ПОСЛЕДНЯЯ ТЫСЯЧА ЖУРАВЛЕЙ
Автор: Solter
Бета: Deserett
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Мистика, Hurt/comfort, Мифические существа
Предупреждения: Насилие
Размер: планируется то ли Миди, то ли Макси
Глава 3.
Четвертое по счету волшебство дается Ричарду одновременно и легче, и тяжелее, чем предыдущие. Легче – потому что навык работы с бумагой настолько хорош, движения так отточены, что ровный лист превращается в журавля за несколько минут. Медисон не может взглянуть на себя со стороны, но все равно считает себя похожим на мастера-ремесленника, только он делает не глиняные горшки или лапти из соломы, а практически одинаковых бумажных птиц...Четвертое по счету волшебство дается Ричарду одновременно и легче, и тяжелее, чем предыдущие. Легче – потому что навык работы с бумагой настолько хорош, движения так отточены, что ровный лист превращается в журавля за несколько минут. Медисон не может взглянуть на себя со стороны, но все равно считает себя похожим на мастера-ремесленника, только он делает не глиняные горшки или лапти из соломы, а практически одинаковых бумажных птиц. Однако были и трудности – недостаток времени. К учебе, которую Рич все-таки старался не так уж часто пропускать, добавилась волокита с наследством. Большую часть юридических вопросов решала мать, но кое-где требовалось обязательное присутствие и самого Ричарда, не говоря уже о его подписях и заполненных его рукой бланках, так что значительная доля свободного времени теперь отводилась новой квартире.
Рич уже побывал внутри и смог убедиться, что не прогадал. Жилой комплекс на Уорнер-сквер по праву считался одним из лучших в городе, тягаться с ним мог разве что один из новых массивов, но и у него Уорнер выигрывал благодаря дорожным развязкам и удобному местоположению. Квартира находилась на четырнадцатом этаже, с лестничной клетки был выход на крышу, откуда открывался захватывающий вид на восточную часть Уильям-Лейка, включая и городское озеро, обрамленное неширокой полосой парковых деревьев. Панорамное окно в гостиной, напротив, выходило на запад, где прямо перед домом располагался парк, а потом небольшая площадь, за которой из земли постепенно подымались офисные здания, перемешанные с кафетериями, барами и отелями.
Сама по себе квартира не выглядела чересчур огромной, хотя и занимала довольно внушительную площадь. Большая часть пространства отводилась на гостиную, которая была одновременно и столовой, и комнатой отдыха и имела беспрепятственный выход к кухне. Чтобы попасть в основную спальню, совмещенную с ванной, нужно было пройти гостиную и небольшой холл, который Ричард не представлял, подо что приспособить – сейчас там стояли только шкаф и одинокий вазон с пальмой. По другую сторону от гостиной находилась вторая спальня, поменьше и без ванной, зато с выходом на балкон, где имелся небольшой журнальный столик и пара плетеных стульев.
Квартира оказалась полностью обставленной, даже с живыми растениями, но Ричард все равно видел, что много чего придется менять – например, шторы на окнах, кухонную утварь и изрядное количество книжных полок, помещавшихся в спальне. Кроме того, это место выглядело так, будто здесь никогда никто не жил, и Рич подозревал, что пространства для него одного слишком много.
– Кажется, ты наконец сможешь завести собаку, – улыбается миссис Медисон, тоже пришедшая к этим выводам. – Или девушку.
Рич недовольно морщится и переключает разговор на отсутствие воды: о своей ориентации он еще родителям не рассказывал, да и не планирует это делать до того момента, когда найдет человека, с которым захочет связать жизнь. Впрочем, Рич сомневается, что до тридцати лет такое недоразумение с ним произойдет: несмотря на то, что верную и искреннюю любовь он на самом деле ждет, обременять себя семейной жизнью ему еще не хочется.
Он смотрит на своих родителей, на их быт, размеренный и изо дня в день повторяющийся, и понимает, что это именно та рутина, которой всеми силами нужно стремиться избежать. Потому что один раз попав в этот водоворот – уже не вырвешься, так в нем и застрянешь: утром на работу, телефонный звонок в обеденный перерыв, вечером - в теплый автомобильный салон, и домой, заехав по пути в супермаркет. Потом ужин, сопровождаемый разговорами о работе, потом совместный просмотр телевизора и обсуждение новостей, а затем спальня и, возможно, секс. О сексе между родителями Ричу думать было неприятно, свою же жизнь даже после сорока без него он представляет слабо.
Но даже с учетом этого – нарисованная им самим в фантазиях картинка выглядит удручающе. Поэтому в ответ на все мамины слова о девушках Рич отвечает довольно односложно: позже, после университета, на первом месте карьера.
Не будем следить за Ричардом все те месяцы, которые он тратил на четвертую тысячу журавлей, заметим только, что за это время он успел переехать в новую квартиру и обжить там спальню, часть гостиной и кухню, а все остальное пространство оставил нетронутым, слишком медленно заполняя его следами своего присутствия. При переезде Роуз, с которой у Рича укрепились дружеские отношения за последнее время, и Мартин посильно оказывали помощь с расстановкой вещей и последующим их поиском – на новом месте Медисон постоянно что-нибудь терял, забывая, куда положил. Несколько раз они оставались ночевать, Роуз спала в гостевой спальне, а Ричард с Мартином запросто помещались на большой Ричардовой кровати.
Для своих журавлей парень, к слову, выделил особое место. Делал он их только в своей комнате, зато потом порциями относил в кладовку, которую запирал на ключ. В квартиру постоянно кто-то приходил – то водопроводчик, то родители, то курьеры или соседи, и Ричарду совсем не хотелось, чтоб кто-нибудь кроме Мартина знал о его увлечении.
В конце концов, когда последний журавль был закончен и отправлен в кладовку, Рич чувствовал приятное опустошение, ведь понимал, что на этом можно остановиться. Он много думал, но не находил больше ничего, в чем нуждался бы и не мог купить этого за деньги, которых утром у него уже будет завались. Ни у него, ни у родителей нет проблем со здоровьем, обучаться китайскому языку или нано-технологиям нет никакого смысла, а желать абстрактного мира во всем мире... Да вроде бы все и так неплохо!
Ричард с упоением предвкушал, как будет здорово проводить время с друзьями, которых у него появится значительно больше, и новыми интересными мальчиками, как сможет до утра зажигать по клубам, а на каждых выходных – если только захочет – ездить в другие города на собственном автомобиле.
Правда, оказалось все совсем не так радужно: деньги появились, а времени стало не намного больше. Учеба, хотя и дается Ричу относительно легко, но все-таки выматывает слишком сильно, чтоб после университета думать о клубах. Максимум, на что хватает запала – встречи с Мартином и Роуз в пиццериях или кинотеатре. Впрочем, это тоже не так уж плохо, Рич чувствует себя замечательно в компании этих двоих.
И однажды сам предлагает:
– Давайте все вместе в клуб? – он осматривает друзей внимательным взглядом, в котором чувствуется попытка соблазнить. – В субботу отправимся, это ж самые лучшие ночи. Роуз, скажешь маме, что ты у меня, и все.
Их не приходится слишком долго упрашивать, и они встречаются в субботу возле университета, откуда Ричард на «Ягуаре» довозит всех до клуба. Несмотря на то, что Медисон не слишком умеет тратить деньги на нужные вещи, его гардероб потерпел значительные изменения, так что Рич выглядит подобно восходящей голливудской звезде, когда дело касалось одежды. Он носит стильные вещи, подходящие ему на все сто процентов, и учится дополнять их соответствующими аксессуарами – удачным ремнем, несколькими браслетами, особого цвета часами на запястье. Все это в сумме заставляет Рича выделяться на фоне остальных, благодаря чему даже находящийся рядом Мартин со своим внушительным ростом и привлекательными волосами почти не составляет конкуренцию.
– Надеюсь, ты платишь? – Март заговорщицки подмигивает – один он знает, откуда у Ричарда деньги. Роуз, как и все остальные, уверены, что это тоже часть наследства.
– Хочешь быть уверенным, что можно выпить весь бар? – Ричард подмигивает в ответ, а потом кивает. – Надо только заранее с барменом договориться. Не думаю, что мы трое постоянно будем вместе... Вон я вижу того типа, он на меня уже минут десять смотрит.
Мартину стоит серьезных усилий не обернуться, чтобы оценить избранника Ричарда, но он всегда мог отлично контролировать себя. Заказав виски со льдом и коктейль для не разбирающейся в алкоголе Роуз, он замечает:
– Тебе сегодня должно быть из кого выбрать, не кидайся на первого попавшегося.
– Вот еще! – Рич слегка обижается, поворачиваясь в другую сторону и скользя глазами по пока еще довольно тихой толпе. – Сам соображу.
Другу о своей ориентации Ричард никогда не рассказывал, но Мартин оказался достаточно проницательным, чтобы самому сообразить. Он даже подозревал, что нравился Медисону, но тот был слишком нерешительным, чтоб хоть как-то это проявить, а потом их отношения уже прочно перевелись из приятельской категории в дружескую, и Рич осмелел настолько, что мог свободно обсуждать с Мартином любые свои увлечения.
Парней, которые нравятся Ричу, в клубе немало. Несколько стаканов виски с колой делают Ричарда раскрепощеннее и увереннее в себе, а Мартин едва не подталкивает его в спину, но чаще только бормочет что-нибудь на ухо, расписывая достоинства и недостатки того или иного кандидата. Все это он говорит таким тоном, что Рич невольно сомневается, что его друг верит, будто Медисон наконец решится к кому-нибудь подойти. А выходит так, что решаться совсем не обязательно.
– Мне текилу, можно сразу две! – рядом в стойку врезается невысокий взлохмаченный юноша, похожий на хоккеиста, от чьего-то толчка въехавшего в ограждение. Он, ожидая заказ, смотрит по сторонам, натыкается взглядом на Ричарда и почему-то неподдельно смущается, краснея и поспешно опуская взгляд.
Рич тоже смотрит на стойку, игнорируя многозначительные тычки в бок от Мартина, а потом и вовсе говорит ему:
– Пойди потанцуй, Март.
Тот исчезает за пару секунд, утягивая заодно и Роуз, едва успевшую оставить на стойке полупустой бокал с мохито. Ричард, оставшись в относительном одиночестве, делает вдох, собираясь заговорить. Парень, все еще стоящий рядом, не в его вкусе, но Ричу все равно не терпится с ним познакомиться, проверить действие своего обаяния.
– Могу я тебя угостить? – даже небольшая доля волнения, смешанного с виски, сказывается на манере разговора.
– Меня? – переспрашивает юноша, закусывая губу и прижимая пальцы к полированному дереву стойки. Его смущение заметно невооруженным глазом, именно оно придает Ричарду сил и уверенности. Такого мальчика, кажется ему, совсем несложно завоевать. – Нет, я не против, но я уже попросил текилу...
– Отмените текилу, – просит Рич у бармена, хотя видит, что тот с ней уже почти закончил. Сейчас ему хочется выглядеть самоуверенным и серьезным человеком, которому подвластно абсолютно все. – Два «Джек Дэниелс» и отдельно колу. Как тебя зовут? – спрашивает он уже у юноши, как раз подтянувшего поближе высокий барный табурет.
– Энди.
Он протягивает Ричарду руку, и тот пожимает ладонь, задерживая ее в своей, слегка проводя большим пальцем по тыльной стороне, от чего Энди снова опускает глаза, скрывая польщенную улыбку. Рич окидывает его взглядом: довольно высокий, но стройный, как деревце, двигается с прирожденной грацией, которая ломается только из-за волнения. Волосы короткие и светлые, наверняка крашеные. Цвета глаз не разглядеть. Одежда неброская, но и непростая, джинсы с двойным ремнем ему чудо как идут, а клетчатая рубашка, явно на размер больше нужного, выгодно подчеркивает шею и слишком тонкие запястья.
Нет, Ричу действительно не нравятся такие юные мальчики, но этот становится небольшим исключением.
– Чем ты занимаешься? – Энди, получив виски, немного расслабляется, так что Ричу уже не нужно в одиночку поддерживать беседу.
– Кроме того, что получаю удовольствие от жизни? Заканчиваю университет и планирую обзавестись собакой, а что насчет тебя?
– Я только поступил на геологию, это мой первый курс. Я бы хотел уехать учиться в Нью-Йорк после колледжа, там ведь больше возможностей, чем у нас в Уиллейке. Хотя... где угодно больше возможностей, чем в Уиллейке, – парень виновато усмехается, делая глоток.
– Вовсе нет, – Ричард чувствует себя оскорбленным, он – коренной житель Уильям-Лейка и испытывает абстрактное чувство патриотизма, заключающееся в том, что когда он сам недоволен городом – это истина, а когда недовольство выражает кто-либо еще – это клевета. – Здесь есть масса интересного, если правильно искать.
– Правда? – взгляд Энди совмещает в себе сарказм и надежду. – Например, что?
– Да что угодно! С крыши моего дома, например, открывается офигенный вид. Если бы ты был художником или фотографом, тебе бы могло это пригодиться, но если ты...
– Вообще-то я фотографирую, – перебивает Энди. – Именно этим я собирался заниматься в Нью-Йорке после колледжа. У тебя высокий дом? Десятиэтажный?
– Четырнадцать этажей, – не без гордости отвечает Ричард. – Это жилых, крыша находится выше метров на шесть-восемь. Оттуда видно почти весь город, а когда нет тумана – и того больше. Как-то я видел лошадей Деккера на его ферме.
– А я все время был уверен, что у нас в Уиллейке особо нечего снимать, – задумчиво тянет юноша, обхватывая влажные стенки стакана обеими руками. – Только парк с озером и спортивная площадка, и то там делать нечего, когда она пустая, без роллеров и всех остальных, – он поднимает голову, несмело смотрит на Рича. – Я вообще-то не навязываюсь обычно, но крыша...
– Поехали ко мне, – почувствовав удачу, предлагает Медисон. – Я покажу тебе и крышу, и много чего другого.
Энди медлит всего несколько секунд, словно не веря, что действительно получил такое предложение, а потом улыбается и кивает. Отходит только затем, чтобы предупредить о своем уходе друзей и забрать вещи с диванчика. Он делает это так быстро, что Ричард успевает только отыскать взглядом Мартина и помахать ему рукой. Велмор на краю танцпола зажигает с Роуз, машет Ричарду в ответ, а потом наклоняется к аккуратному ушку девушки, прикрытому волной волос, и что-то говорит, перекрикивая музыку. Роуз оборачивается, но в этот момент Ричард скрывается из виду, а за ним зал покидает немного нервничающий Энди, на ходу натягивающий куртку.
Стоит ли говорить, что о крыше они больше не вспоминали? Ричард уж точно упомянул о ней ради предлога, а Энди, как Ричу потом казалось, прекрасно это понимал и знал, ради чего он на самом деле садится в такси и едет к Уорнер-сквер.
Они начинают целоваться уже в широком и светлом парадном, пока ждут опускающийся сверху лифт. Тело у Энди гибкое и податливое, парень не жеманничает, не ломается, не строит из себя невинного и неумелого студента. Ричарду нравится, как он сам делает шаги навстречу, как прижимается грудью к груди, как нетерпеливо тянет за собой в прожорливую кабину лифта. Рич борется с искушением начать прямо здесь, возбуждение усиливается от одних только взглядов на Энди. На призывно открытые губы, на уже расстегнутую куртку, трогательно выпирающие из-под кофты крылья ключиц, нетерпеливо сжимающиеся пальцы.
На то, чтобы открыть входную дверь, уходит пара секунд, но даже это промедление неприятно давит, заставляя спешить и учащая дыхание. Они раздеваются как попало, оставляя верхнюю одежду и обувь на полу в прихожей, а все остальное скидывая друг с друга в гостиной. Ричард роняет любовника на широкий диван не доходя до спальни, на всякий случай ногой отодвигая столик подальше, накрывает его тело своим.
– Ричард, – шепчет Энди после продолжительного поцелуя, от которого его губы выглядят истерзанными и припухшими, – у меня очень давно никого не было.
Рич не спрашивает, насколько давно, ему это совсем не интересно. Но кивает и берет небольшую паузу – ровно столько, сколько нужно, чтобы подняться и увлечь за собой Энди, уводя его через всю квартиру в спальню, где у Медисона есть все необходимое. Все, и даже немножко больше. Из прикроватной тумбы он достает не только презервативы и смазку, но и анальную цепочку – восемь силиконовых шариков разного размера на гибких перемычках. Вещицу эту Рич еще ни разу не использовал, но из упаковки достать успел, желая как следует изучить, так что сейчас он наверняка выглядит в глазах Энди достаточно убедительно.
– Оу... – комментирует неожиданно появившуюся игрушку Энди. Его щеки заливает румянцем, но возбужденный член прикрыть попросту нечем, поэтому Ричард не сомневается – его мальчик совсем не будет возражать.
– Тебе понравится, – уверенно обещает Медисон, снова обнимая любовника, оглаживая и разводя его бедра в стороны.
Они снова целуются; Энди стонет и приникает губами к шее Ричарда, когда тот раскрывает тюбик со смазкой и выдавливает ее себе на ладонь. Рич почти не может терпеть, но желание увидеть, как тело юноши извивается в его руках от удовольствия, слишком велико, так что он обильно наносит смазку, еле-еле пахнущую чем-то, на первые пять шариков. Оставшуюся на пальцах жидкость растирает в ложбинке между ягодиц Энди, пользуясь тем, что тот призывно поднимает бедра, и приставляет первый, самый маленький, шарик к анусу.
– Это будет совсем не больно.
– Хорошо...
Шепот Энди похож на шум прибоя, трущегося об песок. Ричард облизывает губы и проталкивает шарик вперед. Входит действительно легко, без усилий, перемычка скользит дальше, пока в сфинктер не упирается второй шарик, диаметром совсем немного больше первого. Рич делает небольшую передышку, наклоняется вперед и обхватывает губами скользкую и влажную головку члена Энди. Тот выгибается, бессильно стонет, сжимая в побелевших пальцах скомканную простынь.
Ричард хочет взять Энди прямо сейчас, плюнув на подготовку, плюнув на презервативы, но сдерживает себя, наслаждаясь до боли сладкими моментами. Он мог бы взять член глубже, протолкнуть его до самого основания себе в горло, мог бы покрыть все тело юноши поцелуями, не оставляя ни единого нетронутого местечка, мог бы свести его с ума ласками, но выбирает другой путь. Второй шарик проникает в задницу Энди так же легко, как первый. Парень вздрагивает, шире раздвигает ноги, его дыхание учащается – а с ним и сердце Ричарда начинает колотиться быстрее.
– Ты умница, Энди, – хвалит Ричард. – Теперь еще один.
На еще одном он не останавливается. Скользкие от смазки черные шарики оказываются внутри почти все, Рич делает паузу только перед последним. Снова обхватывает губами член юноши, ласкает его языком, вызывая новые и новые стоны и вздохи. Наконец все шарики до единого оказываются внутри, и Ричард тихо выдыхает, запасаясь терпением еще совсем на немного.
– Ты знаешь, что самое хорошее в этой штуке? – спрашивает Медисон, слегка потягивая за оставшееся снаружи кольцо, широко и мягкое.
– Рич?.. – Энди приподнимает голову, туманными глазами находит взгляд Ричарда, и снова падает затылком в подушку.
– То, как она из тебя выходит, – отвечает на собственный вопрос Ричи и начинает неторопливо тянуть за кольцо, извлекая самый крупный шарик из уже растянутой задницы юноши. Несмотря на то, что Медисону не доводилось использовать цепочку самому, он из теории прекрасно знает, что именно при извлечении от нее больше всего толку: шарики один за другим проходятся по простате, принося удовольствие – слишком мало, чтобы кончить, но как раз достаточно, чтобы до безумия этого захотеть.
Юноша крупно вздрагивает, разметавшись по кровати, бесстыдно раздвигает ноги и всем своим видом просит поторопиться, но Рич не слушает голоса тела, решив, что в этот раз все обязано быть так, как он того захочет. Поэтому цепочка выходит долго и сладко-мучительно для них обоих, и Ричард упивается своей властью над Энди, сейчас без остатка принадлежащим ему.
Энди, едва дождавшись извлечения последнего шарика, обхватывает торс Ричарда ногами, обнимает его руками за шею и сдавленно шепчет в ухо:
– Не тяни, Ричард, не могу больше! Трахни...
И Рич уже не тратит время на дополнительную смазку, только раскатывает по давно твердому члену презерватив, кое-как справляясь с этим в тесных объятиях, и наконец входит в ждущее тело Энди, сопровождая движение стоном удовольствия. Энди вторит частым дыханием, негромко кричит от резких толчков. Ричард делится возбуждением быстро и отрывисто, немного позже он обхватывает ладонью член Энди, вызывая у него новые хриплые стоны и судорожные вдохи.
Оба двигаются со слаженностью танцоров, исполняющих давно и прочно отрепетированное танго. Соприкасаясь телами – почти обжигаются, но придвигаются тесней, смыкая губы – кусают их и тут же ласково зализывают, сбиваясь с ритма – сразу поправляют один другого, еще долго не давая друг другу остановиться.
Истратив последние силы на душ, Ричард проваливается в сон, улегшись поперек измятой кровати и собственнически перекинув одну руку через грудь не менее уставшего Энди. Последний долгое время не шевелится, притворяясь спящим, а потом осторожно покидает постель, собирает свою одежду едва ли не по всей квартире, потом, уже одевшись, заваривает кофе на кухне, находящейся так далеко от спальни, что никаких звуков туда не доносится.
Он устраивается на полу у панорамного окна и смотрит на открывающийся в четыре часа утра вид. Мягкий свет начавшего просыпаться солнца кремовыми тонами ложится на деревья и крыши домов, заливает асфальтовые реки дорог и переулков, робко трогает стекла, вспыхивающие заревом. Когда солнечные лучи добираются до площади, делая ее похожей на кадр из французского фильма, Энди поднимается, убирает чашку на раковину и сбегает из квартиры, прихватив заодно деньги из карманов Ричарда и его часы.
В часах в общем-то нет ничего особенного – они не отлиты из золота и не инкрустированы бриллиантами, не получены в дар от кумира и даже не служат памятью о горячо любимой бабушке. Впрочем, это и не дешевка, Рич выложил за них кругленькую сумму, заплатив в основном за бренд и гарантию того, что стрелки не остановятся на третий день. Часы выглядели стильно, не болтались на запястье, а те, кто хоть сколько-нибудь разбирался в моде, смотрели бы на них не без уважения. Именно поэтому Ричард злится, когда понимает, что они пропали.
Образ Энди, превознесенный Ричем едва не до небес, лишается короны, а Медисон клянет себя на чем свет стоит – надо же было не понять, в чем тут дело, повестись на милое личико и напускную застенчивость, которая ночью казалась ему трогательной до невозможности! Теперь-то Рич хорошо понимал, почему Энди так легко согласился с ним уехать – дело вовсе не в несокрушимом обаянии, а в дорого выглядящих шмотках и аксессуарах!
– Такое ощущение, будто это меня поимели, – с горечью говорит Ричард в телефонную трубку. – Я, выходит, совсем в людях не разбираюсь. Но ты же! Ты! Ничего мне не сказал там, в клубе!
– Да я к нему не присматривался, – успокаивающим тоном отвечает Мартин. – Парень как парень, сам понимаешь, их полно в этих клубах. К тому же, радуйся, что он только часы взял, а не горло тебе перерезал.
– Еще сто тридцать баксов прихватил. Помню, я ночью еще удивлялся, почему он так легко себя чувствовал с шариками в заднице, если строил из себя чуть ли не девственника. «У меня давно никого не было», все дела!..
– Избавь меня от подробностей, Рич.
– Да чего? Ты ж мне сам говорил, что ты – гей-френдли типа.
– Но рассказывать мне о своей интимной жизни все равно не нужно, в этом я не советчик. И расслабься. Энди – дорогая шлюха, тебе же было хорошо ночью? Вот ты и заплатил. Немного несправедливо, но что поделаешь, со всеми бывает.
– Он столько не стоит, – презрительно фыркает Ричард, но расслабляется и вздыхает. – Черт возьми, не так за часы обидно, как за то, что он так сделал. Казался же таким... классным! Я подумал, мы могли бы встречаться, хотя я и не слишком люблю, знаешь, таких хрупких мальчиков, как он. Но дело ведь не во внешности, главное – душа. Я, похоже, никогда никого подходящего не встречу в этом городе.
– Ой, Ричард, перестань говорить, как пятидесятилетний, у тебя все еще впереди. А пока у тебя есть крутая тачка и квартира, не говоря уже о деньгах, с таким багажом они станут в очередь строиться, чтоб познакомиться с тобой, сам знаешь. Просто нельзя получить все сразу.
– Да... – согласно тянет Ричард, останавливаясь напротив окна, в которое шесть часов тому назад смотрел Энди. – Ты прав, конечно...
Он кладет трубку и прижимается лбом к холодному стеклу. Рассматривает улицу внизу, редкие автомобили, прогуливающихся в парке людей с собаками, наблюдает за велосипедистами, количество которых в последнее время стало увеличиваться. Нельзя получить все сразу – но это одно из тех «нельзя», которые существуют для обычных людей. Для него, Ричарда Медисона, открыты все дороги. Он ходил по ним уже четыре раза. Почему бы не пройтись еще один?..