Solter
ПОСЛЕДНЯЯ ТЫСЯЧА ЖУРАВЛЕЙ
Автор: Solter
Бета: Deserett
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Мистика, Hurt/comfort, Мифические существа
Предупреждения: Насилие
Размер: планируется то ли Миди, то ли Макси
Глава 5.
– Ярый? – переспрашивает Рич. – Что это еще за…
– Тшш, – палец с черным лаком на ногте и кольцом в виде языка пламени прижимается к проколотым в двух местах губам, и это выглядит настолько неприятно, что Ричард послушно затыкается...– Ярый? – переспрашивает Рич. – Что это еще за…
– Тшш, – палец с черным лаком на ногте и кольцом в виде языка пламени прижимается к проколотым в двух местах губам, и это выглядит настолько неприятно, что Ричард послушно затыкается.
Молчит он и пока изучает внешность Ярого. Темно-русые волосы, спереди беспорядочно выкрашенные частично в пшенично-золотой, частично в кричаще-салатовый – пряди в лучах света такие яркие, что больно смотреть. Пирсинг буквально повсюду: кроме двух шариков на губах Рич замечает еще тонкое кольцо в носу, трижды пробитую бровь, увешанные гроздями колец уши. И все это цветное, пятнистое, аляповатое, если не сказать - безвкусное. Несомненно, в толпе такой, как Ярый, собирает на себе взгляды гроздьями, ведь фрики всегда привлекают внимание.
Хотя Рич все еще не понимает, кто перед ним стоит, он решается спросить о другом:
– Почему ты так странно выглядишь? – он кивает в сторону Ярого, имея в виду не только лицо и волосы, но и одежду, которая контрастирует со всем остальным так разительно, как только можно. На Яром черная рубашка с длинными рукавами и отглаженными манжетами, черные брюки с прямыми, как лезвие ножа, стрелками. А обуви на нем нет вовсе, и его ступни выглядят совершенно обычными, ничем не примечательными.
– Ты хотел спросить, почему ты видишь меня таким? – Ярый облизывает губы, его язык тоже проколот.
Ричард неопределенно пожимает плечами, и Ярый садится на постель, поджав под себя ноги. Распрямляет складки на покрывале рядом с собой, разглаживает неровности, доводя небольшую поверхность ткани под рукой до идеального вида, а потом поднимает голову и из-под цветной челки смотрит на Рича.
– Я фэйе, Ричи, – голос у Ярого теплый и заботливый, немного снисходительный, словно он разговаривает с душевнобольным.
– Как это? – Медисон будто принимает игру в доктора и пациента, он говорит немного жалобно и растерянно. – Как в ирландской – или какой там – мифологии?
– Да нет же, там фейри, а я – фэйе, – Ярый закатывает подведенные черным глаза, будто вещи, о которых они говорят, очевидны для каждого. – Если хочешь, мой невежественный друг, считай меня демоном.
– Смешно, – фыркает Рич, думая, что не хватает лишь рогов для полного каламбура.
– Действительно? – теперь голос Ярого подобен плеску воды в озерной проруби – такой же холодный, с острыми краями и неизведанной глубиной. Ярый поворачивается к Ричу всем телом и смотрит на него в упор, и только тогда Медисон замечает, какие у него глаза – неясного морского цвета, немного пьяные и наглые. – Ты смелый парень, Ричи. Смелый, но недалекого ума. Позволь же мне немного очистить склеп твоего разума от паутины неграмотности. А ты, будь так любезен, сиди и внимай, перебьешь хоть раз – сам виноват.
Ричард кивает, а в его груди нарастает тревога, раскручивает свою спираль беспокойство и предчувствие беды. Рот моментально пересыхает, и парень с трудом сглатывает, но умудряется не произнести ни слова. Ярый, будто воочию проследив за всем этим, удовлетворенно наклоняет голову.
– Твои журавли разлетелись, мой юный волшебник. Разлетелись вокруг тебя и попрятались кто где, они не хотят больше исполнять твоих желаний и подчиняться твоей воле. Но твоя задача проста – найди их, и желание исполнится, и снизойдут на тебя все блага земные... точнее, идеальный мужик. Нет, ну надо же! – вся торжественность пропадает из голоса Ярого, когда он всплескивает руками и ударяет ладонями о кровать. – Не вечный двигатель, не неиссякаемый источник энергии, не реликтовый артефакт – а мужик!
– Не мужик, а любовь всей жизни, – зло перебивает Ричард, забывая о предупреждении.
– А-а-а, ну тогда другое дело! – Ярый смеется, и звук его смеха отдает потустороньщиной, так что по загривку Ричарда скользит неприятный холодок.
– Где же мне искать? – спрашивает он лишь для того, чтобы фэйе перестал смеяться.
– Повсюду. Везде и нигде. Ты не можешь их искать, ты можешь только находить. Понимаешь? Если сейчас ты пойдешь и заглянешь в холодильник, ища журавлей, их не будет там. Если ты захочешь есть и пожелаешь достать из холодильника пудинг – скорее всего, журавль там найдется.
– Бред...
– Желаю удачи, юноша, – насмешливо соглашается Ярый. – Ах да, чем больше ты найдешь, тем сложней будет искать остальных. Такая занимательная фэйская игра с людьми, – демон снова улыбается, крутит на пальцах кольца, проворачивая их вокруг оси. – Конечно, в любой момент ты можешь бросить это дело.
– А что мне делать, когда...
– Тшш, – палец снова прижимается к губам, Ярый встает на ноги. Теперь он не босой, на нем появились черные глянцевые ботинки с высоким голенищем и шнуровкой по всей длине. Шнурки на них розового цвета. – Твоя проблема, – он мотает головой, золотистый и салатовый в его волосах сливаются в одно. – Не моя.
После этих слов Ярый исчезает, резко и безо всяких спецэффектов, но оттого это выглядит еще внушительнее, так что у Ричарда на миг замирает сердце, а потом заходится бешеным стуком.
***
Кое в чем Ярый действительно оказывается прав. Ричард, убедившись, что остался в одиночестве, встает с кровати и сразу же едва не наступает на бумажного журавля с номером 1 на крыле. Подняв его за хвост, парень думает, мог ли он случайно не заметить этого одного раньше, но понимает, что с этим так просто не разобраться. Шлепая босыми ногами по полу, он относит этого единственного журавля в кладовку и неожиданно обнаруживает там еще одного – с номером 2.
Довольно скоро Ричарду удается понять этот замысловатый принцип, и, совершая нехитрую работу по дому, он натыкается на творения своих рук постоянно, за три часа собрав их несколько дюжин. Увидев, что все на самом деле не так уж страшно, как казалось раньше, Рич чувствует уверенность в себе и прилив сил, и решает пообедать в каком-нибудь кафе, чтобы не заказывать еду на дом.
В «Ягуаре» сразу четыре журавля, но когда Рич заглядывает в багажник, надеясь, что там будет еще хотя бы один, он ничего не находит. Мысленный настрой немного сбивается, но Медисон по-прежнему старается не думать об этом – он едет обедать и точка. По пути он даже звонит Роуз, приглашая ее в кафе, и она соглашается.
– Ты ездил к Мартину? – опускаясь за столик напротив Ричарда, спрашивает девушка. Она выглядит почти неузнаваемо с распущенными волосами и ярким маникюром на ногтях: Рич привык видеть ее кем-то вроде своего товарища, почти не замечая за этим образом сути.
– Еще нет, – Рич прикрывается бокалом пива и опускает взгляд в тарелку.
Не об этом он хотел бы поболтать с подругой, упоминание Мартина заставляет чувствовать себя виноватым, но Рич все еще не знает, что ему делать в больнице рядом с бессознательным Велмором. А если тот уже очнулся, наверняка к нему не пускают никого, кроме родных. Ну а если пустят – что Рич скажет? «Прости, Март, это все из-за меня?» Нет, Медисон не думает, что виноват, но...
– Он идет на поправку. Я уже с ним разговаривала и он спрашивал о тебе.
– Что ты сказала?
– Что ты занят. И появишься, как только сможешь. А знаешь, что он на это ответил?
Ричард поднимает взгляд и сжимает губы, опасаясь услышать то, что Роуз может произнести.
– Спросил, как ты себя чувствуешь и все ли с тобой в порядке, – девушка не смотрела на Ричарда, размешивая сахар в чае, но даже в ее голосе слышался горький упрек. – Ты мог бы хоть позвонить ему, Ричард. Его стукнули бутылкой прямо у твоего подъезда, а выглядит так, словно тебе на это наплевать.
– Это не так.
– Вот и докажи, что это не так!
Несколько секунд Рич пристыженно молчит, а потом отодвигает соседний стул, чтобы между ним и столом образовался проход, и поднимается:
– Я сейчас вернусь.
Он уходит к темно-шоколадной двери туалета, злой и рассерженный, с бездонным колодцем из чувства вины, поместившимся в груди. Остановившись перед зеркалом, Ричард открывает воду и тщательно вымывает руки, думая о том, что должен хотя бы позвонить Мартину как можно скорее. А уже потом и приехать, может даже вместе с Роуз, чтобы не мотаться по больнице в одиночку, ища, где нужная палата.
Решив так, Ричард закрывает кран и стряхивает капли с рук, берет из соседней раковины ожидающего там журавля и запихивает его в карман.
– Кстати, забыл предупредить, – Рич дергается, видя в зеркале отражение Ярого, появившегося прямо за спиной. – Не трать на это слишком много времени. Кто знает, как далеко они залетят?
– Что? Как далеко?
– Сейчас они где-то на расстоянии квартала от твоего дома, понимаешь? Квартал на юг, на запад, на север и на восток. Но время течет, все меняется, у журавлей крылья чешутся полететь куда-то еще. Уверен, совсем скоро тебе придется колесить по всему городу.
– Уильям-Лейк не такой уж большой, – хмуро говорит Ричард, злясь из-за того, что демон не рассказал этого раньше.
– Да-да, штат Нью-Йорк тоже небольшой, если так посмотреть. Сравнительно с Монтаной и Техасом – так вообще маленький, – Ярый в зеркале хлопает Ричарда по плечу, а тот не ощущает этого прикосновения, но все равно холодеет. – Приятного аппетита! – с этим пожеланием фэйе исчезает, но парень еще некоторое время поворачивается попеременно то к зеркалу, то назад, к дверям кабинок, чтобы убедиться – здесь больше никого нет.
Возвращается за столик он в еще более нервном состоянии, чем уходил, и это не укрывается от проницательного взгляда Роуз.
– Что случилось, Ричи?
– Да так, – он облизывает губы, не зная, какими словами выразить произошедшее. – Мне позвонили и кое-что неприятное сообщили. Похоже, в ближайшее время я буду чертовски занят.
– Поня-а-атно, – тянет Роуз, и ее обеспокоенное выражение лица сменяется равнодушным.
– Я серьезно, Роуз! – сжимая ладони в кулаки доказывает Медисон. – Я позвоню Мартину, как только смогу. И зайду к нему обязательно, он все-таки мой друг.
– Это ты его друг, а не наоборот, – девушка поднимается и собирается уходить, а у Ричарда нет никаких сил, чтобы ее остановить. Он чувствует ее правоту, отзывающуюся обидой и виной, но не может объяснить, на что именно будет тратить время. Даже если бы Роуз поверила в волшебство журавлей, все равно не стала бы думать о Ричарде иначе. А он ведь не врач, с его отсутствием или присутствием состояние Мартина не изменится, зато времени в больнице он может потратить достаточно много.
«Я бы мог найти журавлей и там», – думает Ричард и тут же понимает – нет, теперь вряд ли. Стоит подождать, пока мысль о поиске покинет его голову, иначе все без толку.
***
– На что ты сердишься?
На новое появление Ярого рядом Рич уже почти не реагирует, только чуть вздрагивает от звука его голоса, мягкого, как пуховое одеяло. Он медленно ведет машину, освещая фарами подъездную дорожку от университетской библиотеке. Здесь, в трехэтажном здании, библиотека занимает одно крыло и открыта почти до самой ночи, так что Ричард успевает взять несколько книг домой, а заодно и забрать с ближайшей полки журавля. Он огорчен, потому что, будь у него больше времени, книги можно было бы читать прямо здесь, увеличивая шансы на новые находки.
– Нет, серьезно. Глупо верить, что всю жизнь всё будет идти тебе в руки, стоит только захотеть.
– Да заткнись ты.
– Почему я должен заткнуться? Считаешь, это я усложнил тебе задачу? Ну и дурак, – Ярый легко взмахивает кистью, кольца сверкают своим собственным внутренним светом. – Я наоборот тебе помог, объяснив, что произошло.
– Ты только и можешь, что издеваться. Не мог рассказать обо всем сразу?
– Не мог. Не мог, Ричи. Подумай, что, если я вообще не должен был давать тебе подсказки?
– Ты сам сказал, что это фэйская игра.
– В людей. Игра в людей.
– И много в ней участников? – Рич не хочет спрашивать, но слова вырываются изо рта невольно, он пытается поймать их, сжимая челюсти, но уже поздно.
– Все, – Ярый смеется своим необычайным смехом, вскользь касается пальцами волос Ричарда, заставляя того пригнуть голову, и пропадает.
Медисон некоторое время едет спокойно, а потом, словно в него злой дух вселился, яростно жмет на клаксон, оглушая окрестности пронзительным сигналом, не прекращающимся добрых полминуты. Потом немного успокаивается, тормозит у обочины и, опираясь руками на руль, кладет голову на запястья. Ему страшно и нестрашно одновременно, разобраться в сумбуре чувств Ричард просто не может и все, что остается ему, – делать что собирался.
Он трогается с места, думая, что может все бросить. Так, словно никогда не было никаких журавлей, остаться при деньгах и квартире, а с личной жизнью разобраться уже самостоятельно. В этом решении Рич на удивление тверд и уверен, но ровно до того момента, как в лифте обнаруживает очередного журавля.
«Он не оставит меня в покое», – думает Медисон, рассматривая бумажную фигурку.
***
На следующий день начинается дождь, и город за панорамным окном в гостиной сереет и выцветает буквально на глазах. Погода, в которую Рич предпочел бы остаться дома, устроиться на полу перед этим огромным прямоугольником, здесь обедать и ужинать, перемежая праздное ничегонеделанье с чтением книг и серфингом в интернете. Еще он мог бы позвать Мартина, как делал это раньше, когда еще жил с родителями, но сейчас мысль о Мартине доставляет только беспокойство. Ричард пробует звонить ему, но телефон не отвечает: скорее всего, доктора просто не разрешают Велмору им пользоваться.
С нескрываемой тоской Ричард думает, как и где будет охотиться на журавлей сегодня. В доме он по-прежнему натыкается на них то в ванной, то на кухне, но теперь это единичные случаи, и Рич понимает – совсем скоро все станет еще сложнее. Пожалуй, ему стоит отправиться в университет, потом заехать повидать родителей, а потом показаться в каком-нибудь баре, пропустить стаканчик, с кем-нибудь познакомиться. Не слишком обширный план, но это все, на что сейчас Рич способен.
– Интересно, ты слышишь, что я говорю? – стоя напротив окна, в пустоту интересуется Ричард, и на стекле появляется смутное отражение Ярого, словно он только и ждал, пока его позовут.
– Хочешь узнать, слышу ли я, что ты думаешь? – лукаво интересуется он, сверкающие пирсингом губы растягиваются в полуоскале.
– Вряд ли, ты бы тогда обиделся. Какая тебе выгода от всего этого?
– От того, чтобы слышать мысли? – фэйе наивно хлопает глазами, но остатки улыбки, затаившиеся в его губах, выдают настроение с потрохами.
– Ты ослепительный, – неожиданно говорит Ричард, разворачиваясь лицом к Ярому. – Твои волосы, – объясняет он. – Ты не выглядишь из-за них грозным или каким там... мистическим. Таинственным. Как бы... потусторонним.
– А как же выгляжу? – Ярый приподнимает бровь и скрещивает на груди руки. Одежда на нем точно та же, что и вчера, только кольца на пальцах выглядят иначе, но Ричард не успевает рассмотреть их, переводя взгляд с рук на лицо фэйе.
– Ну, я уже сказал. Необычно. Многим наверняка ты бы показался привлекательным.
– Потому что я и есть привлекательный, – теперь голос Ярого полыхает сталью, непоколебимой уверенностью проповедника, ведущего за собой целые толпы. И Ричард не удерживается, чувствуя себя этой толпой, покорной и восторженной. Именно с этими эмоциями он шагает навстречу Ярому, повинуясь завлекающему движению его пальцев, оказывается в его руках уже не в переносном, а в самом прямом смысле.
Он ясно видит, что сейчас происходит нечто необъяснимое, страшное и запрещенное, и он как никогда четко понимает смысл древней фразы – запретный плод сладок. Как сладкие губы демона.
Как завлекающий взгляд фэйских очей.
Как лишающие воли прикосновения пальцев.
Как невесомость, которую Рич чувствует, когда из последних сил отстраняется и отходит назад к окну, будто пьяный.
«Ты этого хотел, – проносится в голове, и Ричард не может определить, кому принадлежит эта мысль, – получай!»
– Ты этого хотел, – вслух повторяет Ярый, облизывая губы. Ричард слышит стук металлических шариков пирсинга друг о друга.
– А я всегда получаю, чего хочу, да? – невесело отзывается Медисон.
Фэйе не отвечает, только подходит на шаг и касается пальцами волос Рича, как уже делал. Теперь в этом жесте чувствуется покровительство.
***
Спустя четыре дня Мартин наконец берет трубку. Рич радуется, слыша его голос, широко улыбается, когда понимает, что в нем нет ни осуждения, ни презрения, которые предсказывала Роуз. Чувствуется, что Мартин устал, но ноты свежести в его речи красноречиво свидетельствуют о том, что он действительно выздоравливает. Да и новостями из университетской жизни Март интересуется очень живо и неподдельно.
– Когда они собираются наконец отпустить тебя домой, Велмор? – спрашивает Ричард, откладывая кусок тоста, приготовленного мамой.
– Черт их знает. Точно не говорят, но я лучше пока тут полежу, таким страшным не хочу на людях показываться, – несмотря на то, что Мартин смеется, становится понятно – ему сейчас несладко.
– Каким еще страшным? – не подумав, удивляется Рич и тут же прикусывает язык – наверняка это один из тех вопросов, которые лучше было бы не задавать больному другу.
– Стриженым, – Март чуть слышно вздыхает. – Меня даже родные не узнают, а в универе наверняка подумают, что я кого-то вместо себя подослал сдавать экзамены.
Хотя Велмор после этих слов смеется и Ричард тоже улыбается, они оба понимают, что на самом деле здесь мало веселого. Рич снова чувствует укол вины, ему хочется рассказать Мартину о том, почему он все еще не был в больнице, но Ярый уже успел предупредить, что о нем лучше молчать. Никто, кроме самого Медисона, не сможет его увидеть, поэтому и знать никому необязательно. «Ты же не хочешь выглядеть идиотом?» – спросил тогда Ярый, и Рич кивнул в ответ.
– Брось, тебя же не за волосы любят, – кое-как скрывая истинные эмоции, отвечает Ричард и спешит перевести тему в более спокойное русло.
Они говорят о Роуз, об университете, немного о книгах – Мартину нельзя напрягать глаза, поэтому он пока ничего не читает и даже к экзаменам готовиться не может. О многих вещах, так что Ричард почти забывает, в каком положении находится каждый из них, и под конец, когда приходит время прощаться, говорит легко соскользнувшее с языка «увидимся». А потом думает, что нужно будет выкроить время и зайти, раз к Велмору теперь пускают всех подряд, но сначала он поднимется в свою комнату и заберет кое-какие оставшиеся вещи.
Запас журавлей постепенно увеличивается – регулярно, но крайне медленно.