Solter
СОЛО НА МИНСКОЙ
Автор: Solter
Бета: Fremde mit Ubel
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: R
Жанры: Слэш (яой), Повседневность, POV
Предупреждения: смерть второстепенного персонажа
Размер: планируется Миди
Часть 7.
В тот вечер, конечно, мы так и не увиделись снова. Я провел в клубе еще полчаса, но Вацлава оттуда и след простыл, да я и не рассчитывал особо, для меня все уже было решено. Понятно, что он протрезвеет, возможно, даже пожалеет о своей распущенности, но обиде его точно пришел конец – это не мелодрама, чтобы начинать все заново, в реальной жизни, слава богу, люди гораздо адекватнее...В тот вечер, конечно, мы так и не увиделись снова. Я провел в клубе еще полчаса, но Вацлава оттуда и след простыл, да я и не рассчитывал особо, для меня все уже было решено. Понятно, что он протрезвеет, возможно, даже пожалеет о своей распущенности, но обиде его точно пришел конец – это не мелодрама, чтобы начинать все заново, в реальной жизни, слава богу, люди гораздо адекватнее.
Ночь тоже выдалась замечательной, дождь больше не шел, и я половину пути до отеля прошел пешком, глядя по сторонам и будто заново знакомясь с Варшавой. Теперь город казался почти родным, принявшим меня, пускай я не понимал его языка и не знал названия ни одной улицы, кроме той, что была указана на карточке из гостиницы. Хотелось прогуляться здесь с Вацлавом, вот уж он бы показал столицу во всей красе, да и я сам мог бы точно так же познакомить его с Киевом – и сейчас я уже не сомневался, что именно это мы оба и сделаем, стоит только встретиться.
Возможно, слишком много я на себя брал, решая наперед и за него, но я, как какой-нибудь киношный провидец, остро чувствовал музыканта своим. Не телом – душой и сознанием, на что угодно мог поспорить, что в ту ночь все его мысли тоже были обо мне, я владел ими, держал крепко, как конец поводка в кулаке. Жалел только об одном: что в моих руках пока что нет его самого, но я уверен был, что за этим дело не встанет. Если я прав – а иначе и быть не может – то Вацлав сейчас хочет точно того же.
Заснуть удалось только под утро, я все время терроризировал ноутбук, проверяя, нет ли от него сообщения. Сам не писал, медлил, хотел увидеть, как и когда проявится его интерес ко мне. А проснулся уже днем, когда компьютер был на последнем издыхании, но все равно никаких следов активности Вацлава в соц.сетях не наблюдалось. Это немного расстроило меня, но я отвлекся, сев проверять почту – было что-то официальное с места работы, на английском, так что я оставил это на потом, да и какое-то извещение из Киева насчет прописки: просили явиться с паспортом и документом о приватизации квартиры. Наморщив лоб, я пялился в монитор, вспоминая, где вообще лежат все эти документы, решая, когда смогу поехать, и недоумевая, что еще за юридические тонкости нужно решить.
Примерно к обеду я не выдержал, ведь к тому моменту и так дико жалел, что первым делом не взял у саксофониста номер телефона – пришлось снова стучать по клавиатуре, придумывая для него подходящие слова, когда хотелось по-собственнически прижать к груди, зарыться в волосы, осыпать лицо поцелуями. Тогда бы никакие фразы не понадобились, уж мы бы с Вацлавом и на языке жестов поговорили…
А так – сообщение, недлинное, но эмоциональное. Потом еще одно, и еще, ведь мысли приходили не сразу, а словно поэтапно, и я выкладывал их пока что отсутствующему в сети мужчине, заранее представляя, что он будет чувствовать, как улыбаться и что делать, когда прочитает все это. Наверное, поедет ко мне – адрес я в первую очередь оставил. Хотя лучше бы наоборот: я мог сорваться в любой момент, вызвать такси, купить по дороге букет цветов – знаю, за парнем так не ухаживают, но у меня ведь не просто парень, а музыкант, к таким, наверное, особый подход нужен. Они ведь к знакам внимания привычные, всегда на публике, принимают комплименты, восхищения, те же цветы. Придется постараться, чтобы из общей массы выбиться, хотя я, вроде бы, и так уже ступил на шаг ближе.
Почти как из ряда вон вышел, вырвался за оцепление.
Впрочем, постепенно мое хорошее настроение портилось, падало, как ртуть в столбике термометра, я мерил шагами номер отеля, тревожил то и дело ноутбук, ждал, ждал, пил минералку, кидал в рот кусочек шоколадки, снова ждал. Совсем не понимал Вацлава, ну не мог же он напиться вчера настолько, что не вспомнил нашей встречи! А если вспомнил, разве желание связаться не будет у него в числе первых?
Думать о том, что все это может оказаться для него впустую проведенным временем, я себе запрещал. Нет. Не так это. А если не прав я – тогда пускай саксофонист лично в глаза мне это скажет. Должно же у него хватить для этого смелости!
Ночью я разозлился, потому что ситуация с мертвой точки не сдвинулась ни на шаг. Спустился в фойе, попросил принести какой-нибудь еды в номер, потому что был очень голоден. Мне доставили пиццу, но больше одного куска умять я не смог, тесто комом в горле вставало, никакого вкуса не чувствовалось и удовольствия от еды не было. Гневался на Вацлава, мысленно ругал его всеми цензурными словами, стучал кулаком по столу. И спать лег весь на нервах, часа в два ночи.
Проснулся уже совершенно с другими мыслями. Вот я дурак! Все на свой счет принимал – Вацлав не спешит ко мне, не думает обо мне, не ищет меня! Как бы не так! Только сейчас осознал, что его насильно на вечеринке от меня уводили, вполне возможно, что продюсер, или кто у них там, ограничивает моего музыканта, может, контракт у него какой или что. Не дают выйти в интернет, шагу из дома или офиса ступить не разрешают – что если сам Вацлав сейчас переживает точно так же, что если он боится, как бы я не разочаровался и не улетел домой, оставив его.
- Ну я и лось, - подвел я итог, чувствуя во всем теле легкую дрожь предвкушения – ощущение, появляющееся тогда, когда человек становится на правильный путь.
Все шло теперь по старой схеме: я искал информацию о следующем выступлении Вацлава, но на этот раз собирался не просто явиться с цветами и в костюме, а с твердыми намерениями. Мне есть что сказать ему, и теперь, точно уверен, он тоже молчать не станет.
Местный фестиваль арт-хауса, на котором моему музыканту предстоит выступить в конце программы вместе с небольшой эксперимент-группой, состоится всего через два дня, хотя для меня и такое ожидание казалось чересчур длительным. Огорчало еще и то, что деньги, даже на пластиковой карте, подходили к концу – мне не присуще серьезное беспокойство о финансах, но здесь, в чужой стране, хотелось все-таки иметь какую-нибудь гарантию.
«Вацлав моя главная гарантия», - успокоил я себя, выписывая на бумажку адрес фестиваля, а потом в который раз открыл Фейсбук, чтобы отправить сообщение в оффлайн – он не появлялся по-прежнему.
Эта пара дней тянулась мучительно медленно, потому что я старался не особо часто выбираться из отеля, дабы не возникало соблазна тратить деньги на магазины, кино или даже кафешки. Жесткая экономия, но я открыл для себя пару точек с недорогой и вкусной пиццей, в одном из них познакомился с женщиной, державшей приют для собак. Я вспомнил Вику, наши совместные планы на щенка, там, в Канаде, и удивился тому, что эти мысли не были тяжелыми и мрачными, наоборот, напоминали скорее светлую грусть. Вика-Вика, прости меня. Нам еще предстоит провести нелегкие часы вместе – мне нужно будет приехать за вещами, уладить финансовые дела, оформить документы.
На фестиваль этот я вовсе не прихорашивался, как раньше – надел почти что попало, причесал только слегка отросшие волосы и тщательно побрился, потом задержал взгляд на зеркале, облизнул губы, нервно улыбнулся сам себе, кивнул и только потом отошел. Волновался, конечно, сильно, но еще больше радовался, представлял, как он посмотрит на меня, как улыбнется…
«И когда я превратился в гребаного романтика?» - я мысленно засмеялся, бегом спускаясь с лестницы и выбираясь на вечернюю улицу.
Дальше был автобус, недолгая прогулка пешком следом за спешащими на то же мероприятие, что и я, людьми. Свободный вход на площадку под открытым небом, толпа собралась немаленькая, но я все-таки нашел себе место поближе к сцене: не хотелось сразу попасться на глаза Вацлаву, лучше в конце, чтобы не отвлекать его от музыки.
Добрых два часа пришлось провести в полутьме под звуки недлинных фильмов, демонстрировавшихся на большом экране. Я скучал, клевал носом, закрывал глаза, пытаясь немножко подремать, но неизменно вздергивал подбородок, когда голову начинало клонить в одну или другую сторону. Были и интересные сюжеты, с юмором, на актуальные темы, но основную часть мне понять не удалось – недостаточно у меня философский склад ума для такого. Но для вида приходилось аплодировать, одновременно стараясь подавить очередной зевок.
Наконец мои мучения закончились, минут десять сцену готовили к выступлению группы – настраивали инструменты, выставляли свет, корректировали звучания усилителей, укрепляли стойки с микрофонами, ведь для такой толпы звук должен быть соответствующим. Я оживился, постарался перебраться поближе, ведь, если свет софитов так и будет бить в лицо музыкантам, то Вацлаву слишком тяжело будет увидеть среди множества лиц меня.
Но он увидел.
Всматривался, наверное, специально – я следил за его взглядом, скользящим по толпе словно невзначай, и я помнил, что раньше он либо смотрел в одну точку, куда-то поверх зрителей, либо вообще смежал веки, обнимал пальцами саксофон, чуть покачивался в такт собственной мелодии. Сейчас он выискивал, впивался зрачками в лица, быстро, четко, проходясь по каждому, пока не столкнулся со мной: как на кирпичную стену налетел, резко замер, не прерывая, впрочем, игры, и больше не отпускал взглядом. А я не мог не улыбаться, хотя и боялся рассмешить его, сбить, и тоже не двигался, с нетерпением дожидаясь финала.
Отзвучали последние аккорды, раздались громкие и действительно искренние аплодисменты. Барабанщик поднялся со своего места, гитарист покрепче сжал руками гитару, оба клавишника, разминая пальцы, отключили пульты. Народ потянулся к выходу, образовав там настоящее столпотворение, а я наоборот подошел к сцене – музыканты собирали аппаратуру, Вацлав протирал саксофон рукавом, стоя очень близко, и все время косился куда-то за спину, где его, наверное, ждали.
- Дим, прости, - он подступил на шаг, присел – из-за высоты сцены даже сейчас я смотрел на него снизу вверх, мое лицо было примерно на уровне его коленей. – Строгий контроль…
- Ничего, - я был так рад его видеть, что улыбался во все тридцать два, и со стороны наверняка выглядел, как настоящий его фанат.
- Там слева, - он легко кивнул головой, волосы колыхнулись, закрыли половину лица, - есть служебный выход, скажи, что тебе на парковку. Я подойду.
- Хорошо, - уходить не хотелось, но я двинулся в указанную им сторону послушно и бездумно, вот только и шага ступить не успел, как он коснулся моего плеча, наклонился еще ниже и почти в ухо шепнул:
- Я так соскучился…
Потом Вацлав сразу поднялся, перекинулся парой польских слов с барабанщиком, скрылся в полутьме закулисья, и только после этого я повернул налево, щурясь и вглядываясь в заставленные стульями проходы. Вдоль сцены добрался до высокой ширмы, заглянул за нее, но выхода не обнаружил, пошел дальше, начав уже немного беспокоиться – глупо же получится, если встреча сорвется из-за того, что я не найду парковку!
Навстречу удачно попался кто-то из персонала, попытавшийся вытурить меня из зала, но фраза, подсказанная саксофонистам, сработала, и щуплый мужчина в свободной футболке сам провел меня до служебного выхода, рассказал, куда повернуть дальше, потому что за дверью был небольшой коридор с ответвлениями.
Дверь наружу была тяжелой и металлической, я толкнул ее, прикидывая, сколько времени потребуется Вацлаву, чтобы уладить свои дела и выбраться ко мне. Минут пятнадцать, может, больше, я ведь не знаю, что обычно происходит с музыкантами после выступлений.
- Дмитрий?
Я вскинул голову на незнакомый голос. Парковка являла собой небольшую квадратную площадку, огороженную высоким забором в мелкую сетку, автомобилей стояло всего два или три, на выезде темнела будка охранника, сиял люминесцентными полосами опущенный шлагбаум. А ко мне подходил неприметного вида мужчина, невысокий, но коренастый, бритый почти под ноль.
Сперва подумалось, что Вацлав попросил кого-то меня встретить, но мысль эта быстро ушла – он ведь не мог точно знать, что я приду, а переговорить со своими знакомыми после разговора со мной просто бы не успел.
- С первого раза вы нас не поняли, да? – тон доброжелательный, но угрозу я в нем распознал с первых же секунд. – Оно и ясно, мы просто не успели поговорить в тот раз.
«В тот раз?»
Нахмурив брови, я припомнил того качка, забравшего Вацлава с прошлой вечеринки. Этот на него походил разве что стрижкой, но ни ростом, ни телосложением его не напоминал. Получается, проблема гораздо больше, чем казалось раньше, и как я только сразу не понял, когда саксофонист не ответил ни на одно сообщение! «Строгий контроль», ну надо же!
- А в чем проблема? – я скрестил на груди руки, ступая на пару шагов вперед, чтобы показать этому человеку отсутствие страха, хотя на деле я все-таки изрядно нервничал, не за себя боясь – за Вацлава. – Мы друг друга, похоже, не понимаем.
- Договоримся полюбовно. Вы завтра улетаете обратно в Киев, занимаетесь обычными делами, работаете, развлекаетесь, живете, как всегда жили раньше. Забываете о Польше, забываете про Залесского – не существует такой страны и нет человека с такой фамилией. И мы оба остаемся довольны.
- Я не останусь довольным.
Где-то за спиной хлопнула дверь, но я так злился, что не обратил на это внимания, буравя взглядом своего собеседника.
- Вацлав свободный человек, и я тоже свободный человек, так что вряд ли кто-либо в праве нам указывать.
«Кроме того, нас почти ничего не связывает, не настолько все серьезно, чтобы бучу поднимать», - мысленно добавил я, чувствуя, что мало чего понимаю в этой истории. Неужели саксофонист настолько важная и серьезная персона, что его держат под таким контролем? Но если бы так – его бы не выпустили в Киеве из отеля, а значит, на Минской в переходе я бы никогда его не увидел.
- Вацлав человек не только свободный, но и публичный. Приходится охранять его от всяческих посягательств. Мы всегда стараемся убедить человека прислушаться к нам и, вы понимаете, не наша вина в том, что этим советам следуют далеко не все. Вот вы, например, - он даже не двинулся с места, а меня пробрало холодком между лопаток, - совсем не прислушиваетесь.
Ответить я не успел – вспышка боли в затылке, настоящие искры перед глазами, тошнота, потом, кажется, я упал на асфальт, потому что помню неприятную резь в ладонях, как в детстве, когда падал с велосипеда. Успел еще подумать, что я кретин и идиот, потому что не заметил, как ко мне подошли сзади. Чувствовал себя в полной безопасности: как же, официальное мероприятие, почти центр Варшавы, да и за всю свою жизнь я никогда не попадал в подобные переделки.
Надо же когда-то начинать.
Сознание вернулось, когда я был уже в больнице. Никакого мучительного пробуждения, кусков воспоминаний и дурацкого вопроса «где я?», как это обычно показывается в американских фильмах. Я открыл глаза, сразу понимая, что какой-то урод треснул меня чем-то тяжелым сзади по затылку, и то, что я вообще живой после такого – огромный плюс. Неприятным открытием было то, что болела не только перемотанная повязкой голова, но и рука, и грудная клетка, как будто меня ногами били – а, возможно, что так и произошло.
Появившийся вскоре врач, приветливый мужчина с полуседыми волосами, объяснил, что у меня легкое сотрясение, огромная шишка на затылке, синяк на руке и два сломанных ребра. Официальная причина – я чуть не рассмеялся – падение с лестницы.
Честно говоря, я не знал, что думать. Если так они поступили со мной, что случится с Вацлавом? Или он просто не нашел меня на парковке, прождал черт знает сколько времени, а потом ушел, решив, что раз я не являюсь на встречу, назначенную им, уже во второй раз, то я просто над ним издеваюсь. Как только появится возможность, напишу ему сообщение, но ведь неизвестно, когда он сможет прочесть.
Отлеживаясь в больнице, я очень много думал. Пришлось провести там больше суток, и я ужасно скучал, потому кроме мыслей ничего не оставалось, и я смаковал каждую, рассматривал со всех сторон, пытался делать выводы, анализировать, выстраивать будущее. Главное, что я понял: не хочу, чтобы меня снова били. Ну не герой я, не готов жертвовать собой вот так, ни за что ни про что. Да и… не держат ведь его под замком круглосуточно, он сказал бы об этом обязательно. И тяжело представить современного человека, не заходящего по стольку дней в интернет, а если он все-таки заходил – то почему его до сих пор нет рядом? Приехать в отель, узнать там адрес больницы, появиться здесь: любой бы поступил именно так.
Но только в одном случае – если это по-настоящему нужно.
На следующий день за мной приехал Вовка, который был первым, кому я позвонил. Ну а кому еще, если Вика в Канаде, а мама на кладбище? Из-за этой Америки настоящих друзей у меня почти нет, Вова согласился, кажется, только лишь бы сбежать из-под присмотра жены, хотя они с ней и жили очень мирно.
Еще один день мы пробыли в Польше, я уже без особой надежды писал Вацлаву, это было похоже на угасавшую надежду – мерзкое зрелище, я сам на себя смотрел со стороны и видел полное ничтожество, которое тянет с отъездом, не может сделать выбор, не знает, что вообще предпринять.
Вацлав. Что нас связывает – несколько разговоров, телефонный звонок и один бешенный поцелуй, почти перешедший в секс. В наше время это не так уж много. Я не знаю его как человека, что если подобные «интрижки» в порядке вещей для него? Если так, то нечему удивляться – зачем испытывать трудности, преодолевать препятствия на пути ко мне, если можно найти себе кого-нибудь еще?
За меня все решил Вова, такой у него характер. Заказал авиабилеты, помог собрать вещи, ведь наклоняться мне было все еще тяжело, да и голова время от времени начинала кружиться.
Возвращаться домой с пустыми руками оказалось куда труднее, чем я мог предполагать. Находиться дома в одиночестве, там, где все напоминало о маме – в два раза хуже. Я ходил на кладбище, подолгу сидел возле ее могилы, там специальную лавочку поставили. Не разговаривал с ней, просто думал о своем, прикидывал, что делать дальше. Мне не хотелось уезжать обратно, на другую сторону планеты – да, там хорошо жилось и работалось, но там Вика, моих нервов уже не хватит на жизнь с ней. Хотя, рано или поздно придется встретиться, поговорить и объясниться, и я, как мог, пытался этот момент оттянуть.
Совсем неожиданным был звонок от Кристины, той самой Викиной подруги, в чьей квартире мы жили по приезду в Киев.
- Димочка, привет, как дела! – голос звучал настолько радостно, что я тут же заподозрил подвох – мы с ней пару месяцев не общались, что за праздный разговор? – Сто лет тебя не видела, почему ты нигде не появляешься?
- Привет, дорогая, - несмотря на отсутствие настроения, грубить ей я попросту не мог, как и кому-либо другому, если сильно меня не разозлить. – Я в порядке, а не появляюсь, потому что дела, времени нет.
Полная чушь, свободного времени было полно, никаких дел, никакой работы, моральное разложение. Думал только о том, что рано или поздно деньги, оставшиеся в картонной коробке на шкафу, где мама их всегда хранила, тоже скоро закончатся.
- А что ты хотела? – я решил сразу перейти к делу.
- Ой, да тут… - она поникла немного, но продолжала говорить: - Вика звонила, мы с ней по скайпу поболтали, спрашивала, как ты и почему не едешь. Она ждала тебя еще недели две назад.
- Могла бы и мне позвонить.
- Ты не заходишь в скайп!
- Зато есть телефон, - я вздохнул, считая, что если бы девушка захотела со мной связаться, способ бы нашла. Впрочем, я несправедлив. Она и нашла – вот сейчас Кристина что-то мне скажет, наверняка не самое приятное. – И что она?..
- Она полагает, что ваши с ней отношения уже не такие, как раньше…
Я закатил глаза. Понятно. Сейчас пойдет философия, а дальше – зависимо от желаний Вики, либо меня будут просить вернуться, либо совсем наоборот.
- Знаю, - постаравшись опередить Кристину, проговорил я. – И что она предлагает?
- Понимаешь, Дим… - я не знал, чего мне хочется больше: чтобы меня попросили остаться с ней, или выставили за дверь, пускай и в переносном смысле. Наверное, все же второе, потому что после такого охлаждения наладить отношения вряд ли получится быстро и без проблем. А проблем, моральных пока, хватает и так. – У нее появился кавалер. Тебя не было, ей плохо было, ну это же ясно, не надо быть семи пядей во лбу… Она с ним и раньше, я знаю, общалась, а теперь у них серьезные отношения, Дим. Недавно он ей предложение сделал.
В голосе девушки звучал невысказанный упрек, и правильно, кто-то сделал Вике предложение за пару недель, а я не удосужился произнести заветную фразу за годы нашей совместной жизни.
- О, отлично, - раздражение появилось неожиданно. – И кто же это?
- Дэнис Кройц, - после недолгого молчания сообщила Кристина.
- Охренеть! – я хлопнул ладонью по колену, теперь дело дошло и до злости. – Чертовы мудаки!
Дэнис! Дэнис, шеф-повар моего ресторана! Вот что там было за письмо, которое я отложил в Польше на потом, да так и забыл про него! Господи, у меня-то и отпуск давным-давно закончился, похоже, можно попрощаться и с должностью, и с девушкой, и, выходит, с Канадой тоже!
- Не злись, Дима, ты сам виноват…
- Знаю! – я грубо оборвал ее на полуслове. – Спасибо за информацию!
Бросил трубку, выматерился так, как никогда до этого. Прекрасно, спасибо тебе, господи, если ты есть! Хотя, вот в этом-то Кристина права полностью, виноват только я сам, не надо было вообще ввязываться в эту авантюру с Польшей, все случилось бы иначе, если бы я, как и следовало сделать, вернулся в Канаду, в ресторан. Карьера, черт, ее-то ломать я вообще не планировал!
Завибрировал телефон, сообщая о принятой СМС. Ожидаемо, это была Кристина, видимо, хотевшая мне сказать что-то еще.
«Забери некоторые вещи Вики, мы сдаем квартиру левым людям».
А что, хороший стимул для дальнейших перемен. Заберу вещи, возьму кредит, поеду их отдать. Там нужно будет что-то решить с домом и автомобилем, они ведь тоже еще не выплачены, потом с Викой, но с ней легче всего – замужество с Дэнисом обеспечит ей неплохое жилье и существование вообще. После вернусь, найду работу здесь, начну, наверное, с обычного повара в малоизвестном ресторанчике… или, может, получится найти что-нибудь адекватнее, все-таки диплом и определенные рекомендации у меня были.
Новая жизнь, Дима. Тебе двадцать шесть, как раз пора.
И в тот же вечер я поехал в город, припоминая по дороге, где нужный дом, какой подъезд, этаж, квартира. Казалось, годы прошли с тех пор, как мы жили там с Викой, но маршрут постепенно восстанавливался в памяти – зайти в метро, доехать до Крещатика, там пересесть на синюю ветку, ехать дальше. В памяти вставал вечер, когда мы ехали так с ней, стояли в самом конце вагона, в толпе людей, потом с трудом выбрались на платформу Минской, Вике кто-то еще на ногу наступил…
Потом поднялись по ступенькам, я открыл ей стеклянную тяжелую дверь – сейчас просто толкаю ее, потому что еду один. И потом мы услышали музыку, разносящиеся по переходу звуки, отбивающиеся от стен и тающих в дальнем конце у выхода на улицу. Саксофон выводил несложную мелодию, но отдавал ее четко, без осечек, гармонично. Тогда, в то время, я еще не слышал в этом инструменте то, что мог слышать теперь, не мог оценить всю красоту музыки. Другое дело сейчас, когда я даже в собственном воображении могу вызвать звучание саксофона, могу насладиться воспоминаниями о грациозно двигающихся по клавишам руках, прикрытых глазах и слегка двигающемся корпусе.
Находясь полностью в своих мыслях, я завернул за угол и резко замер, словно ударяясь лбом о стену реальности. Саксофон звучал громче и был настоящим, таким же настоящим, как и державший его Вацлав.
@темы: Моя работа: Проза, Соло на Минской