минут напряженного галопа Миллер понял, что безнадежно теряет в скорости, в то время как Саймон ее только набирал, сперва вырвавшись вперед на полкорпуса, а потом и вовсе оставив вороную позади. Никакого разочарования Эш не испытывал, наоборот – выглядел очень довольным и, когда остановился у раскидистого клена, рядом с которым уже ждал Саймон, искренне поздравил его с победой.

– Не устал? – в ответ поинтересовался Саймон.

– Я – нет, а вот ей, наверное, стоит дать передышку, – Эш спешился и отпустил поводья, давая лошади возможность щипать траву там, где ей захочется. – Слезай давай. Вивьен без нас не потеряется?

– У нее есть телефон на крайний случай, – отмахнулся Саймон, тоже спрыгивая на землю. – Но она уже сказала, что не будет вмешиваться в наши отношения.

– Чего? – не понял Эштон.

– Да так, она думает, что между нами что-то есть. Ей всего девять, упрямая, как осел, я не стал ее переубеждать, чтобы она не капризничала и не приставала к тебе и ко мне.

– А ты сам не капризничал? – хмыкнул Эш, обходя дерево и усаживаясь на траву там, где она уже успела высохнуть под солнечными лучами. – Тебя, между прочим, если я ничего не путаю, в гомосексуализме обвинили.

– Да и что? Вот если бы меня в нем лет пятьдесят назад обвинил, тогда другое дело, а сейчас всем наплевать, – Саймон сел рядом и развел руками. – Хоть бы я с тобой жил, хоть с Эммой, хоть с чертовой бабушкой, никто и слова поперек не скажет, пока мы вреда никому не приносим. Не убиваем там, не насилуем...

– Ты имеешь в виду общественное мнение, а я говорил о тебе лично, – мягко перебил Миллер.

Райт ничего не ответил, неловко пожав плечами и уставившись на зеленое полотно некошеной травы, перерезанное почти ровно пополам той самой дорогой, по которой они с Эшем недавно ехали. Что он мог сказать сейчас, когда сам пока не сумел до конца разобраться в собственных чувствах? Только насмешил бы неаккуратными словами, осторожными мнениями, готовыми разбиться, как пустая яичная оболочка, о первое попавшееся препятствие.

– Ты никогда не думал об этом, да? – прервал затянувшееся молчание Эш.

– Да.

– Ну, тогда я заставлю тебя задуматься о многих вещах, потому что давно пора. У тебя есть настоящий друг, Сай? Я долго думал, что это Льюис, но непохоже, что его интересует что-то кроме его музыки. Полагаю, ни о чем другом вы с ним не разговаривали, а от постоянного обмывания одной и той же темы у тебя портилось настроение. А Эмма? Вот она выглядит более образованной и общительной.

– Ее интересовал только университет и учеба, – с готовностью отозвался Райт. – Все время пыталась заставить меня подтянуть предметы, ну или в чем-то там участвовать, а говорила о своих проектах, вот и все.

– Тоже не самая перспективная тема, да? Я же сказал, архитектура тебе не подходит, потому тебе не было интересно.

– Как будто архитектура подходит тебе, – Саймон усмехнулся.

– Может быть, не на все сто, – вопреки ожиданиям блондина, Эш не стал спорить. Вместо этого он неуверенно потер пальцами шею, наморщил лоб, а затем взволнованно поднялся и отошел на пару шагов от дерева, глядя вперед, на темную полосу хвойного леса за полями, упиравшуюся прямо в горизонт.

– Эш?.. – Саймон тоже ощутил тянущее чувство беспокойства, встал на ноги. – Ты в порядке?

– Кажется... кажется, да, – голос Миллера звучал настолько растерянно, словно он был ребенком, неожиданно переместившимся из детской комнаты родного дома в огромный зал Государственной библиотеки.

Рассматривая небогатый пейзаж перед собой, Эштон не понимал, какого хрена деревья, которые раньше он видел более-менее четко, начали искривляться резкими линиями перед глазами, преломляться и вытягиваться под косым углом настолько дико, что голова на миг закружилась. Стянув очки, Миллер по привычке протер линзы краем рубашки, решив, что дело в этом, а потом поднял взгляд. Редкие растущие вдоль дороги кусты больше не казались химерной, ни на что не похожей иллюзией, но и расплывчатым мутным пятном они тоже не были. Эштон, не надевая очки, видел так же четко, как и семь лет назад.

Поняв это, Эш сразу перевел взгляд на свои руки – они не расплывались. Глянул вверх, на кленовые ветки, потом обернулся и посмотрел на жующих траву лошадей: большие влажные глаза с солнечными бликами в темных зрачках, растрепанная от ветра грива, где каждый волосок виден так четко, словно смотришь под микроскопом, четкий повторяющийся узор по краю седла, потертости от бесчисленных прикосновений ладоней на узде. Полчаса назад Эш даже в очках, даже подойдя вплотную, не увидел бы всего этого так кристально ясно, как сейчас.

– Господи... – тихо шепнул Эш, выронив уже не нужные очки на землю и схватившись за голову. Пропустив пряди волос между пальцами, с силой потер лицо, будто желая привести себя в сознание, но только отметил, что голова не только перестала кружиться, но и не болит, как постоянно раньше, и виски ни капли не пульсируют.

– Тебе нехорошо? – со все возрастающим беспокойством спросил ничего не понимающий Саймон.

– Мне хорошо. Мне очень хорошо, Сай. Мне так хорошо не было уже...

Эштон запнулся, будто налетев на невидимую преграду. Он отвык ощущать себя полностью здоровым, и сейчас радость и облегчение захлестывали его с головой, словно жизнь началась заново – краски казались ярче в несколько раз, свежий воздух приятно насыщал легкие, пространство вокруг казалось необъятным и неизведанный полотном, но что-то в этой идеалистической картине было не так.

Жестокое понимание рывком сбросило Эштона с небес на землю, приложило лопатками так крепко, что парень физически ощутил эту абстрактную боль. По хребту пробежала волна ледяного колючего холода, лицо едва заметно побледнело, а губы сжались в тонкую линию. Теперь не радовала ни вернувшаяся ясность зрения, ни чистая голова, даже солнце, казалось, померкло и обходило своим вниманием большой клен и всех, кто оставался под ним.

– Мне нужно вернуться. Немедленно, – резко сказал Эш, подходя к вороной кобыле и жестко сжимая в ладони поводья.

– Зачем? – Саймон нахмурился, ему сразу же показалось, что дело в тех часах из дома Миллера, которые Эрик советовал не трогать.

– Я думаю, что Эрик сделал ошибку, стоящую ему жизни.

Упоминание Эрика только укрепило догадки Саймона, и он, тяжело сглотнув, решился признаться:

– А что, если это не он?

Эштон замер, чувствуя тяжелый ком в желудке, а потом медленно развернулся к Райту лицом. В его глазах читалось недоверие пополам со страхом, который неотступно преследует всякого, кто имеет хоть одну тайну, что должна быть скрытой. Сейчас тень этой тайны подобралась к Миллеру вплотную, встала за спиной и готовилась сжать ледяными руками плечи.

– Как – не он?..

– Да я просто предположил, всякое же может быть, чего ты... – от смелости Саймона не осталось и следа, он, словно на штык, напоролся на убийственно-острый взгляд Миллера.

– Что ты сделал? – тихо проговорил Эштон, полностью поворачиваясь к Саю и медленно к нему приближаясь. – Что ты сделал?! – он почти выкрикнул это в лицо парню, схватив его за плечи и совсем не замечая разницы в росте. – Куда ты, мать твою, сунулся?! Ты... ты...

Эштон глубоко вдохнул, не в силах справиться с бушующим морем эмоций, бурлящим в груди. Как же ему хотелось сейчас задушить Райта голыми руками за то, что полез не в свое дело, что обрек себя на медленную смерть, заставил Эштона вновь чувствовать себя обязанным – и как сильно! Он в неоплатном долгу, в таком, от которого не избавишься, а хуже всего то, что Саймон даже не подозревал, во что ввязывается. Эшу уже было больно за него, глупого и наивного, пока еще не знающего, что предстоит пережить в будущем. И за себя, пока что свободного, здорового, упивающегося жизнью, ему тоже было больно. Разве найдет он силы, чтобы пережить все это еще раз, по второму кругу?.. Видеть, как Саймон будет постепенно угасать, терять краски, по капле прощаться с радостью? Понимать, что живой человек медленно умирает не только ради него, но и по его вине?

Недосмотрел, упустил из виду, потерял бдительность из-за дурацкой собаки, отвлекающей все внимание на себя! Какой идиот!

В висках снова запульсировало, Эштон зажмурил глаза, почти радуясь вернувшейся боли, но вспышка была слишком короткой и возникла всего лишь от сильного напряжения. Ничего уже не изменить.

– Эш, все в порядке, – растерянно сказал Саймон и попытался обнять парня за плечи.

– Ничего не в порядке. Ничего не в порядке, Райт! – былой запал стих, улегся океанскими волнами, Эштон немного пришел в себя и заговорил более внятно. – Ты просто представить себе не можешь... что теперь будет... с тобой. С тобой, Саймон! Ты себе могилу вырыл, сам, собственными руками. Понимаешь, что я говорю? Ты знаешь, как я чувствовал себя все это время? – голос Эша дрогнул, а объятия блондина стали крепче и уверенней. – Постоянно прогрессирующая болезнь, раскалывающаяся голова, глаза словно выжигает, легкие разрываются от каждого вдоха. Таблетки глушат только часть, остальное приходится терпеть, постоянно, день за днем. Это не проклятие, Сай, не вирус, не патология – это бремя, которое я сам выбрал, осознавая, что делаю, и точно понимая, какими будут последствия. А ты?! Ты сунулся в место, о котором не знаешь совершенно ничего, и обрек себя на то же самое! Теперь хоть ты можешь это понять?..

Голос уже не дрожал, а срывался, и под конец Миллер не выдержал, глухо всхлипнул и резко замолчал, прижимаясь лицом к плечу Райта. Слез не было – одному богу известно, каких трудов Эшу стоило их сдержать. Саймон, до которого наконец начала доходить неотвратимость его положения, медленно водил ладонью по спине Эштона, стараясь его успокоить, и вскоре добился успеха. Эш поднял голову, серьезно посмотрел блондину в глаза:

– Благодаря тебе я снова себя человеком почувствовал. Нормальным, здоровым, как все. Я так... счастлив, Сай, и одновременно несчастен, все смешивается, я совсем не знаю, что теперь нам делать. Давай посидим немного, мне надо прийти в себя и подумать.

Они вернулись на свое прежнее место под деревом. Эштон надолго замолчал, раздумывая о том, сколько времени у него есть до того, как Саймон впервые почувствует на себе действие Механизма. По подсчетам Миллера срок составлял около пяти лет, а может и больше – Райт все-таки крепкий парень, здоровый и сильный. Пять лет! За это время Эш мог бы закончить университет, поездить с Йоной по континенту с концертами, а может быть и сделать что-то полезное для их с Амбер дела. Перспективы, о которых вчера Миллер не мог и помыслить, разворачивались во всей красе и притягательности, но он старался не упускать из виду Саймона Райта, которого оставлять одного нельзя. Как бы ни хотелось Эштону иного, а он ощущал огромную ответственность за жизнь и состояние Саймона, и теперь от него никуда было не деться.

С трудом избавившись от красочных мечтаний, Миллер задумался о более насущных делах, тех, что следовало решить за ближайшие несколько дней.

– Так, Саймон, – наконец произнес он, поворачиваясь к жующему травинку и имитирующему спокойствие Райту. – Я попрошу тебя никому, ни единому человеку, не говорить о произошедшем. Это очень важно. Жизненно важно, ладно? Мы просто съездили на прогулку и вернулись обратно. Никто ничего не должен знать.

– Просто там был еще Эрик, – тихо сказал Сай. – Когда я взял ту штуку, он видел.

– Я разберусь с ним, – успокоил его Эш. – Главное – все по-прежнему, мы ни о чем не говорили.

– Понял, понял, – Райт кивнул пару раз, а потом потянулся и подобрал с земли очки, которые Миллер уронил и так и не поднял. – Возьми, тебе это понадобится, если собираешься делать вид, что ничего не изменилось.

Поморщившись, Эш взял очки, но не надел, а положил в карман, а потом встал, протянув Саймону руку:

– Поехали уже, мне нужно кое-что уладить. Мы еще поговорим обо всем этом позже, главное помни, о чем я тебя просил, – он улыбнулся, подойдя к лошадям, но, словно о чем-то вспомнив, вернулся к Саю и поцеловал его в губы – легко и обыденно, безо всяких претензий на что-либо большее, словно делал это уже сотни раз. А потом вскочил в седло и с улыбкой сказал: – Вивьен в чем-то была права, верно?

***

Попросив высадить его возле ближайшей автобусной остановки, Эш попрощался с Саймоном и Вивьен, но поехал не домой, а к Амбер. Поднявшись на последний этаж ее дома, добрался по лестницы до знакомой решетки с замком и постучал, громко и настойчиво. Потом позвонил, но девушка не поднимала трубку, а дверь так и оставалась молчаливо-запертой, поэтому Миллеру пришлось уйти. Пускай он взял с Райта слово никому не рассказывать о случившемся, с Амбер хотелось поделиться, потому что сдерживать внутри себя одновременно радость, страх и огорчение было практически невозможно.

Ничего, он сделает все это попозже, а пока не мешало бы поговорить с Эриком, да и Механизм, так беспечно спрятанный в коробке дома, нужно как можно быстрее увезти из города и оставить где-нибудь в таком месте, где никто до него не доберется. Эш не доверял банковским сейфам со всей их защитой – места, куда имели доступ люди, казались ему чересчур ненадежными, именно поэтому полгода назад он лично съездил в свой прошлый город и забрал часы оттуда, чтобы найти для них более подходящее место. Но не успел.

Возвращаясь домой, чтобы забрать ключи от мотоцикла и поехать к Эрику, Миллер наслаждался новой свободой своего тела, возможностью подолгу ходить, не уставая, смотреть на солнце без рези в глазах, дышать полной грудью и не бояться вспышек боли в легких. По лестнице он поднялся бегом, перепрыгивая через одну ступеньку, и вместо привычно ноющих мышц ощутил только легкое возбуждение во всем теле. Даже зная, что жизнь и покой Саймона не стоят всего этого, Эш не мог не испытывать восторг.

Приятное ощущение пропало так резко, словно кто-то выключил лампочку, стоило только Эшу переступить порог своей квартиры. С предоставленным самому себе Биглем все было хорошо, он встретил хозяина у порога, покрутился возле ног и убежал на кухню в ожидании еды, но Эш не обратил на него никакого внимания – его магнитом тянуло в комнату. И когда он вошел туда, замер на пороге соляным столбом, глядя на разбросанные по полу некрупные осколки и части того, что прежде было Механизмом.

С минуту Эштон молча смотрел на них, совсем ничего не соображая, а потом, закрыв руками лицо, тихо выругался. Все планы, построенные сегодня, летели к чертям. Можно было хоть сейчас плюнуть на Саймона, на Амбер, абсолютно на всех и делать то, что захочется, потому что Механизм больше никого не держит, и Эштон прекрасно знал, что это означает. О пяти годах, на которые он так рассчитывал, не останется и следа, им всем крупно повезет, если Саймон проживет больше полугода, а за ним и Миллер, и Амбер, и все остальные, чьих имен и лиц он так и не узнал.

«Кто, черт возьми, это мог быть?» – первая осознанная мысль заставила Эша отнять ладони от лица и осмотреть беглым взглядом комнату. Окно плотно закрыто, ничего не сдвинуто с места, кроме той коробки, где лежали часы, дверь тоже не ломали. Кто-то тщательно все продумал, уличив момент, когда Эштона не было дома, но парень не мог понять, зачем понадобилось уничтожать Механизм прямо здесь, когда можно было забрать его куда угодно. Кто бы это ни был, мотивов Эш пока не понимал.

Присев на корточки у одного из обломков – куска деревянного корпуса с частью металлических шестеренок, – Миллер принялся составлять в голове новый план. Загнав эмоции поглубже, оставив одну лишь холодную логику, он прикидывал, не унес ли таинственный разрушитель чего-нибудь с собой, и решив, что вряд ли, понял, что теперь нужно делать.

Спустя два часа он собрал здесь их всех – Эрика, Амбер, Дирка и даже Саманту с Найджелом. Не было только Йоны, которая, как Эш надеялся, действительно уехала пару дней назад с концертами, и Саймона – сохранять в тайне его нынешнее положение Эштон решил твердо. Собравшись в комнате, на полу которой по-прежнему находился разбитый на части Механизм, они все молчали и ждали, пока хоть кто-нибудь заговорит, а Эш в это время пристально всматривался в лица. Он заметил испуганное выражение у Эрика, жестокую уверенность у Дирка, непонимание у Саманты, и только лица Амбер и Найджела практически ничего не выражали. Амбер свои чувства контролировать умела, это Миллер прекрасно знал, а вот Найджел...

– Я вернулся домой пару часов назад и обнаружил это, – наконец начал Эш, поправляя на носу очки. Видел он сквозь линзы плохо, но упрямо их не снимал, соблюдая конспирацию. – Ничего здесь не трогал, попытался собрать вас всех как можно скорее. Механизм некоторое время хранился у меня и, как видите, кто-то нашел его и сломал. Вероятно, это один из нас, – он пристально обвел всех взглядом, но ни на ком конкретно не остановился. – Как бы там ни было... Больше нет смысла вам, ребята, – он глянул на Саманту и Найджела, – искать людей из цепи, потому что больше Механизм никто использовать не сможет, а все, кто уже успел... Я полагаю, каждому осталось не больше полугода, а то и меньше, с момента смерти предыдущего. Если верить подсчетам Евы, которые она успела сделать, изучая Механизм.

– И что ты предлагаешь? – первым осмелился спросить Дирк, все время стоящий со скрещенными на груди руками.

– Да ничего, – Эш нервно фыркнул. – Разве что... Подождите-ка.

Он ушел на кухню и вскоре вернулся оттуда с коричневыми бумажными пакетами, в которых обычно доставляли еду из ресторанов. Разложив самые крупные части Механизма по пакетам, он раздал их каждому в руки, не обойдя вниманием даже Эрика, хотя Миллеру и хотелось держать друга как можно дальше от всех этих дел, а потом сказал:

– Сделайте с ними что захотите. Это чтобы была гарантия – этот Механизм никто уже не соберет. Лично я собираюсь выбросить свою часть в реку, – он похлопал собственный пакет по боку и едва заметно улыбнулся. – Можно распихать по сейфам, но я никогда им не доверял. Может быть, зря. Ну, а теперь... думаю, мы все вместе собрались в первый и последний раз.

Саманта молча развернулась и, потянув за рукав Найджела, первой без слов покинула квартиру. Дирк задержался дольше, беззвучно что-то проговорив. Эштон, сощурившись и глядя над очками, прочел по губам: «Позже встретимся». Закрыв за ним дверь, Миллер попал в крепкие объятия Амбер, которая едва не плакала на его плече, но все-таки держалась.

– Не бойся, – шепнул он ей, в последний момент решив не говорить ничего о Саймоне. – Все будет в порядке, милая.

Она ничего не ответила, поцеловала Эша в губы и не оборачиваясь ушла, оставив его наедине с растерянным и бледным Эриком, мнущим в руках верхний край и так уже изрядно потрепанного пакета. Набравшись смелости, он подошел к Эштону, собирающему остальные, совсем мелкие частички часов в совок, и произнес:

– Эш, я должен кое-что сказать тебе, – он сглотнул, поежившись под немигающим взглядом Миллера, но продолжил: – Мы с Саймоном, когда приходили к тебе, брали эту штуку. Знали, где она лежит. Но мы не разбивали, клянусь! Сай что-то крутил там, но он ведь не вводил никакого кода, я не думаю, что...

– Код доступа, – прервал его Эштон, криво усмехаясь. – Это Саманта рассказала тебе о нем? Подумать только! Откуда бы им знать, когда они ни разу не видели Механизм? Эрик, код доступа – это полный бред, придуманный для того, чтобы держать всяких дураков, вроде тебя и Сая, подальше от смерти. Если бы там в самом деле был какой-то код, я мог бы поставить Механизм на самое видное место и водить к нему экскурсии каждый день, понимаешь?

– Значит, нет никакого кода? – упавшим голосом переспросил Эрик.

– Абсолютно. Все изначально держалось на добровольной жертве, пока этот момент не потерялся под длиной человеческой цепи. И ты бы знал это, если бы спрашивал у меня, а не у Саманты.

– Эш, – парень предостерегающе поднял руку вверх. – Ты сам не хотел ничего говорить мне.

– И советовал держаться подальше.

– Я и держался.

– Ты, но не Саймон. Кто бы мог ожидать...

– Значит, он... – Эрик неверяще уставился на Миллера, но тот только стянул очки и устало положил их на подоконник, медленно качая головой.

Спустя минуту всепоглощающего молчания, сказал:

– Никому ни слова, Эрик. Обещай мне это.

You tell me to hold on, you tell me to hold on,
But innocence is gone, аnd what was right is wrong.

Конец первой части

@темы: Код доступа, Моя работа: Проза

---

"Код доступа", часть 15

КОД ДОСТУПА

Автор: Solter
Бета: Сэвориан Эммиарш, Deserett
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Мистика, Hurt/comfort, AU
Предупреждения: Насилие, Нецензурная лексика, Мэри Сью (Марти Стью)
Размер: планируется Макси

Часть 15.

– Ты в порядке, Сай? Чего такой грустный?

– Ничего. Отстань от меня, ладно? – Саймон махнул рукой и отвернулся от Эммы, уставившись в окно и подперев подбородок кулаком.

Девушка обескураженно пожала плечами: таким спокойным она видела своего парня, пожалуй, впервые, и это ее волновало. В последнее время Райт вообще перестал обращать на нее внимание и даже на предложение переночевать, которому раньше бы обрадовался, ответил отказом. Эмма подозревала, что он нашел себе другую девушку, поинтереснее, и, возможно, постарше, но пока рядом с Саймоном никого не видела, поэтому выяснять отношения не спешила...

– Ты в порядке, Сай? Чего такой грустный?

– Ничего. Отстань от меня, ладно? – Саймон махнул рукой и отвернулся от Эммы, уставившись в окно и подперев подбородок кулаком.

Девушка обескураженно пожала плечами: таким спокойным она видела своего парня, пожалуй, впервые, и это ее волновало. В последнее время Райт вообще перестал обращать на нее внимание и даже на предложение переночевать, которому раньше бы обрадовался, ответил отказом. Эмма подозревала, что он нашел себе другую девушку, поинтереснее, и, возможно, постарше, но пока рядом с Саймоном никого не видела, поэтому выяснять отношения не спешила.

Однако совладать с обидой у Эммы не получилось, и на время оставшихся пар она пересела за пустующую парту в конце другого ряда. Саймон же, казалось, даже не заметил этого, продолжая поглядывать то за окно, где моросил мелкий дождь, то на спину Эштона.

Миллер сегодня выглядел нездоровым, почти не сходил с места и то и дело упирался лбом в скрещенные кисти рук или тер пальцами глаза под очками. Иногда пил воду, а среди дня, когда большинство студентов ушли в столовую или на улицу покурить, снова доставал свои таблетки – Райт видел это из коридора.

А еще Эш почти не общался с Эриком, за весь день они перекинулись всего парой слов. Саймон вспоминал о подслушанном разговоре и не мог сопоставить кусочки паззлов в одну цельную картину, чтобы разобраться в происходящем, точно так же не мог он напрямую спросить об этом у Эша или у Эрика. Никто ничего не скажет.

– Ты в порядке?

Отвлекшись на дождевые капли, сползавшие по стеклу, Саймон не заметил, как к нему подошел объект его мыслей. Вопрос Эш задал точно тот же, что и Эмма, но в этот раз Райт не стал отмахиваться.

– Пожалуй, нет. Как кто-то вообще может быть в порядке, когда в мире происходят такие вещи, как эта штука у меня дома, и как вы с Амбер со всеми вашими...

– Недостатками? – Эш, улыбнувшись, сел на соседнюю парту. – Тебе не посчастливилось увидеть и узнать то, от чего большинство людей ограждены всю жизнь. Но тебе же и повезло, ведь ты ни во что не вляпался и практически не пострадал. Самое время выкинуть все из головы и зажить прежней жизнью, избавленной от проблем. Правда, советую сделать в квартире ремонт, чтобы дамы не воротили нос от твоих обоев.

– Моя жизнь разве осталась прежней? – Саймон проигнорировал шпильку насчет обоев, и это заставило Миллера заинтересованно сузить глаза. Значит, парень в самом деле над чем-то задумался.

– Тебе виднее. Возможно, кому-то здесь стоит пересмотреть свои взгляды и решения. Вдруг окажется, что кому-то совсем не нужна архитектура, например, и время, которое он тратит впустую за партой, стоило бы применить по назначению и с большей пользой. Может быть, кое-кому стоило бы вообще начать ценить время, раз уж оно ему дано.

Райт поднял взгляд и несколько секунд вглядывался сквозь линзы очков в глаза Эша, но так и не усмотрел там никакого особенного выражения, поэтому опустил взгляд на его руки и, увидев там хорошо знакомые перчатки, пожал плечами. Вспомнился повторяющийся хруст пластикового блистера и то выжатое состояние, в котором находился Миллер, впервые оказавшись дома у Саймона.

– Ты по себе судишь?

– Какая разница? – Эш усмехнулся, мысленно отмечая, что поза Саймона выражает искреннюю заинтересованность: блондин развернулся к нему всем корпусом и выпустил из рук мобильник, который раньше то и дело вертел в пальцах. – В этом плане я ничем не отличаюсь от тебя, да и ото всех остальных тоже. Только вообрази, – стянув очки, от которых начинали болеть глаза, Миллер пересел на стул, оказавшись немного ближе к собеседнику, – вот мы разговариваем с тобой прямо сейчас, и это уже никогда больше не повторится. Понимаешь? Именно этот разговор, он же состоит не только из слов, которые я произношу или ты произносишь. Атмосфера, внутреннее состояние, позволяющее видеть тебе именно тот смысл, который ты находишь. Ничего подобного не случалось прежде и не случится в будущем.

Саймон молчал и думал, что за всю его жизнь, наверное, никто не говорил с ним о таких серьезных вещах. Именно поэтому он чувствовал себя донельзя глупым. Ребенком, не понимающим взрослого, который что-то ему объясняет. А Эштон словно чувствовал это состояние и только подливал масла в огонь:

– Хочешь, я скажу тебе, какая самая крутая вещь в нашей жизни? – он с заговорщицким видом придвинулся ближе, и Райт невольно подался навстречу, ожидая услышать какую-нибудь тайну.

– Хочу.

– Не быть никому обязанным.

Саймон нахмурился, углядев в этой фразе намек, но спросить ни о чем не успел – в аудиторию вошел преподаватель и Эш вернулся на свое место, оставив Райта в не самых легких и уж совсем непонятных раздумьях, которые к концу учебного дня привели его в совсем неожиданное место.

***

– Что ты здесь делаешь?

– Я не ждал от тебя такого банального вопроса. Может, откроешь дверь и впустишь меня?

– Откуда у тебя адрес? – Эш не успокаивался и дверь не открывал, но Саймон, стоя на лестничной клетке, не выглядел смущенным или растерянным.

– Взял у Эммы журнал нашей группы и посмотрел. Открывай. Я кое-что принес тебе.

«Не быть никому обязанным» Саймон воспринял буквально и хорошо над этим подумал, а в конце решил, что Миллер, скорее всего, имел в виду то, что они оба больше друг другу ничего не должны – Сай помог Эшу, когда тому было плохо, а Эштон в ответ избавил его от проблем с квартирой. На вид два этих действия выглядели неравнозначно, именно поэтому Райт решил кое-что добавить, чтобы восстановить общее равновесие, и теперь стоял под дверью в квартиру Миллера с картонной коробкой в руках.

Когда дверь открылась, блондин не стал ждать приглашения и сам вошел внутрь, окинул взглядом коридор и проходы, прислушался, определяя, есть ли здесь кто-нибудь еще. Все было тихо, так что Саймон, дождавшись, пока Эш включит свет, передал ему коробку.

– Даже не представляю, зачем ты это принес. Чем бы оно ни было, – Миллер говорил довольно холодно и особого интереса к содержимому подарка не выказывал, но Сай только загадочно улыбался, хотя на деле его мучили опасения – вдруг Эштон не захочет оставить это самое содержимое у себя, что тогда?

– В качестве благодарности, может быть. Или вообще от чистого сердца. Ты глянешь или нет?

Вместо ответа Эш развернулся и ушел в комнату, и Саймон, сочтя это за приглашение, двинулся следом. Глядя на открывающего коробку парня, он ощущал, что немного нервничает, и запоздало думал, что следовало выбрать нечто другое. Например, фирменный алкоголь или редкую книгу, диван или хотя бы стул – в комнате Эша ничего этого не оказалось. В общем, что-нибудь нейтральное и нужное, а не...

– О черт, не говори мне, что он живой!

– Он просто спит, – Саймон подошел ближе, но Эш уже сам достал щенка из коробки.

Маленькой собака уже не была, наверняка ей исполнилось месяца три, но ни Саймон, ни Эштон в этом не разбирались. Миллер как раз осторожно вертел просыпающегося щенка в руках, рассматривая вислые уши и немного грустные глаза трехцветного пса, а Райт, пользуясь тем, что Эш от подарка не отказывается, изучал взглядом то, что все-таки было в комнате парня.

– Ты что, недавно переехал? – поинтересовался он, так и не поняв, почему нет мебели зато полно коробок с вещами под стенами. – Ну у тебя и бардак.

– Наоборот, скоро уезжаю, – посадив собаку на пол, ответил Эш. – Это же бигль? Вон у него конец хвоста совсем белый.

– Бигль, – довольно подтвердил Сай. – Ты не собираешься вернуть его мне обратно или вышвырнуть завтра на помойку?

– Можешь быть спокойным. Я не представляю, зачем мне собака, но раз ты ее принес, значит именно так и нужно. Когда-то у меня жил мастиф, но это было чертовски давно, и он тогда был взрослым, черт знает, чем кормить маленького.

– Мастиф? – Саймон наморщил лоб. – Это такой огромный? Да он же больше тебя ростом и уж наверняка тяжелее был.

– Да, точно, – Эштон улыбнулся своим воспоминаниям. – Пойду гляну, что осталось из еды. Посмотри пока за ним, да? Сам ты что-то будешь?

– Нет, ничего, – Саймон взял щенка на руки, но, стоило Эштону выйти на кухню, тут же посадил обратно. – Ничего...

Не только желание не быть обязанным привело Райта к квартире Эша – собаку он мог отдать и в университете, а вот более подходящий шанс оказаться здесь мог и не представиться. Убедившись, что Миллер пока не собирается возвращаться, Саймон стал ходить вдоль стен и заглядывать чуть ли не в каждую коробку, осматривая содержимое. Упомянутая Найджелом в подслушанном разговоре вещь пока еще не приобрела форму и цвет в воображении Саймона, но ее описание он хорошо запомнил и теперь перебирал в уме один факт за другим: деревянный корпус, не больше двух ладоней, квадрат или овал, экран. Больше всего это походило на маленький телевизор, какие еще десять лет назад стояли на каждой кухне, но ничего подобного Сай не находил.

Райта колотило от волнения. Он был уверен, что Эрик еще не успел сюда наведаться, а значит, эта тайна точно раскроется ему первому, пускай он пока сам не знает, для чего решил в нее полезть. Наверное, это утренний разговор с Миллером затронул что-то такое, что бросило Саймона на поиски другой жизни, новой и более интересной, и он искал ее там, где мог, не задумываясь о последствиях и не ставя перед собой четких целей.

Как часто это случается в определенном возрасте с любым человеком, когда ощущение нереализованных возможностей гонит вперед, толкает в спину и заставляет принимать решения, на которые никто и никогда не согласился бы в другой ситуации?..

– Он станет жрать кости? – донеслось из кухни, когда Саймон перерывал содержимое самой большой коробки, стоявшей в углу.

– Не думаю, – не отвлекаясь отозвался блондин. – У него же еще не все зубы выросли.

Пальцы нащупали гладкую полированную поверхность, опустились чуть ниже и взялись за ее угол, потянули наверх и из-под вороха неаккуратно сложенных полотенец появились старые настольные часы с большим круглым циферблатом, римскими цифрами и замершими стрелкам. Глянув на часы, Саймон ощутил острое чувство узнавания, словно случайно на улице встретился со старым знакомым, которого не видел уже десяток лет. Радость от удачно закончившихся поисков смешалась с этим ощущением, но ничего предпринять студент не успел – звук захлопнутой дверцы холодильника заставил его спрятать часы обратно и подхватить как раз подобравшегося к ноге щенка на руки.

От коробки Сай отошел как раз вовремя, чтобы заглянувший в комнату Эштон ничего не заподозрил.

Оказавшись на кухне, которая от комнаты отличалась тем, что здесь стоял хотя бы стол, чем-то напоминающий барную стойку, да были стулья, Райт ссадил собаку на пол и понаблюдал за тем, как Миллер подсовывает ей под нос блюдце с молоком, явно считая, что ничего лучшего для пса такого размера и возраста не придумать.

– Тебе придется покупать ей что-то другое, – наконец не выдержал Саймон, глядя на то, как щенок, немного полакав, отворачивается от блюдца.

– Непременно. Знаешь что, Сай, – Эш поднялся, и по выражению его лица Райт решил, что сейчас ему наконец влетит за собаку, ответственность за которую теперь лежит на плечах Миллера. – Никогда бы раньше не подумал, что ты можешь быть таким.

– Каким?

– А то ты не понимаешь, – Эш вынул из холодильника две бутылки пива и поставил на стол. – Вспомни, как мы с тобой «дружили», когда я только к вам перевелся, сомневаюсь, что ты забыл. Кто бы знал, что ты на самом деле нормальный.

– Ну, я тоже удивился, что ты не ботан, – фыркнул Саймон, ощущая себя одновременно уязвленным и польщенным.

– Разве не ботан? – Эш наигранно снял очки и протер их подолом рубашки, а Саймон красноречиво постучал тыльной стороной ладони по его прессу, имевшему четкие очертания мышц, и ответил.

– Почти похож.

***

Ото дня ко дню дождь, поначалу слегка моросивший, только усиливался, разливая по городу лужи и затягивая небо покрывалом туч. Эрик ощущал эту погоду отражением своего собственного состояния – с Эштоном он так и не поговорил откровенно, просто взять и прийти к нему домой парень почему-то не мог, а в университете Миллер умело избегал интересующей Эрика темы. А еще ему приходилось за всем этим не забывать о приближающихся экзаменах: как бы сильно Эрику ни хотелось плюнуть на учебу и заняться тем, что волнует его на самом деле, приходилось учиться, чертить на огромных листах ватмана проекты и вымерять углы, а потом сдавать все это пачками на проверку. Как все то же самое делает Эштон, а главное – для чего оно ему, Эрик понять не мог и даже не пытался.

Сейчас, спустя время, когда у Эрика появился шанс подумать и проанализировать все, что он знал и видел, он уже корил себя за принятое когда-то решение подружиться с Эштоном. Теперь ему было хорошо ясно, что некоторым тайнам лучше оставаться в тени, но менять что-то оказалось слишком поздно – он уже вовлечен, пистолет уже был у его лба, и он уже успел пообещать Найджелу попасть к Эшу и поискать там кое-как описанный механизм.

«Сделаю, и на этом все», – решил про себя Эрик, хотя уверенности в собственных мыслях не ощущал.

– Эрик.

Моргнув, парень глянул перед собой и с удивлением понял, что остался в классе совсем один. Хотя нет, кто-то же звал его, и, обернувшись назад, Эрик наткнулся взглядом на стоящего совсем рядом Саймона Райта. Не лучшая компания, поэтому он встал из-за парты и наскоро собрал свои немногочисленные вещи.

– Я задумался, уже ухожу.

– Пока не уходишь, – возразил Саймон. – У нас разговор. Серьезный. Лучше отвечай честно, потому что я не намерен тратить на тебя много времени.

– Кхм, – издав неопределенный смешок, Эрик развернулся к блондину, скрестив руки перед собой.

Эрик не боялся, но находиться с Саймоном наедине в пустом классе ему было до крайности неуютно, гораздо хуже, чем тогда, перед подъездом дома Райта.

– Я слышал, Эрик, как недавно ты разговаривал с Найджелом, – напрямую сказал Саймон, и Эрик поежился от непривычно серьезного тона его голоса. – И мне хотелось, чтоб ты кое-что прояснил для меня. Будь добр, – еще одно новое выражение вырвалось из уст Райта, – расскажи мне абсолютно все. Иначе мне придется намекнуть Эшу, что кое-кто ищет некую штуку в деревянном корпусе...

– Это не твое дело, Райт! – услышав, о чем речь, вспылил Эрик.

Развернувшись, он быстрыми шагами направился к выходу, но и пары метров не успел пройти, как Саймон остановил его толчком в плечо, от которого Эрик чуть не оказался на полу, но вовремя успел выставить руку и упереться ею в стену. Выровнявшись, он развернулся к оказавшемуся рядом Саймону и ударил его кулаком в лицо, но парень будто ждал этого и успел перехватить Эрика за запястье, а потом, ловко повернувшись, заломил руку ему за спину, вырвав из горла Эрика сдавленный рык.

– Я ничего не скажу, придурок, это тебя не касается! – упрямо повторил Эрик, морщась от боли в суставах.

– Скажешь, конечно скажешь, – Саймон оставался спокойным. Равнодушно встряхнув попавшего в капкан его рук Эрика, он разок несильно приложил его головой к стене, а потом повторил вопрос, добавив: – Не теряй времени даром. Я слушаю. Что это за штука, какая-то бомба, да?

– Идиот! – Эрик пнул Саймона ногой, целясь в колено, но тут же еще раз приложился к стене. Перед глазами на пару секунд помутнело, пришлось успокоиться и глубоко вдохнуть, чтобы продолжить: – Да какого хера оно тебе сдалось?! Своих проблем мало?!

– Кончай вопить! – резко прикрикнул Райт и сильней вывернул назад руку Эрика.

– Сука! – тот зашипел сквозь зубы, не зная, куда деваться, а потом, словно в одночасье решившись, сказал: – Он болеет из-за этой штуки, ясно тебе? И умрет из-за нее, черт! И спасти его может только она, твою мать, пусти меня, идиот! Услышал он разговор, да ты вообще не представляешь, что там у них происходит, понял, ты?!

– Не психуй, – Саймон слегка оттолкнул Эрика от себя, перестав удерживать его руку. – Я ничего не понял, но, кажется, именно эту фигню я видел у Миллера в комнате.

Эрик замер, во все глаза уставившись на Саймона. Такого он уж точно не ожидал, и теперь судорожно решал, что же делать дальше. Вот, вроде бы, и миссия выполнена – хоть сейчас ищи Найджела и докладывай, но с другой стороны - разве может Эрик вот так все бросить, даже одним глазком не посмотрев на злосчастный механизм, из-за которого все и началось?

«Главное - ничего не трогать», – напомнил он самому себе, испытывая волнение, как обычно бывает перед чем-то увлекательным и грандиозным вроде долгожданной поездки на курорт или визита в автосалон с внушительной суммой на карте. Эрик даже забыл о до сих пор саднящем плече и ноющей шишке на лбу, его глаза загорелись предвкушением и он сказал:

– Я иду к нему немедленно!

– Я тоже.

– Нет, ты остаешься, – снова заупрямился Эрик.

– Ну да, а ты хреновину сам найдешь, – Сай изобразил согласие и уселся на парту. – Надеюсь, Миллер не будет против, что ты роешься в его вещах.

Эрик некоторое время стоял молча, словно решая в уме сложнейшее уравнение, а потом махнул рукой и поспешил на выход, надеясь, что Саймон отцепится сам собой, но тот не отставал и всю дорогу от университета до дома Эштона шел рядом. Райт был уверен в том, что Миллер находится у себя, ведь оставлять щенка наедине он не любил, беспокоясь о нем едва ли не чрезмерно. Именно о собаке Саймон рассказал Эрику по пути, и у них спонтанно образовался план – купить для щенка чего-нибудь интересного в магазине, отвлечь тем самым Эша, чтобы найти и глянуть на часы. На все про все, как думал Саймон, им хватит и пяти минут.

Встреча вышла немного прохладной, Эрику даже показалось, что Миллер рад видеть Саймона больше, чем его, но проверить это было невозможно, потому что, открыв дверь, Эш сразу же унесся в комнату, потому что оттуда послышались шуршащие звуки. Собака, маленькая и забавная, занимала Миллера целиком и полностью, и Эрик невольно удивлялся тому, что человек, готовящийся в скором времени отправиться на тот свет, может вести себя так по отношению к обычному псу.

– Вы оба очень кстати, – со щенком на руках Миллер кое-как натянул на себя куртку. – Там дождь, но его надо выгулять, чтобы не привыкал срать дома. Сай, помой ему миску, пожалуйста. А ты, – Эш глянул на Эрика, но по имени его так и не назвал, – мог бы подогреть в микроволновке его еду? Она там, в пакетике на раковине.

Оба синхронно кивнули, и Эш, бросив напоследок «я скоро», закрыл за собой дверь. Через секунду его быстрые шаги раздались на лестнице, и Эрик глянул на Саймона:

– Как специально. Показывай скорей.

Райт зашел в комнату и взялся аккуратно рыться в уже знакомом ящике. Часы все еще были там, осторожно вынув из коробки, он поставил их на подоконник и отошел на шаг. На фоне серого дождливого окна они выглядели немного зловеще, Эрик вспомнил, что уже видел их в этой комнате и, сам того не ожидая, решил:

– Я заберу это.

– Вот еще! – тут же возмутился Саймон, хватая часы. – И куда денешь, отдашь Найджелу? Ты сам сказал, эта хреновина может спасти его жизнь.

– Ты ничего не понимаешь, – с досадой отозвался Эрик и подступил к Райту, стараясь вырвать из его рук механизм. Предупреждение о том, что его лучше не касаться руками, вылетело из головы так же просто, как и увиденная мимоходом реклама минеральной воды.

– Потому что ты нормально объяснить не можешь! – вспыхнул Саймон. – А ну отошел отсюда, иначе эта фигня вылетит в окно, – резким движением вырвав часы из некрепкой хватки Эрика, Райт перехватил их одной рукой и раскрыл створку, впуская в комнату тяжелый запах дождя. – Ну?!

В серьезности намерений блондина Эрик не засомневался, поэтому сделал осторожный скользящий шаг назад, и сжал руки в кулаки.

– Успокойся, Сай...

Райт отрывисто кивнул. Ни ему, ни Эрику было не понять, что механизм уже коснулся его сознания и потянул за собой, наматывая мысли на зубцы шестеренок. Все, что мог ощутить Саймон – что штука в его руках чрезвычайно важна для всех, кто когда-либо бывал в этой комнате, и особенно она важна для Эша и для... него. Как будто единственная вещь, способная связать их воедино, попала в руки – разве Сай идиот, чтобы теперь отдать ее Эрику или кому угодно еще?

– Саймон...

Ему осталось только одно – понять, как работает эта вещь. Из подслушанного разговора он помнил, что механизм внутри корпуса. Осмотрев часы со всех сторон, Сай ничего необычного не увидел, только торчащий с обратной стороны металлический колышек для подкручивания стрелок. Поднеся часы к уху, он прислушался, но никаких звуков не уловил, именно это заставило его покрутить колышек и прислушаться снова.

Ничего, полная тишина. Саймон глянул на циферблат, но стрелки так и не сдвинули своего положения.

– Оно не работает, – огорченно сказал Райт, и в этот момент из коридора послышался звук открываемой двери.

Эрик бросился туда, чтобы задержать Эша, а Саймон торопливо запихнул часы в коробку, накрыл полотенцами и тоже вышел из комнаты, успев подхватить отпущенного Миллером щенка на руки.

– Успешно? – спросил он, все еще мысленно пытаясь разгадать секрет часов.

– К счастью, да, – отозвался Эш, стряхивая дождевые капли с волос. – А вы справились?

Эрик с Саймоном смущенно переглянулись и оба двинулись на кухню, больше друг с другом не разговаривая.

***

Они провели втроем еще полтора странных и полных тщательно скрываемого волнения часа, а потом Саймон попрощался и ушел, а почти сразу после него ушел и Эрик, который опасался оставаться с другом один на один. Считал, что тот и так его насквозь видит, и не говорит о сделанном только из-за присутствия Райта, но в те десять минут, когда в квартире не было никого, кроме них двоих и уснувшего щенка, Эштон рассказывал об отъезде Йоны и Джона и вроде бы не выказывал никакого беспокойства.

Бредя по мокрым улицам до автобусной остановки, Эрик старался понять, почему такую опасную и страшную вещь, как этот Механизм, Эш держит у себя дома, в коробке, под стопкой чистых полотенец. Наверняка причина этому должна быть весомой, но на ум она почему-то не приходила.

Еще его беспокоил Саймон, который не только дотронулся до часов, но еще и прижимал их к лицу и слушал. Да и сам Эрик тоже трогал корпус – он смотрел на свои руки и чувствовал, словно прикосновения невидимыми следами остались на пальцах. А может быть, это была всего лишь его фантазия, ведь никакого кода доступа никто из них не вводил, а значит Механизм не мог сработать.

Да и разве бы они не заметили?

Так и не сумев дотерпеть до утра, Эрик решился позвонить Найджелу после полуночи, когда его родители уже спали. Выйдя на балкон, он глубоко вдохнул и набрал его номер.

– Эрик?

– Эта штуковина, я думаю, дома у Эша, – тихо ответил парень. – Выглядит как часы, такие старые, которые ставили на сервант или стол. Там есть циферблат, две стрелки, римские цифры. Больше ничего похожего на то, что ты описал, я не увидел, так что...

– Я понял тебя. Спасибо.

– От меня больше ничего не нужно?

– Можешь расслабиться, – Найджел положил трубку, но расслабиться у Эрика не получалось еще долго.

***

Саймон же, выйдя на улицу из квартиры Эша и сразу попав под усилившийся дождь, ощущал себя подавленным и взволнованным, как иногда бывает с детьми, сделавшими то, что было запрещено, и понимающими, что наказания не избежать. Он четко осознавал свою вину перед Миллером, однако не мог понять, в чем же именно она заключается – всего-то и сделал, что узнал то, чего ему говорить не собирались. Не навредил никому, наоборот, поступил так из лучших побуждений, но Эштон наверняка не поймет.

А раз так, то лучше вообще не рассказывать ему. Может быть, сдаст Эрик, но тогда и ему перепадет, а значит, на молчание этого труса можно положиться.

Саймон усмехнулся и поглубже натянул капюшон толстовки, чтобы спрятать лицо от дождя. Кроссовки хлюпали по лужам, асфальт пах теплом, и Райт чувствовал, что знает, каким должен быть его следующий шаг. Несмотря на позднее время он, только добравшись до дома, позвонил Эшу и, когда тот поднял трубку, поставил его перед фактом:

– Моя сестренка попросила, чтобы на выходных я съездил с ней за город на конную прогулку, а я сказал, что возьму с собой друга, и я имел в виду тебя. Подумал, что раз Йона уехала, у тебя нет планов, так что мы заедем за тобой в субботу к девяти.

– Мое мнение в расчет не принимается, я так понял? С кем я оставлю собаку?

– С кем хочешь, хоть с собой бери, – по тону Эша парень уже понял, что категоричных возражений не будет, поэтому на уговоры тратиться не собирался. – Главное – будь готов к девяти, понял?

Эш неопределенно хмыкнул и положил трубку, но в субботнем дне теперь никто из них не сомневался.

@темы: Код доступа, Моя работа: Проза

---

Как пишет Акунин

"Для романа мне нужен некий толчок, некая искра, изначальный сюжетный трюк. У меня есть целый резервный файл с такими идеями – на будущее. Их там много.

Для идеи нужны реализаторы – персонажи. И на втором этапе я, что называется, «работаю с людьми»: населяю пространство будущего романа героями. Каждый из них, даже третьестепенный, должен быть живым. Поэтому я сочиняю им всем биографии, даже если всё это останется за рамками повествования. Этакая «система Станиславского».

Так выглядит рабочая директория романа «Черный город»:



Здесь большинство файлов касаются сбора материалов, снятия вопросов со специалистами и прочих служебных штук. Главные, этапные файлы даны большими буквами.

Про «Идеи» - уже объяснил. Туда по ходу дела собираются и всякие мелкие придумки, двигающие повествование.
Про «Персонажи» - тоже рассказал. Этот файл дополняется и исправляется на протяжении всей работы, потому что возникают новые эпизодические персонажи, и про каждого нужно понять, что это за человек.
Потом я делаю «ActionFrame» - это голая последовательность событий.
Далее «План по главам»: фабула дополняется всякими оживляющими вставками, девиациями (вроде фандоринского дневника) и т.п.. Всё это нужно разделить на более или менее равномерные куски и – это очень важно – правильно «прошить» соединения.
Основной этап работы – «sсriрt», то есть развернутый сценарий романа. В нем есть всё, кроме описаний и неключевых диалогов. Как видите, файл этот тяжелый, потому что в нем много иллюстраций – я должен видеть, что описываю. Это пейзажи, улицы, дома, одежда, оружие, предметы быта и так далее.
Ну и самый последний этап – собственно «Текст». Самое простое: сижу и декорирую «скрипт»."

@темы: Творческий конструктор

---

Отпуск

Друзья, с завтрашнего дня я в отпуске до 23.07!
До этого времени писать ничего, скорее всего, не буду, и появляться нигде тоже не смогу.
Надеюсь, кто-нибудь будет меня ждать)
Всем прекрасного настроения)

@темы: Читателям, Личное

---

"Код доступа", часть 14

КОД ДОСТУПА

Автор: Solter
Бета: Сэвориан Эммиарш, Deserett
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Мистика, Hurt/comfort, AU
Предупреждения: Насилие, Нецензурная лексика, Мэри Сью (Марти Стью)
Размер: планируется Макси

Часть 14.

– И что это был за спектакль? – Эш зашел на кухню спустя три минуты после того, как за Эриком захлопнулась дверь. – У меня не так уж много друзей, а ты, похоже, сейчас распугиваешь последних. Твоя беспричинная ревность, Дирк, не знает границ.

– Ты прекрасно знаешь, что дело не в ревности, – раздражение мужчины нисколько не утихло. Пистолет лежал на подоконнике рядом с золотистой зажигалкой, а куртку Дирк повесил на спинку стула. – Дай мне гарантию, что мне не придется больше целиться в этого твоего Эрика, и все будет в порядке...

– И что это был за спектакль? – Эш зашел на кухню спустя три минуты после того, как за Эриком захлопнулась дверь. – У меня не так уж много друзей, а ты, похоже, сейчас распугиваешь последних. Твоя беспричинная ревность, Дирк, не знает границ.

– Ты прекрасно знаешь, что дело не в ревности, – раздражение мужчины нисколько не утихло. Пистолет лежал на подоконнике рядом с золотистой зажигалкой, а куртку Дирк повесил на спинку стула. – Дай мне гарантию, что мне не придется больше целиться в этого твоего Эрика, и все будет в порядке.

– Тебе моего слова недостаточно? – Эштон подвинул к себе стакан, из которого пил Дирк, покрутил его в руках. – Зачем ты вообще приперся в мой дом? Видишь, тебя тут никто не ждал. Может быть, у нас с Эриком были какие-то свои планы, – Миллер выдержал дразняще долгую паузу, делая глоток из стакана. Его кадык чуть дернулся при этом, и парень краем глаза заметил, как подобрался Дирк, не успевая перевести взгляд на лицо Эша. – Признайся, ты о них откуда-то узнал и пришел специально?.. Чтобы помешать нам?

Дирк, в рабочих вопросах отличающийся недюжинным терпением, выдержкой и рассудительностью, вспылил как школьник, вскочив со стула так, что тот по инерции отъехал назад и чуть не упал. Он схватил Эша за плечи и хорошенько встряхнул, так что очки парня съехали на кончик носа. Миллер спокойно поправил их указательным пальцем и, продолжая начатое движение, врезал Дирку снизу вверх по челюсти, заставив от удивления шагнуть назад.

Удар был недостаточно сильным даже для того, чтобы на коже остался синяк, но эта небольшая стычка подействовала на Дирка отрезвляюще: он, вспомнив, на что способен Миллер, скрестил руки на груди и больше к нему не прикоснулся. Эштон пару секунд смотрел Дирку в лицо, а потом тихо произнес:

– Извини.

Он почти без усилий расцепил руки мужчины, потянув их за запястья вниз и так и не отпустив, а потом приблизился и прикоснулся губами к губам. Дирк порывисто вдохнул, секунду помедлил, словно определяясь, а потом по-медвежьи обнял Эша, подхватив под задницу. Оторвал от земли и прижал к себе, одновременно втягивая в рот нижнюю губу парня, углубляя немного поцелуй, проводя языком по его языку. Миллер, напрягшийся в первый момент, быстро расслабился, ответил на поцелуй и обнял Дирка за шею, чтоб тому легче было держать, но глаза закрывать не стал, будто боясь потерять над собой контроль.

Дирк, не отрываясь от теплых губ Эша, приподнял его еще выше, заставив обхватить ногами за бедра, и вынес из кухни в комнату, но остановился почти у самой двери, развернувшись и прижав Миллера плечами к стене.

– Знаешь, за что я ненавижу твою квартиру? – не слишком далеко отстраняясь, спросил Дирк.

– За то, что в ней нет дивана, – сдавленно отозвался Миллер.

Он чувствовал себя отвратительно: понимал с одной стороны, что нужно гнать Дирка из дома как можно быстрее, и одновременно чувствовал, что не сможет – слишком резко накатило возбуждение во время поцелуя, заставив тело гореть под одеждой. Эштон слишком во многом себе отказывал, чтобы отказаться и сейчас, и он успокаивал себя тем, что не имеет смысла говорить «нет», ведь Дирк все равно его не послушает.

– Ни дивана, ни кровати, ни пристойного кресла, – подтвердил мужчина, оставляя несколько быстрых поцелуев на шее Эша и заставляя его чаще задышать. – Матрас мне не нравится, на полу тебе будет неудобно, поэтому...

– Подоконник, – опередил его Миллер, крепче сжимая ногами талию.

– Да, – коротко подтвердил Дирк, в пару больших шагов перемещая Эша к окну.

Предметы перед глазами Эштона начали расплываться, стоило Дирку снять с него очки и отложить их сторону, и из-за этого происходящее казалось парню нереальной смесью сна и горячечной яви. Только сейчас он позволил себе обнаружить, как сильно скучал по Дирку, по близости с ним, по крепким мужским рукам. Эш признавался в этом откровенно и искренне, но не словами, а собственным телом – когда помогал снять одежду с них обоих, когда горячо обнимал Дирка за плечи, когда судорожно прижимался и дрожал от поцелуев, грозивших остаться на светлой коже четкими бордовыми следами.

Дирк старался не спешить, он был удивительно ласковым, прикасаясь к Миллеру, поглаживая его между лопатками, вдоль позвоночника, по внутренней стороне бедер, касаясь всех тех мест, которые помнил самыми чувствительными. Первый стон он снял с губ зажмурившегося Эша, когда задел ладонью влажную головку его члена, и тут уже выдержка мужчины дала сбой. Новый поцелуй был жестким и властным, не дающим ни единого шанса на сопротивление, язык Дирка двигался во рту парня так, будто мужчина хотел наглядно показать ему, что ждет его задницу через несколько минут. И Эш прекрасно понимал, больше не сдерживая стонов и сползая с подоконника, чтобы вплотную прижаться обнаженным пахом к паху Дирка.

– Разворачивайся, – приказал Дирк и, не дожидаясь, пока Эш сообразит, развернул его за бедра, надавил на лопатки, наклоняя и заставляя упереться в горячий подоконник локтями.

Миллер дрожащими пальцами повернул оконную ручку, толкнул стекло, открывая, и подался слегка вперед, ложась на белый пластик животом. О том, что его макушку и плечи теперь прекрасно видно сверху, он и не думал. Мыслей в голове вообще почти не было, только яркие картинки, оживающие воспоминания из прошлого, которое сейчас Дирк собственными руками возрождал из пепла.

– Когда ты стал таким заботливым? – с легким смешком, вырвавшимся от смущения, спросил Эш, почувствовав в себе не член, к которому готовился, а всего лишь пальцы, двигавшиеся хотя и нетерпеливо, но и не грубо.

– Только что.

Больше никто не разговаривал, им было просто не до слов. Совсем скоро Миллеру пришлось закинуть согнутую в колене ногу на подоконник, открываясь для Дирка сильнее, когда тот начал наконец входить в него. Первые несколько толчков были медленными и плавными, как морские волны, а потом оба любовника отдались удовольствию без остатка и контроля. Тело Эштона содрогалось, хотя он и цеплялся за подоконник изо всех сил, его короткие красноречивые стоны были слышны на улице, по вискам Дирка стекали капли пота, а мышцы на руках и груди напрягались едва ли не сильнее, чем во время тренировок.

Миллер не считал время, но ему казалось, что прошло совсем немного, прежде чем он понял, что возбуждение слишком велико и его стало невозможно сдерживать. Вжавшись лбом в собственное запястье, он глухо застонал, кончая в ласкавшую его член ладонь Дирка и прикусывая кожу на руке. Все мышцы в его теле резко напряглись, не оставляя партнеру никаких шансов продержаться хоть ненамного дольше, и уже через секунду-другую Миллер ощутил, как твердая плоть покидает его тело – Дирк прогнал пару раз рукой и выплеснулся на подоконник рядом. Потом наклонился, поцеловав Эштона в плечо и уколов кожу небритым подбородком, обнял за талию и развернул обессиленного парня к себе лицом.

– Мы же решили, что больше не трахаемся, – выдохнул Эш, убирая слипшиеся пряди волос со лба.

– Это был форс-мажор, – уверенно ответил Дирк, наклоняясь и вытирая влажные виски об плечо Миллера.

– Ну да. Верни очки... ни черта не вижу. Разве форс-мажор – это не землетрясение, наводнение или метеоритный дождь? Что-нибудь глобального масштаба.

– Ты так стонал, что те люди на улице точно подумали, что у нас тут все глобально.

Эш, смущенно фыркнув, поднял с пола штаны Дирка, несильно хлестнул ими по корпусу мужчины и отдал, слегка покачав головой:

– В следующий раз ты будешь на моем месте, и мы посмотрим, что они подумают тогда.

– В следующий раз? – приподняв бровь, переспросил Дирк.

– Если случится форс-мажор, – пока Дирк натягивал джинсы, Эш собрал остальную его одежду и сунул ее в руки мужчине. – Все, уходи. Давай, давай, у меня еще полно дел! – совершенно не стесняясь своей наготы, парень принялся подгонять недовольного Дирка, а потом и подталкивать его к выходу, показывая серьезность своих намерений. Уже когда замок на двери был открыт, Миллер кое о чем вспомнил: – Эй, стоп. Ты ведь приходил не за этим?

– Не за этим. Хотел для тебя оставить кое-что. Уверен, тебе пригодится, если вдруг что-то пойдет не так... с Эриком, например, или вообще, – Дирк серьезно улыбнулся, погладил Миллера по щеке и вышел в подъезд, закрыв тяжелую дверь за собой.

Эш постоял недолго в прихожей, раздумывая над словами мужчины, а потом, уже внутренне обо всем догадываясь, пошел на кухню. Золотистой зажигалки нигде не было, а пистолет лежал там, где его и оставил Дирк – на подоконнике.


***


Выступление подходило к концу, лучше всего это понимал уставший Джон, в два раза реже касающийся тумблеров на микшерном пульте, а хуже всего понимала Йона, с упоением объяснявшая толпе из пятнадцати человек зависимость между мощностью темброблока и высотой звука при звукозаписи. Эштон маялся на сцене и с тоской смотрел в светлый Йонин затылок, а из зала за ним неотрывно наблюдал Саймон, единственный, кто остался на своем месте и не пошел к пульту.

Он ждал информации об этом вечере больше двух суток, и, когда Эштон наконец прислал ему сообщение, не удосужился даже позвать Льюиса, потому что о друге тогда думал в последнюю очередь. Встретились они уже здесь, в зале, и Лью страшно обиделся на Райта, чувствуя что-то вроде дружеской ревности. Саймону было наплевать, он следил взглядом за Миллером все время, даже когда тот не пел, а спускался к микшерному пульту и что-то на нем настраивал. Блондин с трудом удержал себя от того, чтобы и в сторону туалета двинуться за Эштоном, но передумал из-за неприятных воспоминаний: что-то подсказывало, что без таблеток не обойдется и в этот раз.

Увидев, что Эштон спускается со сцены и идет по проходу между рядами кресел, Саймон невольно напрягся, а когда Миллер занял сидение рядом, тяжело выдохнул сквозь плотно сжатые губы.

– Как дела в квартире? – опершись локтями о подлокотники, спросил Эш.

– В порядке, спасибо, – Сай неоднозначно хмыкнул. Осколки стекла, разлетевшиеся, казалось, абсолютно повсюду, они с Амбер убирали до самого вечера, а потом пили заказанное из ресторана вино, а когда оно закончилось – провели вместе ночь. Райт до сих пор не догадывался о том, в курсе ли Миллер, но почему-то ему совсем не хотелось, чтобы Эш об этом узнал. – Может, теперь ты объяснишь, что именно вы сделали? Амбер не сказала ни слова.

– Может, – парень немного помолчал. – Кто там умер?

– Мои родители, – почти без эмоций ответил Саймон. И совсем неожиданно начал рассказывать: – В тот день меня дома не было, я с Льюисом и его группой сидел на их выступлении в каком-то подвальном клубе. С самого утра туда приехали, настраивали все, потом выбирали последовательность песен, согласовывали время с организаторами и другими группами. Ну там все было наперекосяк, в последний момент решалось, поэтому никто не сидел без дела. Они отыграли, мы потом выпили и ночью возвращались домой. Я отвез Льюиса и его друга, и к себе вернулся один.

Райт замолчал, уставившись в спинку переднего кресла, безразличное выражение его лица сменилось мрачным: сведенные брови, грубые морщины на лбу, опущенные уголки губ. Эш, видя, что пауза затягивается, тронул Сая за плечо.

– Ты можешь не рассказывать. Это не обязательно.

– Света у нас в квартире не было, – Саймон продолжал негромко, будто и не слышал предложения Миллера. – И воняло горелым – я уже потом понял, что это проводка, сначала подумал, что плита или что еще, – он снова притих, но на этот раз Эш сидел молча и ждал. – Звал их... Никто не отзывался. Может, уехали куда-то – так я думал. Или спят. Светил себе телефоном, а в комнате уже перестал, там от фонарей с улицы видно. Они оба на полу лежали, все в проводах, тех, которые под плинтусами обычно к розеткам идут.

– Электрический удар?

– Не совсем, – Саймон, будто очнувшись, потер ладонью лоб, сгоняя морщины, откинул голову на спинку кресла, съехав по нему немного вниз. – У матери – смерть от удушения и следы от провода на шее. А отец да, он от электрического удара. Так судмедэксперт сказал.

Миллер прикрыл глаза. Сцена предстала перед его глазами, как эпизод из фильма, и была наверняка гораздо четче воспоминаний Саймона. Эш знал, что напряжение в сети не слишком большое, чтобы человек сразу потерял сознание, и это означало, что отец Райта минимум десять секунд провел в агонии. Мать – наверняка больше, около минуты, прежде чем остающийся в крови кислород перестал поддерживать жизнь организма. Совсем не удивительно, что «эффект покойника» в квартире был таким сильным.

– Я сразу вызвал скорую, не подходил к ним даже, потому что нельзя. Копам позвонил, они все приехали, и Льюис тоже, ночь я уже плохо помню.

«Как и следующие две недели», – мысленно добавил Райт, а вслух только вздохнул и закончил:

– Копы нашли следы взлома, некоторые вещи пропали, а потом каких-то мужиков посадили за воровство и убийство, они сейчас в тюрьме. Вот так.

Миллер еле заметно кивнул и не стал объяснять, что «эффект покойника» проявляется только в случае суицида и никак иначе. Для Саймона будет лучше этого не знать.


***


В университете на следующий день Эштон не появился ни к первой паре, ни ко второй, и только присутствие более-менее спокойного Эрика не давало Саймону перешагнуть за порог обычного волнения и дойти до настоящего беспокойства. Вчера, после разговора в концертном зале, Райт начал ощущать по отношению к Эштону чертовски странное чувство, замешанное на благодарности, жалости и интересе. Он подозревал, чем это может быть, но делать поспешных выводов не хотел – хотя Сай пару лет назад интересовался парнями, сейчас повторять все эти глупости он не хотел. По крайней мере, не с Миллером.

Но в конце занятий он все-таки решил осведомиться у Эрика о самочувствии его друга, хотя бы из простого любопытства, свойственного каждому. Но Эрик, сидевший сегодня на первой парте рядом с Самантой, вышел из аудитории сразу за преподавателем, так что Райту пришлось поспешно сгребать свои пожитки и, расталкивая одногруппников локтями, спешить следом за ним.

По нешироким коридорам третьего этажа двигалось множество студентов, рванувших на перерыв, поэтому звать Эрика блондин не стал, а просто старался не упустить его макушку, надеясь довести так до выхода и остановиться уже там. Он бы мог заодно покурить, но мысли о сигарете пропали сразу же, когда Саймон увидел, как Эрик вместо того, чтобы спускаться, поднимается на четвертый этаж.

«Это еще зачем?» – Райт немного притормозил у лестницы, мешая проходу других студентов и решая, нужно ли ему подниматься следом. А потом, плюнув на все, побежал наверх.

Когда он свернул в коридор четвертого этажа, пустой и темный из-за выключенного света, Эрик, неуверенно озираясь по сторонам, приглядывался к номерам кабинетов. На этом этаже их архитектурный поток вообще не учился, четвертый и пятый целиком принадлежали ландшафтникам, потому Саймон не представлял, что могло тут понадобиться Эрику.

Парень наконец выбрал нужный ему класс и зашел внутрь, закрыв за собой дверь, а Саймон все еще оставался в конце лестницы, чувствуя себя подростком, играющим в шпиона. Обернувшись, он убедился, что никого другого поблизости больше нет, и тихо прошагал по плиточному полу до той самой двери. Приоткрыть ее беззвучно было невозможно, замочная скважина тоже ничем не помогала, поэтому Райт прислонился спиной к стене рядом и постарался прислушаться. Эрик был в кабинете не один.

– Может быть и мог бы, – голос Эрика слишком напряжен, он постукивает пальцами по чему-то деревянному и из-за этого Саймону плохо слышны слова. – Но если он узнает, что я рылся в его вещах...

Райт напряг слух и придвинулся ближе, но это не помогло расслышать конец фразы, зато ответ прозвучал немного четче:

– Сейчас игра стоит свеч. От уничтожения механизма не станет хуже – это уже доказано вычислениями Саманты, – мужской голос показался Саймону знакомым. – Может быть, это даже разрушит магию и никто не пострадает.

– Если бы это было так, его бы уже уничтожили.

– Кто знает. Мы пока сосредоточились на том, чтобы найти его.

– С чего вы взяли, что он у Эша? – Эрик нервничал, и Саймон отчетливо осознавал, что ему не по душе этот разговор – конечно, если даже Райту, не понимающему сути, это все не нравится...

– Это одна из теорий. Так я могу на тебя рассчитывать?

– Я попробую. Как он выглядит хоть примерно? Большой?

– Первый был большим, – скрипнул стул, и Саймон напрягся, но шагов вслед за этим не послышалось. – Второй гораздо меньше. Величиной примерно с две ладони, деревянный корпус, форму не скажу. Думаю, квадрат или овал, или что-то в этом роде. На нем есть что-то типа монитора или экрана, но очень старого... Как застекленный участок корпуса. На мониторе отображается код доступа, который был введен последним. И, конечно, само устройство для ввода. Мы полагаем, это должен быть какой-то циферблат, как у старых телефонов, но не обязательно именно так. Сам механизм не виден и находится внутри корпуса.

– Как все это сложно, – вздохнул Эрик.

– Никто из нас не видел механизма, – настойчиво повторил мужской голос. Саймон наконец узнал Найджела и прикусил губу от охвативших его эмоций. – Это информация из видений Саманты, на большее не стоит и рассчитывать.

– Ладно, я понял, – снова скрипнул стул, и Райт понял, что Эрик поднялся и собирается уходить. Отделившись от стены, он постепенно стал отступать, потому что не желал быть замеченным, но все-таки расслышал следующие слова.

– Главное ничего там не трогай. Ни при каких обстоятельствах.

@темы: Код доступа, Моя работа: Проза

---

"Код доступа", часть 13

КОД ДОСТУПА

Автор: Solter
Бета: Сэвориан Эммиарш, Deserett
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Мистика, Hurt/comfort, AU
Предупреждения: Насилие, Нецензурная лексика, Мэри Сью (Марти Стью)
Размер: планируется Макси

Часть 13.

Ожидание длилось бесконечно. Саймон то и дело бросал взгляд на часы, делая это так часто, что вскоре начало казаться, будто минутная стрелка приросла к циферблату и двигается реже, чем должна, раз в десять. Секундная бегала по кругу как полагается, но даже в ее оборотах сквозило что-то гнетущее. Круг за кругом, круг за кругом, спираль за спиралью, из которой нет и не будет выхода...

Ожидание длилось бесконечно. Саймон то и дело бросал взгляд на часы, делая это так часто, что вскоре начало казаться, будто минутная стрелка приросла к циферблату и двигается реже, чем должна, раз в десять. Секундная бегала по кругу как полагается, но даже в ее оборотах сквозило что-то гнетущее. Круг за кругом, круг за кругом, спираль за спиралью, из которой нет и не будет выхода.

Малодушно сдавшись, Райт запер дверь, хотя мог бы этого и не делать, и спустился к подъезду. Обошел вокруг своей машины, примостился на капоте, откуда хорошо просматривалась дорога: Эштон обещал быть около двенадцати и опаздывал уже больше, чем на семь минут. С каждым проезжающим мимо автомобилем Саймон начинал подозревать, что его развели и Миллер даже не собирается приезжать, а сидит себе сейчас где-то и смеется над беспечно поверившим ему одногруппником.

Наконец один автомобиль – такси – остановился прямо напротив подъезда. Саймон подобрался, но с места не сдвинулся, ведь из салона вышла девушка. Невысокая, с короткими волосами, она казалась совсем юной, если бы не яркий макияж и выражение лица, напрямую говорившее о том, что эта дама дорогого стоит.

– Саймон? – без тени неуверенности девушка направилась прямо к Райту, так что тому все-таки пришлось сползти с нагретого солнцем капота и встать. – Я Амбер, подруга Эша.

Пару секунд блондин непонимающе глядел на протянутую ладонь, с тонкими пальцами и ногтями без маникюра, а потом пожал ее, удивляясь очертаниям мышц на предплечье Амбер.

– Он сам скоро должен подъехать, давай подождем его здесь, – выпустив руку Саймона, девушка уселась на капот Форда, оттолкнувшись ногой от бампера.

– Он не говорил, что кто-то еще будет, – заметил Саймон, присаживаясь рядом и со сдержанным любопытством рассматривая профиль Амбер.

Эта особа казалась ему интересной как минимум потому, что она дружила с Эштоном и была, скорее всего, в курсе его дел и занятий. Именно ее имя Саймон слышал в злосчастном туалете клуба в тот вечер, когда узнал о Миллере слишком много ненужной правды, не дававшей теперь выкинуть его из головы. Да и сама по себе она... Саймон буквально ощущал вокруг Амбер особую ауру, окутывающую обычно влиятельных и знаменитых людей. Прямой взгляд, расслабленные и точно выверенные движения, негромкий, но убедительный голос – все это вместе создавало вполне конкретный образ, забыть который вряд ли когда-то получится.

Саймон не мог признаться даже самому себе в том, что чувствует себя рядом с Амбер неуверенным в себе подростком.

– А что вы будете делать? – чтобы избавиться от неловкого – по крайней мере, для него – молчания, спросил Райт, покручивая в пальцах ключи от квартиры, уже порядком нагревшиеся в его руках.

– Да если бы я знала. Это же Эштон был там, а не я. В любом случае вряд ли это будет что-то интересное, – девушка перевела взгляд на Саймона, и тот автоматически расправил плечи. Амбер улыбнулась. – Может, помоем тебе полы. Или окна от пыли протрем. Что-нибудь в этом роде. О, вот они едут! И Эрик там!

После этого восклицания девушка улыбнулась еще шире и помахала рукой подъезжающему автомобилю, а потом подскочила и, проигнорировав слегка удивленный взгляд таксиста, распахнула заднюю дверцу, сразу отступая назад, чтобы Эштон с Эриком могли выбраться.

– Вы поесть не притащили? – без особой надежды в голосе спросила Амбер и тут же, видя, что еды здесь и близко нет, добавила: – А, ладно. Привет, Эрик, давно не виделись.

– Привет, – Эрик кивнул, и потому, как он держался рядом с Амбер, Саймону стало понятно, что не один он чувствует неловкость в присутствии этой девушки.

«Все интереснее и интереснее», – невольно подумал он, пожимая руки обоим одногруппникам. Делом это было непривычным, но Саймон держался так, словно ручкается с ними по три раза на дню, и думал о том, что Эштон единственный здесь, кто выглядит естественно и не избегает смотреть Амбер прямо в глаза. С какой-то стороны это завораживало, но времени обдумать все как следует пока не было.

– Сейчас в квартире кто-то есть? – Эш повернулся к Саймону и потер переносицу под очкам.

– Нет, пусто.

– Хорошо. Вам с Эриком лучше остаться здесь и подождать, – Миллер протянул ладонь в неизменной потертой перчатке, и Саймон положил на нее ключ.

– Я думал, ты возьмешь меня с собой, – неожиданно подал голос Эрик.

– «Можно мне с тобой к Саймону» – так ты говорил, – Эштон наигранно удивленно поднял брови. – Ну вот, вы с Саймоном здесь и останетесь. Все, как ты хотел.

Ободряюще похлопав друга по плечу, парень развернулся и двинулся прямиком к подъезду. Амбер, улыбнувшись и пожав плечами, пошла следом. В выражении ее лица и во взгляде не было ни капли сочувствия.

В компании молчаливого Эрика Саймон тоже чувствовал себя немного не в своей тарелке, но уже совершенно не так, как это было с Амбер. Его едва не разрывало от вопросов, которые хотелось задать, то и дело Райт целенаправленно поворачивался в сторону Эрика, но пока ни разу так и не выдавил из себя ни звука. Любой интерес к персоне Эштона явно вызовет у студента подозрение, а в этом блондин совершенно не нуждался.

К счастью для Саймона, Эрик не выдержал молчания первым. Сперва он неторопливо расхаживал по небольшому асфальтированному квадрату перед подъездом, то и дело поднимая взгляд вверх и поджимая губы. Потом все-таки спросил:

– Где там твое окно?

– Вон, – Саймон подошел поближе. – Четвертый этаж, второе слева. Но по нему непонятно, что там происходит. Ты знаешь, что он собрался делать?

– Да я даже не совсем понимаю, что там у тебя вообще, – признался Эрик, отходя и присаживаясь на скамейку рядом с пухлым серым котом, приоткрывшим в ответ на захват его территории глаза. – Хотя Эш кое-что рассказал мне, правда, я куда больше понимаю в архитектуре, чем в его этих... делах.

– Никогда по нему бы не сказал, что он чем-то таким занимается, – Саймон сел тоже, вытащил сигарету, предложил раскрытую пачку Эрику, пожал плечами, когда тот отказался.

– А я бы сказал, – задумчиво протянул Эрик. – Ты просто не видел...

Он запнулся, вспомнив, что Саймон не видел абсолютно ничего хотя бы потому, что Миллер не желал этого. Но слова уже вылетели, назад их забрать вряд ли бы получилось, а блондин развернулся к Эрику всем корпусом, почувствовав что-то важное, не известное ему до сих пор.

– Чего я не видел?

– Я не могу сказать тебе, – попробовал упорствовать Эрик.

– В том клубе, где он пел, – понизив голос, начал Саймон, – я слышал его разговор с девчонкой в туалете. Это не было что-то заурядное, если ты понимаешь, о чем я.

Эрик тихо выругался и сжал кулаки, пытаясь держать себя в руках. Умом он ясно понимал, что ничего говорить Саймону нельзя – сколько бы там Эш ни настаивал на том, что с Райтом у них нет никакой вражды, а вряд ли бы он пришел в восторг, узнав, что Эрик рассказал даже малую часть из всех его секретов. Но то, что Райту было известно что-то такое, о чем Эрик мог даже не догадываться, давило на него слишком тяжелым грузом.

– И что же... ты слышал? – сдался он, ежась под торжествующим взглядом Саймона.

– Ты первый.

– О Господи.

Эрик задумался. Сам он ведь ничего и не видел, никаких особых возможностей, которыми должен быть наделен Эштон. Он просто знает, что это есть, вот и все. Чтобы объяснить это сейчас Саймону, придется выкладывать всю историю, затрагивающую Механизм, других людей, связанных в одну цепь, и нынешнее состояние Эштона. Этого Миллер ему точно не простит, а надеяться на то, что Саймон будет держать язык за зубами, глупо.

Следовало выбрать что-то нейтральное, не слишком подозрительное, и Эрик быстро понял, что именно.

– Ладно. Ты знаешь, почему он не снимает эти перчатки? – по лицу Саймона парень сразу понял ответ и торжествующе улыбнулся. – Все дело в татуировках.

Рассказывая о рисунках на пальцах Миллера, Эрик вспоминал, как сам впервые их увидел, и думал, что на его месте тогда, в больнице, мог оказаться кто угодно, пускай тот же Райт, хотя Эрику слабо верилось, что он способен не просто вызвать врачей, а еще и сопровождать малознакомого одногруппника. Да и сидеть у его кровати тоже бы не стал, хотя сейчас слушает рассказ с жадным интересом, о наличии которого Эрик раньше даже не подозревал.

– А сам ты видел, как это все работает?

– Он не показывал, – отрицательно покачал головой Эрик и снова глянул вверх, на окна четвертого этажа. – Так что ты там слышал?

– Кое-что интересное.

Впрочем, «интересное» было совсем не тем словом, которое Саймон хотел использовать, но другого подходящего аналога он до сих пор не мог подобрать. Кое-что будоражащее, кое-что пугающее, кое-что серьезное – все это вместе, плюс масса других оттенков эмоций, каждый из которых он почувствовал в тот вечер. Разговор Эштона и Йоны блондин пересказал вкратце, опустив собственное мнение и впечатления, чтобы предоставить Эрику самому решать и делать какие-то выводы, но тот казался не слишком удивленным.

– Я не думал, что все настолько плохо, – только и сказал Эрик, который больше не смотрел ни на Саймона, ни вверх, а сидел, зажав сомкнутые ладони между коленей.

– Так ты знал, что он чем-то болен? Я думал, это секрет, – Райт достал еще одну сигарету, но не прикуривал, а просто вертел ее в пальцах. – По нему непонятно, что происходит.

– Он не спешил со мной делиться, это Саманта... – задумчиво протянул Эрик, а потом, спохватившись, гораздо резче добавил: – Тебе-то вообще какое дело?

– Он там сейчас пытается мне помочь, а ты думаешь, что мне нет дела? – Саймон поднялся и отошел к нагретой на солнце машине, показывая, что разговор продолжать не желает.

– Это после того, как ты безо всякого повода на него нападал, – припомнил Эрик, но Райт проигнорировал эти слова, и больше они ни о чем друг с другом не говорили.

Эрик, по-прежнему сидя рядом с флегматичным котом, мысленно находился в квартире рядом с Эштоном и Амбер, но подняться и пойти туда себе не позволял. Думая о том, почему Саймон так заинтересовался Миллером, Эрик неожиданно ощутил тяжелый приступ ревности, хотя отлично понимал, что такие, как Райт, никем, кроме себя, обычно не интересуются. Даже сейчас парень выглядел так, будто заботится исключительно о своем автомобиле: он ходил вокруг «Форда» и протирал рукавом стекла.

И думал при этом, что Эрик не зря упомянул Саманту.

***

«Эффект покойника» при ближайшем рассмотрении оказался гораздо более глубоким, чем Эштон полагал в начале. Еще на лестничной клетке он ввел Амбер в курс дела и описал проблему довольно распространенной, такой, на которую они обычно не тратят больше нескольких минут, но в дальней комнате девушка первой заподозрила неладное.

– Похоже, мы задержимся, – сказала она, бесцеремонно стягивая с носа Миллера очки и рисуя в углах линз крошечные символы ногтем.

Увидеть эти знаки никто не смог бы даже под микроскопом, потому что на гладкой поверхности стекол ноготь не оставлял никаких следов, однако Амбер, когда закончила, с серьезным выражением лица нацепила очки на себя и оглядела комнату. Потом молча вернула их Миллеру, который практически ничего не видел вокруг и чувствовал себя чертовски неуверенно.

– О, – прокомментировал он, когда предметы снова стали четко различимыми. – В прошлый раз это не казалось таким серьезным.

Комнату заполнял туман, затопивший ее от пола и почти до пояса. Амбер сейчас не могла его видеть, как не смог бы никто другой, но Эш различал «эффект» достаточно ясно, чтобы удивиться тому, как Саймон вообще мог заходить сюда, не сходя при этом с ума, ведь именно на Райта «эффект» действовал больше всего.

Впрочем, для Эша и Амбер туман никаких трудностей не представлял. Девушка вообще занималась подобным чуть ли не каждую неделю, и в этот раз ей всего лишь пришлось напрячься, рисуя на стеклах гораздо больше символов, чем обычно. Когда дело было закончено, сизые клоки тумана отражались в зеркалах, а спустя еще несколько минут все стеклянные поверхности как одна стали втягивать «эффект» в себя.

Процесс происходил с такой скоростью, что Миллер поспешил предупредить:

– Сейчас ебанет, Амбер! – благодаря невидимым знакам на стеклах очков он видел, как зеркала пульсируют, вбирая в себя туман из комнаты, и интуиция подсказывала, что надолго это не затянется. – Иди сюда!

Взяв Амбер за руку, он потащил ее к выходу, но угрожающий треск застал их на полпути. Пришлось пригнуться и закрыть голову руками – и они сделали это как раз вовремя, чтобы дать мелким стеклянным осколкам дождем просыпаться со всех сторон: кроме зеркал в старой квартире не выдержали застекленные фотографии, экран телевизора и старый аквариум, в котором никто не жил уже несколько лет.

– Как же я это ненавижу, – Амбер выпрямилась, сунула в рот пострадавший палец и завистливо посмотрела на перчатки Эша, которые спасли его руки от ранений.

– Я тоже. Не рассчитал... это двойной «эффект». Нужно было спросить у Саймона о том, кто здесь умирал. Но теперь какая разница.

Он толкнул дверь и вышел вместе с недовольной Амбер из квартиры. Снизу слышался громкий топот ног, и не успел Эштон спуститься и на пару ступенек, как на лестнице показались взволнованный Саймон и перепуганный Эрик, который облегченно остановился, увидев, что с Миллером все в порядке.

– Что случилось?! – Райт переводил взгляд со спокойного лица Эша на закатившую глаза Амбер и обратно. – Окно разнесло так, будто вы в него очередь пустили.

– Очередью бы не так разнесло, – Эштон пожал плечами. – Это издержки производства. Зато теперь в твоем доме все в порядке, – он утешающе похлопал Саймона по плечу и отдал ему ключи. – Только немного пыльно.

– А что вы?.. – начал Саймон, механически сжав пальцами прохладный ключ, но продолжить не успел.

– Давай завтра все обсудим, Райт, у нас сейчас очень важные дела, мы с Амбер спешим! – обойдя блондина, Эш потянул молчаливого Эрика за собой, и они быстро спустились на первый этаж. Только оказавшись на улице, Эштон широко улыбнулся и объяснил Эрику: – Там все стекла поразбивались, не хочу видеть лицо Саймона, когда он это поймет.

***

Амбер гнева Саймона не боялась, поэтому решила остаться здесь, посмотреть, что он будет делать, но ни Эш, ни Эрик задерживаться не хотели, поэтому вместе пошли к ближайшей автобусной остановке. По дороге Миллер в общих чертах объяснил другу, что случилось с окнами и зеркалами, а потом, вспомнив о знаках, стащил с носа очки и долго вытирал их подолом рубашки. Чем больше он видел благодаря символам Амбер, тем быстрее портилось его и так далеко не идеальное зрение.

– Кажется, я забыл у тебя телефон, – пошарив в карманах джинсов, пробормотал Эрик. – Ты не помнишь?..

– М-м, – Эш напряг память, но тут же прекратил это гиблое дело, добившись только саднящей боли в висках. – Наверное. Нужно проверить.

В кармане у него оставалось полпачки таблеток, но Эштон только нащупал их рукой и провел по блистеру пальцами, решив, что пока вполне может обойтись. Несмотря на то, что Эрик уже слишком многое о нем знал, Миллеру не хотелось лишний раз демонстрировать ему то, насколько он зависим от медикаментов. Полчаса потерпит, а там, может быть, все пройдет само.

– Саймон спрашивал, когда у вас с Йоной следующее выступление, – уже на подходе к дому Эштона вспомнил Эрик. – Прямо перед тем, как разбилось окно.

– А ему зачем? – удивился Эш.

– Говорит, его друг, Льюис, хотел прийти.

Миллер безразлично пожал плечами и пообещал рассказать Саймону о времени и месте, когда он сам о них узнает. Следующий вечер работы на малочисленную, но заинтересованную аудиторию обещал стать последним, ведь Йона собиралась давать концерт за тридевять земель и в ближайшее время уже собралась уезжать из города.

– Ты тоже придешь? – Эш спрашивал это практически безразлично, но у Эрика все равно сердце забилось чаще. Значит, не все равно ему, значит, они не просто играют в друзей.

– А как же, – парень улыбнулся, но тут же вновь стал серьезным: – Этот тип у подъезда не тебя ждет?

Мужчина, околачивавшийся рядом с дверью, был одет в темную кожаную куртку и сверкал трехдневной – как минимум – щетиной, благодаря которой его чисто-голубые глаза приобретали глубокий морской оттенок. Вид его почему-то сразу насторожил Эрика, а по тому, как напрягся идущий рядом Миллер, парень понял, что не ошибся.

– Меня, – Эш замедлил шаг, но мужчина уже их заметил. – Эрик, езжай домой. Я тебе потом твой телефон найду и верну.

– И оставить тебя с ним наедине? Ну нет!

– Это мой знакомый, все в порядке, – Эштон попытался успокоить друга, но звучание его голоса выдавало беспокойство и тревогу, поэтому обмануть Эрика не удалось.

– Я сказал, что не уйду, – совсем тихо, но настойчиво, сказал Эрик и быстрее пошел вперед. Он сам не понимал, почему так упрям, но это придало ему сил и энергии, так что к мужчине Эрик обратился первым: – Привет, ты приятель Эша? А я его друг, Эрик.

У Миллера округлились глаза, но Эрик этого уже не видел.

– Дирк, – голубоглазый мужчина вполне дружелюбно пожал Эрику руку. Вблизи он казался старше, скорее всего, благодаря слишком темной щетине, но живые сверкающие глаза сводили на нет впечатление от возраста. – Эш, ты же не будешь держать нас с твоим другом здесь, давай поднимемся?

Миллер хмуро кивнул, прожег взглядом Эрика и первым двинулся в подъезд, громко топая и быстро поднимаясь. Только увидев Дирка у подъезда, он уже понял, что ничем хорошим эта встреча не закончится, и сейчас прокручивал в голове возможные варианты. Следовало как можно быстрее избавиться от Эрика, потому что его разговор с Самантой и Найджелом явно не прошел мимо Дирка. А тот «друга» Эштона уж точно не оставит в покое.

Пропустив всех в прихожую, Эш тщательно запер дверь и развернулся, собравшись четко и ясно расставить все по местам, но не успел – Дирк уже прижимал Эрика к стене, удерживая его шею предплечьем и приставляя пистолет ко лбу.

– Дирк! Твою мать! – испуганно крикнул Эштон. – Что ты творишь, пусти его сейчас же!

– Я предупреждал тебя, Миллер, а ты меня не послушал, – гораздо спокойнее ответил Дирк. Холодные голубые глаза сверлили зрачки Эрика, и тот чувствовал себя кроликом под взглядом удава. – Ты знаешь, что теперь будет.

– Эрик ни при чем, – зло рыкнул Эштон и, приблизившись, уверенно отвел руку с пистолетом в сторону. – Он все знает и ничего не будет делать. И ты, конечно же, в курсе, что это не я ему рассказал, умник!

Эрик, который все еще был прижат тяжелой рукой к стене, невольно сглотнул, неожиданно поняв, что все это вполне серьезно. Если раньше происходящее казалось не более чем словами, рассказами и историями, подкрепленными татуировками на пальцах Эша и таблетками, которые он пьет, то сейчас действительность обухом ударила по голове, заставила погрузиться в себя, дала понять, что раньше Эрик всего лишь плавал на поверхности, ничего на самом деле не зная о глубине, скрывающейся под ним.

Смелости у него тут же поубавилось, и все, чего он хотел – выйти из этого дома живым.

– Отпусти его, – повторил Эштон. – Ты же знаешь меня, – в голосе Миллера чувствовалась странная интонация, разгадать которую Эрик не смог. – Я не дам ему этого сделать. Дирк... – Эш положил ладони на плечо мужчины, легко погладил и продолжил гораздо серьезнее: – Если ты убьешь моего друга, я никогда тебе не прощу. Даже после смерти.

Это было удар по больному, и Эштон прекрасно знал, куда бьет. Дирк отшатнулся от Эрика как ошпаренный, но быстро взял себя в руки, поставил пистолет на предохранитель и спрятал его во внутренний карман куртки. А потом, развернувшись, исчез на кухне.

– Ох, боже... – Эш устало прислонился к стене рядом с Эриком, бессильно сполз на пол. – Я говорил тебе, куда ты впутался? Теперь ты видишь сам. Иди домой, пожалуйста.

Спорить Эрик не стал, он был чересчур напуган для этого. Сердце колотилось как бешеное, лоб в том месте, где его коснулось дуло пистолета, напряженно пульсировал, словно холодный металл все еще находился рядом. Эрик скрылся за дверью не попрощавшись и даже не чувствовал угрызений совести насчет того, что оставил Эша наедине с этим психом.

@темы: Код доступа, Моя работа: Проза

---

Визуализация к "Коду доступа"

Усилиями  senyavka удалось установить личность главных персонажей из "Кода доступа".

Эштон Миллер:


Саймон Райт:


Дирк:


Сам внезапно обнаружил Амбер:

Вариант в картинке

Добрый человек Кай помог найти Амбер не рисованной:


Наконец-то найден Эрик:


Ведутся поиски остальных персонажей, если вдруг кто-то их видел, просьба немедленно сообщить в полицию х)

запись создана: 08.04.2013 в 16:49

@темы: Код доступа, Про персонажей, Изображения