Solter
На Фикбуке.
Автор: Solter
Фэндом: Detroit: Become Human
Рейтинг: R
Жанры: Слэш, Романтика, Драма, Hurt/comfort, AU
Размер: планируется Миди
Глава 9.
Рид все еще был немного шокирован тем, что тритон едва не прикончил его, прижав к решетке и навалившись сверху. Он чувствовал тяжелое удушье, а перед глазами видел темные вертящиеся колеса, и дергался инстинктивно, заведомо понимая, что человеческие кулаки не способны справиться с тритоном...Рид все еще был немного шокирован тем, что тритон едва не прикончил его, прижав к решетке и навалившись сверху. Он чувствовал тяжелое удушье, а перед глазами видел темные вертящиеся колеса, и дергался инстинктивно, заведомо понимая, что человеческие кулаки не способны справиться с тритоном. Потом он вдруг оказался на воздухе и смог дышать, и взял себя в руки, помня о том, зачем он здесь и что делает. Из воды хотелось выбраться как можно скорее, но Гэвин оставался там, рядом с Коннором, разглядывал его, пытаясь по лицу понять, что с ним, но стоило позвать, как тритон вдруг встрепенулся и исчез на дне аквариума. Сквозь дрожащую волнами воду Рид ничего не видел, кроме темного пятна, но уверен был, что Коннор вернулся в прежнюю позу, закрывшись и замкнувшись.
Схватившись руками за борт, Гэвин посмотрел на ученых. Один из них стучал по клавиатуре, по-быстрому что-то записывая, а стоявший ближе всех немец просматривал планшет.
— Что вы с ним сделали? Почему он так боится?
— Это нормальная реакция животного…
— Животного?! — Рид почти орал, злость снова вырывалась из него, на этот раз ударами ладони по аквариумному стеклу. — Он разумен, вы прекрасно знаете!
— Именно его разумность мы пытаемся здесь доказать. Но если амфибия не будет контактировать, это нам никогда не удастся. Помочь вам вылезти?
— Я не закончил.
Остывал он медленно. Не мог просто взять и отбросить эмоции, они клокотали внутри и не давали покоя, так что Рид ждал, придерживаясь за борт, и думал, как встретит его Коннор во второй раз. Более спокойно, потому что узнает сразу, или же наоборот? Гэвину нужно подать ему знак, но как, если Коннор будет душить его или отталкивать?
Идея пришла так быстро и легко, что Гэвин мысленно обругал себя последними словами — стоило додуматься до этого гораздо раньше. Какой же он все-таки идиот!.. Но он исправился. Сейчас, во второй раз, все должно получиться.
Глубоко вдохнув и сразу выдохнув, Рид нырнул снова. Подплыл к Коннору и оттянул его хвост от лица, но тритон, приоткрыв глаза и увидев, кто перед ним, развернулся к Гэвину спиной. Бесконечный хвост снова стал преградой, он туго сжался и Рид ничего не смог с ним сделать; он оттолкнулся ногами от дна и выплыл к поверхности.
Может, стоило взять аппарат для дыхания, но что-то Гэвина останавливало. Нацепить на себя приспособление означало бы еще больше стать похожим на местных крысюков, и это вряд ли понравится Коннору.
После очередной неудачи он не стал делать передышку. Нырнул опять, не добился результата, но снова нырнул. Коннор отмахивался от него, будто от надоедливой рыбешки, а Гэвин возвращался снова и снова, не боясь уже ни воды, ни хвоста или злости тритона, ни внимания ученых. Он именно так относился к своей жизни — пробуй еще раз, и еще, и еще, пока не получится, и до сих пор этот метод работал неукоснительно. Всегда.
Гэвин не знал, каким по счету было погружение, когда Коннор наконец повернул к нему голову. Лицо его было злым, губы плотно сжимались, но Рид не обратил на это внимания, ведь получил то, чего добивался — тритон смотрел прямо на него.
«Важно», — сказал он руками, держа их перед грудью так, чтобы со стороны ученых ничего не было видно. — «Помощь тебе».
Его жестовый словарный запас был чрезвычайно скуп, Гэвин не мог передать слишком много. Не мог сказать, что он на стороне Коннора, что ненавидит этих сук в белых халатах, что готов на все, лишь бы помочь тритону. Не мог попросить довериться, ничего не мог пообещать, но надеялся, что Коннор все это поймет и так, что сделает вывод по жестам, по лицу, по настойчивости, с которой Гэвин добивался от него реакции.
Вынырнув снова, Гэвин как следует отдышался. Глаза у него побаливали, ведь он держал их под водой открытыми, да и усталость уже давала о себе знать, но теперь, когда первый шаг сделан, останавливаться было нельзя. Украдкой Рид посмотрел на ученых, гадая, заметили они его жесты или нет, но те выглядели точно так же, как и в первый раз. Если и увидели что-нибудь, то этого не демонстрировали, а Гэвин не спешил ориентироваться на их сосредоточенные постные морды.
Он ушел под воду, и теперь Коннор ждал его, пусть и у самого дна. Хвост все еще обвивал его тело, но уже намного свободнее, служа куполом, сквозь который не могли видеть ни ученые, ни их видеокамера под потолком. Гэвин бесстрашно придвинулся ближе, тоже став частью купола, и показал:
«Вверх. Важно, разговор».
Он не знал жеста, который означал бы «тихо», поэтому показал знак «очень», а потом прижал палец к губам. Во всем мире это движение подразумевало одно и то же, стоило надеяться, что если Коннор и не знает его, то догадается интуитивно.
Теперь ученые смотрели с интересом: заметили изменение, ждали результат. Гэвин махнул им рукой:
— Еще нет.
Это даже было правдой. Он готовился нырять снова, ведь в запасе оставались такие знаки как «пожалуйста» и «нужно», но Коннор выплыл сам. Тритон тоже глянул на ученых — о, как они все встрепенулись! — потом повернул голову к Гэвину, приблизился, обвивая хвостом его ноги, будто вот-вот собирался затащить под воду. Рид на всякий случай схватился за борт рукой, но Коннор всего лишь прошептал рядом с его ухом:
— Опасно.
Гэвин расслабленно прикрыл глаза. Коннор наконец смотрел на него, говорил с ним, доверился ему. Даже навязчивое сжатие хвоста вокруг ног ему нравилось, что уж говорить обо всем остальном.
Крысы подвинулись ближе, стоило им понять, что Коннор разговаривает, но Гэвин резко выставил в их сторону ладонь:
— Нет, стойте! Он сейчас вернется на дно, вы его пугаете!
Рид лгал, но угроза подействовала, и ученые отступили назад, тихо между собой переговариваясь.
— Все будет хорошо, — тут Гэвин голоса не понижал, ведь говорил это не только для Коннора, но и для всех остальных. Да и для самого себя тоже.
Коннор смотрел на него со странным выражением надежды и безысходности. Его лицо было влажным, и глаза тоже, от этого казалось, будто он вот-вот заплачет. Он постоянно облизывал губы, хвост под водой то сжимался вокруг ног Гэвина, то снова ослабевал.
— Слушай, я тебя вытащу. Придумаю что-нибудь. Они говорят, что хотят тебя исследовать и что все это законно, но наше положение не безвыходно, ты понимаешь? — он перешел на шепот, стараясь почти не размыкать рта на случай, если кто-нибудь может читать по губам.
— Я понимаю лучше, чем ты, Гэвин.
Рид не видел его лица, мог смотреть только на плечо и волосы, темным пятном остающиеся в поле зрения, когда Коннор тянулся к уху. Еще он мог чувствовать теплое дыхание и прикосновение виска к мокрым волосам, и от каждого такого напоминания о том, что Коннор реальный и живой, Гэвина нехорошо скручивало страхом.
— Даже с твоей помощью мне отсюда не выбраться. Они скорее и тебя под замок посадят, если поймут, чего ты хочешь.
— Кон…
— Я все обдумал. Раньше под угрозой был я один, теперь мы оба. Ты зря пришел.
— Что ты несешь…
Гэвин не узнавал Коннора. Неужели это тот самый тритон, который выбрался из сети браконьеров, который был таким отважным, что позвал людей, когда Гэвину потребовалась помощь? Что же с ним сделали в этом аквариуме?..
— Прости.
— Стой! — Гэвин схватил Коннора за руку, чувствуя, что хвост разжимается и тритон собирается нырять. Окрик получился громким, но Рид быстро опомнился и снова заговорил тихо: — А как же другие тритоны, Кон? Они будут о тебе беспокоиться. Начнут искать, и тоже могут попасть в неприятности. Мы должны вернуть тебя к ним.
Гэвин рассчитывал, что это станет его козырной картой. Ударом ниже пояса, проигнорировать который будет нельзя. Почти так и вышло: Коннор серьезно нахмурился, отодвигаясь подальше и еле слышно сообщая, что он подумает. Через секунду он уже исчез под водой с громким всплеском — только и оставалось, что наблюдать за стягивающимся коконом на дне аквариума.
Что это означало, Гэвин пока не знал, но твердо решил, что даст Коннору время обо всем поразмышлять.
***
Слова человека задели Коннора намного глубже, чем он собирался позволить. Все, должно быть, из-за усталости, из-за того, что нервы вымотаны заключением, а сознание ослаблено транквилизаторами. Коннор до сих пор, даже пообщавшись с Гэвином, не мог поверить, что действительно видит его здесь. Еще менее вероятным казалось, что Гэвин не работает вместе с остальными людьми. Они ведь один народ, должны поддерживать друг друга больше, чем того, кто к ним не относится.
Коннор знал, что у людей со многими вещами дела обстоят иначе, но доверять Гэвину все равно не мог. Он бы предпочел вовсе с ним не общаться, потому и отгораживался, закрывался, чтобы не давить себе же на больное — до встречи с этим человеком в жизни все шло хорошо и спокойно. Это из-за Гэвина Коннор получил рану на хвосте, и она до сих пор часто давала о себе знать. Из-за него Коннор попался, а люди увидели древние рисунки на скале, которые могли теперь расшифровать. Получалось, что из-за одного человека Коннор поставил под удар всех братьев, и этот же человек теперь пришел в его тюрьму.
Так сладко было слышать от него обещания… Что-то внутри Коннора стремилось ему довериться, но слишком больно было надеяться на свободу. Коннор всегда был мечтателем, а теперь пора становиться реалистом и смотреть жизни в лицо. Его историю можно считать оконченной. Он знал, что так будет, когда обращался к людям ради спасения Гэвина, и совсем немного надеялся, что сможет улизнуть через один из боковых ходов в тоннеле. У него не вышло, но хотя бы цель достигнута: Гэвин жив и свободен, а теперь человек пришел за ним, снова поставил себя под удар, и Коннор ненавидел его за это.
Стоит Гэвину оступиться, и они окажутся в заточении оба. Тогда жертва Коннора, которую любой тритон и так назвал бы напрасной, перестанет иметь значение.
Но вот то, что сказал Гэвин напоследок… Коннор до сих пор вспоминал братьев только с тоской от невозможности к ним вернуться, а теперь понял: они заметят его отсутствие, начнут искать, а когда не найдут — захотят разобраться, в чем же дело. Тритоны просто так не исчезают, всегда есть причина. Кто-то еще может пострадать из-за Коннора; как странно, что человек понял это раньше него.
Вода в аквариуме дрогнула, и Коннор выглянул из-за хвоста, но это уже был не Гэвин, а просто сачком вылавливали рыбу, которую он не стал есть. Скоро запустят новую, а может и не станут пускать — его это не волновало, и развернулся он совсем не из-за рыбы. Хотелось глянуть, что творится вокруг, но за пределами аквариума было почти пусто и почти темно. Люди разошлись, оставив двух наблюдающих, и Гэвина тоже не было.
Поняв это, Коннор почувствовал себя совсем одиноким, брошенным. Человек может и не вернуться к нему больше — это к лучшему, пусть остается подальше и в безопасности, но как Коннор будет знать, действительно ли с ним все в порядке?
Закралась мысль все же поговорить с учеными, но Коннору от нее стало холодно и он понял, что все равно не сможет. Где одно слово, там и два, а где два — там целое предложение, и потом они сделают все, чтобы он не прекращал разговаривать. А молчание пока что было единственной защитой для всех остальных тритонов, которых без подсказок никто не сумел бы найти.
Чтобы оградить себя от таких мыслей, Коннор вернулся к прежней позе и закрыл глаза. Никто не трогал его и не включал свет, и вскоре он уснул зыбким, тревожным сном, в котором Гэвина сажали в соседний аквариум без воды, а потом стреляли в него транквилизатором.
Именно Гэвин его и разбудил. Хвост во сне расслаблялся и не держался крепко вокруг тела, так что человек сумел дотронуться до лица ладонями. Его пальцы погладили так осторожно и мягко, что Коннору показалось, будто он просыпается дома, и глаза открывать не хотелось, но все-таки было нужно.
«Вверх», — показывал Гэвин. — «Разговор».
Наверху все повторялось. Люди стояли как и раньше, будто были раскрашенными статуями из песчаника, которые кто-то выносил и расставлял специально для него. Гэвин казался усталым, но собранным, поразительно упрямым, и Коннор не знал, какими еще словами нужно доказывать ему свое мнение.
— Гэвин. — Коннору даже не хотелось шептать, но он заставлял себя, зная, как пристально за ними следят. — Я же все сказал.
— И про других тритонов?
Коннор помолчал, облизывая губы и глядя на десятисантиметровый промежуток воды между своим плечом и грудью Гэвина. Сегодня он был без футболки, его кожа покрывалась мурашками от холода прямо как когда Гэвин купался в океане, чтобы не показать себя слабаком.
— Они умные… Они будут в безопасности…
— И ты хочешь этого больше, чем выбраться отсюда?
— Да, — Коннор посмотрел в лицо человеку прямо и уверенно. Он не лгал, был полностью уверен в своих словах, и готов был упереться в них так же, как Гэвин порой упирался в собственные, но этого не понадобилось:
— Тогда у меня мысль. Кон, я больше всего хочу помочь тебе, и если я могу как-нибудь передать им, что ты в порядке, чтобы они не искали тебя…
— О нет. — Коннор шевельнул руками. — Они тогда поймают тебя и убьют. Не станут разбираться. Люди не должны знать о тритонах.
— Хорошо, — Гэвин не сдавался. — А если написать им послание? На штормовом якоре, например, или на камне…
— Нет! — Коннор начинал злиться, пальцы разжимались и стискивались в кулаки, хвост сворачивался и извивался, а голос вместо уверенности демонстрировал страх. — Люди и так увидели тот камень с надписями, хватит с вас. Гэвин, забудь об этом! Оставь меня в покое! Ты сделаешь все только хуже!
— Коннор!..
Тритон всколачивал воду будто всем телом, она выплескивалась за борт волна за волной, и Гэвин ощутил отчетливо исходящую от Коннора опасность.
— Если хочешь помочь — лучше просто меня убей! Больше ты все равно ничего не сможешь сделать!
Развернувшись, Коннор взмахнул хвостом в последний раз. Гэвина хлестнуло, развернуло и прижало к борту, за который он схватился обеими руками, лишь бы не оказаться под водой.
Когда волна от мощного толчка улеглась, Коннор был уже внизу. Подниматься он больше не собирался, и оставалось лишь надеяться, что Гэвин понял все знаки правильно, и что ему не понадобится уточнять.
***
Гэвина внутренне потряхивало, когда он выбирался из аквариума. Ему сразу дали полотенце, а потом принялись расспрашивать: что тритон сказал, как отреагировал, что передал ему Гэвин. Рид рычал что-то в ответ, нервно дергал головой, когда с волос капало, но кое-как отвечал. Ученые часть диалога могли слышать и так, да и камера под потолком писала звук, и в те моменты, когда Гэвин и Коннор не шептали, микрофон все улавливал.
Что ж, это было неплохо. Каждый из крысюков теперь видел, что они поссорились, а Гэвин получил информацию, о которой никто, помимо него, знать не мог. Коннор хотел, чтобы Рид связался с тритонами, его руки сказали «да» в тот же момент, как рот возмущенно отвечал «нет». Такое же «да» Коннор изобразил на предложение что-нибудь написать на штормовом якоре, и Гэвин чувствовал, что он упомянул камень с письменами не напрасно.
Но главное было запомнить цифры и направление. Коннор показывал все быстро: пять, три, север, восток. Рид только догадывался, что это километры или мили, то ли пять на север и три на восток, может, пять целых и три десятых на северо-восток, или же пятьдесят три. Точкой отсчета он посчитал пещеру, бывшую сокровищницу Коннора, но некоторые детали все-таки хотел проверить.
— Он упомянул камень с надписями, — чуть согревшись, Рид зыркнул на немца. Мог бы продолжить, объяснить, что за камень и что за надписи, но предпочел ждать, чтобы тот обнаружил свою осведомленность сам.
— Камень… — секретами немец делился неохотно. — Вы его наверняка видели, у входа в пещеру, где вас нашли.
— Мельком, — Рид солгал, не моргнув глазом. — Что там?
— Предполагаем, что своеобразный вид графического письма. Пока что не расшифрован…
— Мне нужно хорошее фото. Попробую показать ему… может быть, как-то сработает. Не зря он упомянул про камень.
Лучшая ложь — когда она соединена с правдой. Об этом Гэвин знал не понаслышке.
Фотографию передали только через трое суток: впору возмущаться, но Гэвин за это время успел основательно подготовиться. Он сидел за столом напротив немца, рассматривал символы, хорошо освещенные прожектором, и пытался сам понять, что каждый из них мог обозначать. Самой очевидной была именно та русалка, которую Рид увидел под водой. Теперь удалось разглядеть ее получше — хвост обвивал остропикую скалу и концом добирался до ее основания. Рядом были полосочки и палочки, спирали и клетки, потом — рыба из трех длинных линий. Картинки перемежались с непонятными символами, иногда линии глубоко впивались в камень, а в других местах почти стирались, будто их проводили безо всякого старания.
— Удалось расшифровать что-то?
— Специалисты еще работают.
— Раньше не показывали тритону?
Немец поморщился, но Гэвин значения этого жеста не понял.
— Нет.
Краткость означала недовольство. Рид сдержал надменную усмешку и снова стал рассматривать фотографию. Может быть, Коннор имел в виду пятую строку, третий символ? Пятую колонку и третий ряд? Пятьдесят третье обозначение?
— Как он себя вел эти дни? Что-то изменилось?
— По-видимому, ваше появление не произвело на него впечатления.
Гэвин ощутил сиюминутный укол разочарования, а потом поджал губы, чтобы со стороны выглядеть огорченным. Нечего беспокоиться — Коннор должен играть эту роль так же, как ее играет Рид. Главное, чтобы тритон не выбился из образа, когда Гэвин нанесет ему еще один визит сегодня.
— Нужно показать фото. Но я опасаюсь снова заходить в воду, — он ничего не боялся, но говорил так, чтобы внушить доверие. — Попробую через стекло, посмотрим на реакцию. У вас есть же все эти штуки, чтобы считывать пульс?
— Конечно.
— Сейчас идем?
Немец поднялся и изобразил скупой приглашающий жест. Рид первым вышел из кабинета, но ученый нагнал его рядом с лифтом, приложил к сканеру магнитную карту — именную, как успел заметить Гэвин, — и шагнул в открывшуюся кабину.
Чем ниже они опускались, тем сильнее Рид беспокоился. Он не позволял волнению проявиться в жестах или взгляде, но желудок медленно стискивался и скручивался, а чтобы сердце не ускорялось, Гэвин медленней и глубже дышал. Вот табло мигнуло минус третьим, створки пискнули и разъехались, и он первым вышел в серый коридор без дверей и опознавательных знаков. Впереди виднелся единственный проход: рамка металлоискателя, небольшой рентгеновский аппарат для багажа, двое охранников в черно-белой форме.
Немца они пропустили без проблем, и Рид было сунулся за ним, но тяжелая рука его остановила:
— Куртку на ленту, металлические предметы на стол, мобильный телефон и другие электронные приборы оставьте в шкафчике.
В прошлый раз было то же самое. Куртку потом отдали, телефон — нет, но тогда Гэвину нечего было скрывать от этих личностей. Не то что теперь.
Он швырнул ключи и бумажник на стол, сбросил кожанку на запущенную ленту, смело шагнул под рамку металлоискателя и сразу поморщился: тот запищал и стал мигать красно-белой лампой.
— Это чертов ремень, — Гэвин не стал дожидаться команды и расстегнул пряжку, вытаскивая ремень из шлёвок. Положил его рядом с бумажником, спохватившись, снял часы и оставил там же.
Во второй раз рамка пропустила Гэвина тихо. Стоило ему начать собирать свои вещи, как охранник сказал:
— Оставьте и часы.
— В смысле? — Гэвин нахмурился, защелкивая ремень и засовывая в карман джинсов бумажник. — В прошлый раз пропустили.
— Вы оставите часы или останетесь здесь с ними, — это подключился немец, будто настоящая крыса, из-за спины.
Рид пожал плечами и махнул рукой: пожалуйста, мол, подавитесь этими часами. Взяв со стола фотографию, последнее, что там теперь оставалось, Рид развернулся к охране спиной и двинулся за немцем в уже хорошо знакомое здоровенное помещение с аквариумом посредине.
Гэвин провел там всего час. Коннор лишь один раз глянул в сторону человека и прижатой к аквариуму фотографии и сразу же отвернулся, а потом не реагировал ни на стук в стекло, ни на плеск воды, ни на слабый электрический импульс. Немец выглядел злым, Гэвин — раздосадованным, и вскоре он ушел, забрав свои вещи и сдав пропуск с фотографией.
Только отъехав от офиса Управления на несколько кварталов, Гэвин смог по-настоящему расслабиться. До дома он не дотерпел: припарковался у тротуара и схватился за телефон, проверяя приложение — микрокамера на пряжке ремня до сих пор продолжала писать.
Гэвин наконец почувствовал, что не безоружен.
***
Вечером он стоял у дверей в квартиру Элайджи и никак не решался позвонить. Гэвин терпеть не мог это место — подпирающая небо высотка, просторный и залитый светом холл внизу, кадки с папоротником, зеркало больше, чем у Рида спальня, интерактивная стена с электронным консьержем. Будто не в жилой дом попал, а в лучший отель Сан-Франциско. Здесь жили люди, привыкшие если не выпячивать свой уровень достатка, то как минимум не скрывать его, и таким, как Рид, тут было не место.
Гэвин чувствовал себя не в своей тарелке, а оттого храбрился и сжимал кулаки. Стоило позвонить Элайдже, назначить встречу где-нибудь еще, но Гэвину не хотелось объясняться по телефону, а Элайджа не любил идти на уступки и был не из тех, кто сорвется из дома по первому требованию, особенно когда требует брат.
Стоило Риду собраться и тронуть звонок, как дверь в квартиру отворилась:
— По-твоему, мне не пришел сигнал, когда ты в лифт заходил, Гэвин? В прошлый раз ты тут топтался меньше. Входи.
В прошлый раз Гэвин тоже приходил с просьбой, но на фоне того, что ему нужно было теперь, любая из других его прихотей казалась сущей мелочью. Он переступил порог, не разуваясь прошел короткий коридор и оказался в гостиной, напротив панорамного окна, закрытого бамбуковыми трисами. В зелено-желтом свете комната неприятно напоминала Риду аквариум, так что он не проходил дальше, чтобы самому себе не казаться пойманной рыбкой.
— Нужны еще документы? — голос Элайджи звучал с оттенком насмешки и свойственной ему ленцой: будто он целый день только и ждал, когда же брат прибежит к нему за помощью.
Этот голос не всегда был таким. Гэвин хорошо помнил, как Элайджа заикался в школе — из-за этого он мало разговаривал и ни с кем не дружил, и стал бы объектом всеобщих насмешек, если бы не Гэвин, которому никогда не было страшно лезть в драку. Поэтому своим тоном Элайджа мог управлять кем угодно, но только не Ридом.
— Теперь у меня настоящее дело. — Рид пересилил себя и опустился в ближайшее кресло. Бежевое с серыми швами, оно обняло его мягкой тканью и снова заставило чувствовать себя лишним, словно он элемент декора, зачем-то купленный на барахолке. — Оно может показаться тебе сложным, но это очень важно, так что ты мне поможешь.
— Это пока вопрос. — Элайджа обошел кресло и развалился на широком диване, спиной к окну. — Знаешь, мне немного обидно, что ты приходишь ко мне, когда тебе что-то нужно, но ни разу — просто потому, что ты мой брат.
— Ты тоже ко мне не приходишь.
— Мы оба знаем, что тебе этого не хочется.
— У меня мало времени, — Гэвин начал раздражаться. — Я же сказал, что дело важное.
— Говори.
Рид ни разу не видел его в рабочем офисе, но легко мог представить вместо широких штанов и контрастно узкой футболки костюм из тех, что стоили как месячная зарплата детектива-следователя. Элайджа ждал, глядя на брата как на подчиненного, но Гэвин заставлял себя терпеть — ему нужно.
— Я хочу, чтобы ты арендовал мне катер под чужое имя на длительный срок, а потом, когда я скажу, помог устроить прямой эфир с национальным телевидением, и чтобы был оператор, который запустит параллельно с эфиром еще одно видео.
Элайджа не изменился в лице:
— Это всё?
— Нет. — Гэвин сцепил руки в замок. — Еще только одно: чтобы ты никому, ни одной живой душе, об этом не сообщал.
Полминуты они сидели молча. Гэвин смотрел в лицо Элайдже, чтобы выглядеть уверенней, чем он себя чувствовал, но Элайджа не замечал этого взгляда. Он был занят изучением пятнистого ковра и полупрозрачного стеклянного столика на нем; если бы там лежали газеты, можно было подумать, что Элайджа их читает — его зрачки двигались справа налево, словно пробегая по невидимым строчкам.
— Считаешь, что какой-то шрам на носу стоит этого всего? — наконец заговорил Элайджа, не поворачивая головы.
Гэвин вскинулся. Давний долг, который и обязывал успешного предпринимателя и гениального компьютерщика помогать своему брату, стоял между ними непреодолимой стеной, на которую Гэвин постоянно опирался; оба они знали, что долго это продолжаться не может, но ни один не понимал, чем и когда всё закончится.
— Стоило дать отцу проломить тебе башку?!
— Это был твой отец, а не мой! — Элайджа мигом утратил всю импозантность, снова превратившись в семнадцатилетнего подростка, почти такого же злого, каким всегда был Гэвин.
— И на чьей стороне я был в суде, говнюк?!
Несколько длинных минут они сверлили друг друга гневными взглядами, но отвернулись одновременно. Элайджа дернул плечом, вспомнив о своем статусе, Гэвин хлопнул ладонью по подлокотнику просто от переизбытка эмоций. Он знал, что был прав, когда заступался за Элайджу в детстве, и даже догадывался, что портить с ним отношения потом не стоило, но… Мириться Гэвин не умел, а Элайджа не слишком настаивал.
— Сделаешь ты это или нет?
— Пусть это будет последнее, что я для тебя делаю, Гэв.
Голос звучал серьезно, и Риду понадобился лишний момент для того, чтобы ответить:
— Идёт.
Через два дня Гэвин договорился со своим армейским товарищем о совместном плавании, а через четыре они с Крисом уже уводили катер «Горизонт» из небольшого порта в Атлантик-сити. С собой у них был запас еды на две недели, питьевой воды на три; Гэвин лично позаботился о топливе, радиосвязи, ракетах, спасательной шлюпке и жилетах, но самым главным было прикрепленное к тросу штормового якоря полотно с четырьмя рядами символов.
Черная краска на белой ткани, тщательно выверенные мазки — Гэвин очень старался, — если этот транспарант не сумеет привлечь тритонов, то и ничто другое не поможет.
НИ СЦИЛЛА, НИ ХАРИБДА
Автор: Solter
Фэндом: Detroit: Become Human
Рейтинг: R
Жанры: Слэш, Романтика, Драма, Hurt/comfort, AU
Размер: планируется Миди
Глава 9.
Рид все еще был немного шокирован тем, что тритон едва не прикончил его, прижав к решетке и навалившись сверху. Он чувствовал тяжелое удушье, а перед глазами видел темные вертящиеся колеса, и дергался инстинктивно, заведомо понимая, что человеческие кулаки не способны справиться с тритоном...Рид все еще был немного шокирован тем, что тритон едва не прикончил его, прижав к решетке и навалившись сверху. Он чувствовал тяжелое удушье, а перед глазами видел темные вертящиеся колеса, и дергался инстинктивно, заведомо понимая, что человеческие кулаки не способны справиться с тритоном. Потом он вдруг оказался на воздухе и смог дышать, и взял себя в руки, помня о том, зачем он здесь и что делает. Из воды хотелось выбраться как можно скорее, но Гэвин оставался там, рядом с Коннором, разглядывал его, пытаясь по лицу понять, что с ним, но стоило позвать, как тритон вдруг встрепенулся и исчез на дне аквариума. Сквозь дрожащую волнами воду Рид ничего не видел, кроме темного пятна, но уверен был, что Коннор вернулся в прежнюю позу, закрывшись и замкнувшись.
Схватившись руками за борт, Гэвин посмотрел на ученых. Один из них стучал по клавиатуре, по-быстрому что-то записывая, а стоявший ближе всех немец просматривал планшет.
— Что вы с ним сделали? Почему он так боится?
— Это нормальная реакция животного…
— Животного?! — Рид почти орал, злость снова вырывалась из него, на этот раз ударами ладони по аквариумному стеклу. — Он разумен, вы прекрасно знаете!
— Именно его разумность мы пытаемся здесь доказать. Но если амфибия не будет контактировать, это нам никогда не удастся. Помочь вам вылезти?
— Я не закончил.
Остывал он медленно. Не мог просто взять и отбросить эмоции, они клокотали внутри и не давали покоя, так что Рид ждал, придерживаясь за борт, и думал, как встретит его Коннор во второй раз. Более спокойно, потому что узнает сразу, или же наоборот? Гэвину нужно подать ему знак, но как, если Коннор будет душить его или отталкивать?
Идея пришла так быстро и легко, что Гэвин мысленно обругал себя последними словами — стоило додуматься до этого гораздо раньше. Какой же он все-таки идиот!.. Но он исправился. Сейчас, во второй раз, все должно получиться.
Глубоко вдохнув и сразу выдохнув, Рид нырнул снова. Подплыл к Коннору и оттянул его хвост от лица, но тритон, приоткрыв глаза и увидев, кто перед ним, развернулся к Гэвину спиной. Бесконечный хвост снова стал преградой, он туго сжался и Рид ничего не смог с ним сделать; он оттолкнулся ногами от дна и выплыл к поверхности.
Может, стоило взять аппарат для дыхания, но что-то Гэвина останавливало. Нацепить на себя приспособление означало бы еще больше стать похожим на местных крысюков, и это вряд ли понравится Коннору.
После очередной неудачи он не стал делать передышку. Нырнул опять, не добился результата, но снова нырнул. Коннор отмахивался от него, будто от надоедливой рыбешки, а Гэвин возвращался снова и снова, не боясь уже ни воды, ни хвоста или злости тритона, ни внимания ученых. Он именно так относился к своей жизни — пробуй еще раз, и еще, и еще, пока не получится, и до сих пор этот метод работал неукоснительно. Всегда.
Гэвин не знал, каким по счету было погружение, когда Коннор наконец повернул к нему голову. Лицо его было злым, губы плотно сжимались, но Рид не обратил на это внимания, ведь получил то, чего добивался — тритон смотрел прямо на него.
«Важно», — сказал он руками, держа их перед грудью так, чтобы со стороны ученых ничего не было видно. — «Помощь тебе».
Его жестовый словарный запас был чрезвычайно скуп, Гэвин не мог передать слишком много. Не мог сказать, что он на стороне Коннора, что ненавидит этих сук в белых халатах, что готов на все, лишь бы помочь тритону. Не мог попросить довериться, ничего не мог пообещать, но надеялся, что Коннор все это поймет и так, что сделает вывод по жестам, по лицу, по настойчивости, с которой Гэвин добивался от него реакции.
Вынырнув снова, Гэвин как следует отдышался. Глаза у него побаливали, ведь он держал их под водой открытыми, да и усталость уже давала о себе знать, но теперь, когда первый шаг сделан, останавливаться было нельзя. Украдкой Рид посмотрел на ученых, гадая, заметили они его жесты или нет, но те выглядели точно так же, как и в первый раз. Если и увидели что-нибудь, то этого не демонстрировали, а Гэвин не спешил ориентироваться на их сосредоточенные постные морды.
Он ушел под воду, и теперь Коннор ждал его, пусть и у самого дна. Хвост все еще обвивал его тело, но уже намного свободнее, служа куполом, сквозь который не могли видеть ни ученые, ни их видеокамера под потолком. Гэвин бесстрашно придвинулся ближе, тоже став частью купола, и показал:
«Вверх. Важно, разговор».
Он не знал жеста, который означал бы «тихо», поэтому показал знак «очень», а потом прижал палец к губам. Во всем мире это движение подразумевало одно и то же, стоило надеяться, что если Коннор и не знает его, то догадается интуитивно.
Теперь ученые смотрели с интересом: заметили изменение, ждали результат. Гэвин махнул им рукой:
— Еще нет.
Это даже было правдой. Он готовился нырять снова, ведь в запасе оставались такие знаки как «пожалуйста» и «нужно», но Коннор выплыл сам. Тритон тоже глянул на ученых — о, как они все встрепенулись! — потом повернул голову к Гэвину, приблизился, обвивая хвостом его ноги, будто вот-вот собирался затащить под воду. Рид на всякий случай схватился за борт рукой, но Коннор всего лишь прошептал рядом с его ухом:
— Опасно.
Гэвин расслабленно прикрыл глаза. Коннор наконец смотрел на него, говорил с ним, доверился ему. Даже навязчивое сжатие хвоста вокруг ног ему нравилось, что уж говорить обо всем остальном.
Крысы подвинулись ближе, стоило им понять, что Коннор разговаривает, но Гэвин резко выставил в их сторону ладонь:
— Нет, стойте! Он сейчас вернется на дно, вы его пугаете!
Рид лгал, но угроза подействовала, и ученые отступили назад, тихо между собой переговариваясь.
— Все будет хорошо, — тут Гэвин голоса не понижал, ведь говорил это не только для Коннора, но и для всех остальных. Да и для самого себя тоже.
Коннор смотрел на него со странным выражением надежды и безысходности. Его лицо было влажным, и глаза тоже, от этого казалось, будто он вот-вот заплачет. Он постоянно облизывал губы, хвост под водой то сжимался вокруг ног Гэвина, то снова ослабевал.
— Слушай, я тебя вытащу. Придумаю что-нибудь. Они говорят, что хотят тебя исследовать и что все это законно, но наше положение не безвыходно, ты понимаешь? — он перешел на шепот, стараясь почти не размыкать рта на случай, если кто-нибудь может читать по губам.
— Я понимаю лучше, чем ты, Гэвин.
Рид не видел его лица, мог смотреть только на плечо и волосы, темным пятном остающиеся в поле зрения, когда Коннор тянулся к уху. Еще он мог чувствовать теплое дыхание и прикосновение виска к мокрым волосам, и от каждого такого напоминания о том, что Коннор реальный и живой, Гэвина нехорошо скручивало страхом.
— Даже с твоей помощью мне отсюда не выбраться. Они скорее и тебя под замок посадят, если поймут, чего ты хочешь.
— Кон…
— Я все обдумал. Раньше под угрозой был я один, теперь мы оба. Ты зря пришел.
— Что ты несешь…
Гэвин не узнавал Коннора. Неужели это тот самый тритон, который выбрался из сети браконьеров, который был таким отважным, что позвал людей, когда Гэвину потребовалась помощь? Что же с ним сделали в этом аквариуме?..
— Прости.
— Стой! — Гэвин схватил Коннора за руку, чувствуя, что хвост разжимается и тритон собирается нырять. Окрик получился громким, но Рид быстро опомнился и снова заговорил тихо: — А как же другие тритоны, Кон? Они будут о тебе беспокоиться. Начнут искать, и тоже могут попасть в неприятности. Мы должны вернуть тебя к ним.
Гэвин рассчитывал, что это станет его козырной картой. Ударом ниже пояса, проигнорировать который будет нельзя. Почти так и вышло: Коннор серьезно нахмурился, отодвигаясь подальше и еле слышно сообщая, что он подумает. Через секунду он уже исчез под водой с громким всплеском — только и оставалось, что наблюдать за стягивающимся коконом на дне аквариума.
Что это означало, Гэвин пока не знал, но твердо решил, что даст Коннору время обо всем поразмышлять.
***
Слова человека задели Коннора намного глубже, чем он собирался позволить. Все, должно быть, из-за усталости, из-за того, что нервы вымотаны заключением, а сознание ослаблено транквилизаторами. Коннор до сих пор, даже пообщавшись с Гэвином, не мог поверить, что действительно видит его здесь. Еще менее вероятным казалось, что Гэвин не работает вместе с остальными людьми. Они ведь один народ, должны поддерживать друг друга больше, чем того, кто к ним не относится.
Коннор знал, что у людей со многими вещами дела обстоят иначе, но доверять Гэвину все равно не мог. Он бы предпочел вовсе с ним не общаться, потому и отгораживался, закрывался, чтобы не давить себе же на больное — до встречи с этим человеком в жизни все шло хорошо и спокойно. Это из-за Гэвина Коннор получил рану на хвосте, и она до сих пор часто давала о себе знать. Из-за него Коннор попался, а люди увидели древние рисунки на скале, которые могли теперь расшифровать. Получалось, что из-за одного человека Коннор поставил под удар всех братьев, и этот же человек теперь пришел в его тюрьму.
Так сладко было слышать от него обещания… Что-то внутри Коннора стремилось ему довериться, но слишком больно было надеяться на свободу. Коннор всегда был мечтателем, а теперь пора становиться реалистом и смотреть жизни в лицо. Его историю можно считать оконченной. Он знал, что так будет, когда обращался к людям ради спасения Гэвина, и совсем немного надеялся, что сможет улизнуть через один из боковых ходов в тоннеле. У него не вышло, но хотя бы цель достигнута: Гэвин жив и свободен, а теперь человек пришел за ним, снова поставил себя под удар, и Коннор ненавидел его за это.
Стоит Гэвину оступиться, и они окажутся в заточении оба. Тогда жертва Коннора, которую любой тритон и так назвал бы напрасной, перестанет иметь значение.
Но вот то, что сказал Гэвин напоследок… Коннор до сих пор вспоминал братьев только с тоской от невозможности к ним вернуться, а теперь понял: они заметят его отсутствие, начнут искать, а когда не найдут — захотят разобраться, в чем же дело. Тритоны просто так не исчезают, всегда есть причина. Кто-то еще может пострадать из-за Коннора; как странно, что человек понял это раньше него.
Вода в аквариуме дрогнула, и Коннор выглянул из-за хвоста, но это уже был не Гэвин, а просто сачком вылавливали рыбу, которую он не стал есть. Скоро запустят новую, а может и не станут пускать — его это не волновало, и развернулся он совсем не из-за рыбы. Хотелось глянуть, что творится вокруг, но за пределами аквариума было почти пусто и почти темно. Люди разошлись, оставив двух наблюдающих, и Гэвина тоже не было.
Поняв это, Коннор почувствовал себя совсем одиноким, брошенным. Человек может и не вернуться к нему больше — это к лучшему, пусть остается подальше и в безопасности, но как Коннор будет знать, действительно ли с ним все в порядке?
Закралась мысль все же поговорить с учеными, но Коннору от нее стало холодно и он понял, что все равно не сможет. Где одно слово, там и два, а где два — там целое предложение, и потом они сделают все, чтобы он не прекращал разговаривать. А молчание пока что было единственной защитой для всех остальных тритонов, которых без подсказок никто не сумел бы найти.
Чтобы оградить себя от таких мыслей, Коннор вернулся к прежней позе и закрыл глаза. Никто не трогал его и не включал свет, и вскоре он уснул зыбким, тревожным сном, в котором Гэвина сажали в соседний аквариум без воды, а потом стреляли в него транквилизатором.
Именно Гэвин его и разбудил. Хвост во сне расслаблялся и не держался крепко вокруг тела, так что человек сумел дотронуться до лица ладонями. Его пальцы погладили так осторожно и мягко, что Коннору показалось, будто он просыпается дома, и глаза открывать не хотелось, но все-таки было нужно.
«Вверх», — показывал Гэвин. — «Разговор».
Наверху все повторялось. Люди стояли как и раньше, будто были раскрашенными статуями из песчаника, которые кто-то выносил и расставлял специально для него. Гэвин казался усталым, но собранным, поразительно упрямым, и Коннор не знал, какими еще словами нужно доказывать ему свое мнение.
— Гэвин. — Коннору даже не хотелось шептать, но он заставлял себя, зная, как пристально за ними следят. — Я же все сказал.
— И про других тритонов?
Коннор помолчал, облизывая губы и глядя на десятисантиметровый промежуток воды между своим плечом и грудью Гэвина. Сегодня он был без футболки, его кожа покрывалась мурашками от холода прямо как когда Гэвин купался в океане, чтобы не показать себя слабаком.
— Они умные… Они будут в безопасности…
— И ты хочешь этого больше, чем выбраться отсюда?
— Да, — Коннор посмотрел в лицо человеку прямо и уверенно. Он не лгал, был полностью уверен в своих словах, и готов был упереться в них так же, как Гэвин порой упирался в собственные, но этого не понадобилось:
— Тогда у меня мысль. Кон, я больше всего хочу помочь тебе, и если я могу как-нибудь передать им, что ты в порядке, чтобы они не искали тебя…
— О нет. — Коннор шевельнул руками. — Они тогда поймают тебя и убьют. Не станут разбираться. Люди не должны знать о тритонах.
— Хорошо, — Гэвин не сдавался. — А если написать им послание? На штормовом якоре, например, или на камне…
— Нет! — Коннор начинал злиться, пальцы разжимались и стискивались в кулаки, хвост сворачивался и извивался, а голос вместо уверенности демонстрировал страх. — Люди и так увидели тот камень с надписями, хватит с вас. Гэвин, забудь об этом! Оставь меня в покое! Ты сделаешь все только хуже!
— Коннор!..
Тритон всколачивал воду будто всем телом, она выплескивалась за борт волна за волной, и Гэвин ощутил отчетливо исходящую от Коннора опасность.
— Если хочешь помочь — лучше просто меня убей! Больше ты все равно ничего не сможешь сделать!
Развернувшись, Коннор взмахнул хвостом в последний раз. Гэвина хлестнуло, развернуло и прижало к борту, за который он схватился обеими руками, лишь бы не оказаться под водой.
Когда волна от мощного толчка улеглась, Коннор был уже внизу. Подниматься он больше не собирался, и оставалось лишь надеяться, что Гэвин понял все знаки правильно, и что ему не понадобится уточнять.
***
Гэвина внутренне потряхивало, когда он выбирался из аквариума. Ему сразу дали полотенце, а потом принялись расспрашивать: что тритон сказал, как отреагировал, что передал ему Гэвин. Рид рычал что-то в ответ, нервно дергал головой, когда с волос капало, но кое-как отвечал. Ученые часть диалога могли слышать и так, да и камера под потолком писала звук, и в те моменты, когда Гэвин и Коннор не шептали, микрофон все улавливал.
Что ж, это было неплохо. Каждый из крысюков теперь видел, что они поссорились, а Гэвин получил информацию, о которой никто, помимо него, знать не мог. Коннор хотел, чтобы Рид связался с тритонами, его руки сказали «да» в тот же момент, как рот возмущенно отвечал «нет». Такое же «да» Коннор изобразил на предложение что-нибудь написать на штормовом якоре, и Гэвин чувствовал, что он упомянул камень с письменами не напрасно.
Но главное было запомнить цифры и направление. Коннор показывал все быстро: пять, три, север, восток. Рид только догадывался, что это километры или мили, то ли пять на север и три на восток, может, пять целых и три десятых на северо-восток, или же пятьдесят три. Точкой отсчета он посчитал пещеру, бывшую сокровищницу Коннора, но некоторые детали все-таки хотел проверить.
— Он упомянул камень с надписями, — чуть согревшись, Рид зыркнул на немца. Мог бы продолжить, объяснить, что за камень и что за надписи, но предпочел ждать, чтобы тот обнаружил свою осведомленность сам.
— Камень… — секретами немец делился неохотно. — Вы его наверняка видели, у входа в пещеру, где вас нашли.
— Мельком, — Рид солгал, не моргнув глазом. — Что там?
— Предполагаем, что своеобразный вид графического письма. Пока что не расшифрован…
— Мне нужно хорошее фото. Попробую показать ему… может быть, как-то сработает. Не зря он упомянул про камень.
Лучшая ложь — когда она соединена с правдой. Об этом Гэвин знал не понаслышке.
Фотографию передали только через трое суток: впору возмущаться, но Гэвин за это время успел основательно подготовиться. Он сидел за столом напротив немца, рассматривал символы, хорошо освещенные прожектором, и пытался сам понять, что каждый из них мог обозначать. Самой очевидной была именно та русалка, которую Рид увидел под водой. Теперь удалось разглядеть ее получше — хвост обвивал остропикую скалу и концом добирался до ее основания. Рядом были полосочки и палочки, спирали и клетки, потом — рыба из трех длинных линий. Картинки перемежались с непонятными символами, иногда линии глубоко впивались в камень, а в других местах почти стирались, будто их проводили безо всякого старания.
— Удалось расшифровать что-то?
— Специалисты еще работают.
— Раньше не показывали тритону?
Немец поморщился, но Гэвин значения этого жеста не понял.
— Нет.
Краткость означала недовольство. Рид сдержал надменную усмешку и снова стал рассматривать фотографию. Может быть, Коннор имел в виду пятую строку, третий символ? Пятую колонку и третий ряд? Пятьдесят третье обозначение?
— Как он себя вел эти дни? Что-то изменилось?
— По-видимому, ваше появление не произвело на него впечатления.
Гэвин ощутил сиюминутный укол разочарования, а потом поджал губы, чтобы со стороны выглядеть огорченным. Нечего беспокоиться — Коннор должен играть эту роль так же, как ее играет Рид. Главное, чтобы тритон не выбился из образа, когда Гэвин нанесет ему еще один визит сегодня.
— Нужно показать фото. Но я опасаюсь снова заходить в воду, — он ничего не боялся, но говорил так, чтобы внушить доверие. — Попробую через стекло, посмотрим на реакцию. У вас есть же все эти штуки, чтобы считывать пульс?
— Конечно.
— Сейчас идем?
Немец поднялся и изобразил скупой приглашающий жест. Рид первым вышел из кабинета, но ученый нагнал его рядом с лифтом, приложил к сканеру магнитную карту — именную, как успел заметить Гэвин, — и шагнул в открывшуюся кабину.
Чем ниже они опускались, тем сильнее Рид беспокоился. Он не позволял волнению проявиться в жестах или взгляде, но желудок медленно стискивался и скручивался, а чтобы сердце не ускорялось, Гэвин медленней и глубже дышал. Вот табло мигнуло минус третьим, створки пискнули и разъехались, и он первым вышел в серый коридор без дверей и опознавательных знаков. Впереди виднелся единственный проход: рамка металлоискателя, небольшой рентгеновский аппарат для багажа, двое охранников в черно-белой форме.
Немца они пропустили без проблем, и Рид было сунулся за ним, но тяжелая рука его остановила:
— Куртку на ленту, металлические предметы на стол, мобильный телефон и другие электронные приборы оставьте в шкафчике.
В прошлый раз было то же самое. Куртку потом отдали, телефон — нет, но тогда Гэвину нечего было скрывать от этих личностей. Не то что теперь.
Он швырнул ключи и бумажник на стол, сбросил кожанку на запущенную ленту, смело шагнул под рамку металлоискателя и сразу поморщился: тот запищал и стал мигать красно-белой лампой.
— Это чертов ремень, — Гэвин не стал дожидаться команды и расстегнул пряжку, вытаскивая ремень из шлёвок. Положил его рядом с бумажником, спохватившись, снял часы и оставил там же.
Во второй раз рамка пропустила Гэвина тихо. Стоило ему начать собирать свои вещи, как охранник сказал:
— Оставьте и часы.
— В смысле? — Гэвин нахмурился, защелкивая ремень и засовывая в карман джинсов бумажник. — В прошлый раз пропустили.
— Вы оставите часы или останетесь здесь с ними, — это подключился немец, будто настоящая крыса, из-за спины.
Рид пожал плечами и махнул рукой: пожалуйста, мол, подавитесь этими часами. Взяв со стола фотографию, последнее, что там теперь оставалось, Рид развернулся к охране спиной и двинулся за немцем в уже хорошо знакомое здоровенное помещение с аквариумом посредине.
Гэвин провел там всего час. Коннор лишь один раз глянул в сторону человека и прижатой к аквариуму фотографии и сразу же отвернулся, а потом не реагировал ни на стук в стекло, ни на плеск воды, ни на слабый электрический импульс. Немец выглядел злым, Гэвин — раздосадованным, и вскоре он ушел, забрав свои вещи и сдав пропуск с фотографией.
Только отъехав от офиса Управления на несколько кварталов, Гэвин смог по-настоящему расслабиться. До дома он не дотерпел: припарковался у тротуара и схватился за телефон, проверяя приложение — микрокамера на пряжке ремня до сих пор продолжала писать.
Гэвин наконец почувствовал, что не безоружен.
***
Вечером он стоял у дверей в квартиру Элайджи и никак не решался позвонить. Гэвин терпеть не мог это место — подпирающая небо высотка, просторный и залитый светом холл внизу, кадки с папоротником, зеркало больше, чем у Рида спальня, интерактивная стена с электронным консьержем. Будто не в жилой дом попал, а в лучший отель Сан-Франциско. Здесь жили люди, привыкшие если не выпячивать свой уровень достатка, то как минимум не скрывать его, и таким, как Рид, тут было не место.
Гэвин чувствовал себя не в своей тарелке, а оттого храбрился и сжимал кулаки. Стоило позвонить Элайдже, назначить встречу где-нибудь еще, но Гэвину не хотелось объясняться по телефону, а Элайджа не любил идти на уступки и был не из тех, кто сорвется из дома по первому требованию, особенно когда требует брат.
Стоило Риду собраться и тронуть звонок, как дверь в квартиру отворилась:
— По-твоему, мне не пришел сигнал, когда ты в лифт заходил, Гэвин? В прошлый раз ты тут топтался меньше. Входи.
В прошлый раз Гэвин тоже приходил с просьбой, но на фоне того, что ему нужно было теперь, любая из других его прихотей казалась сущей мелочью. Он переступил порог, не разуваясь прошел короткий коридор и оказался в гостиной, напротив панорамного окна, закрытого бамбуковыми трисами. В зелено-желтом свете комната неприятно напоминала Риду аквариум, так что он не проходил дальше, чтобы самому себе не казаться пойманной рыбкой.
— Нужны еще документы? — голос Элайджи звучал с оттенком насмешки и свойственной ему ленцой: будто он целый день только и ждал, когда же брат прибежит к нему за помощью.
Этот голос не всегда был таким. Гэвин хорошо помнил, как Элайджа заикался в школе — из-за этого он мало разговаривал и ни с кем не дружил, и стал бы объектом всеобщих насмешек, если бы не Гэвин, которому никогда не было страшно лезть в драку. Поэтому своим тоном Элайджа мог управлять кем угодно, но только не Ридом.
— Теперь у меня настоящее дело. — Рид пересилил себя и опустился в ближайшее кресло. Бежевое с серыми швами, оно обняло его мягкой тканью и снова заставило чувствовать себя лишним, словно он элемент декора, зачем-то купленный на барахолке. — Оно может показаться тебе сложным, но это очень важно, так что ты мне поможешь.
— Это пока вопрос. — Элайджа обошел кресло и развалился на широком диване, спиной к окну. — Знаешь, мне немного обидно, что ты приходишь ко мне, когда тебе что-то нужно, но ни разу — просто потому, что ты мой брат.
— Ты тоже ко мне не приходишь.
— Мы оба знаем, что тебе этого не хочется.
— У меня мало времени, — Гэвин начал раздражаться. — Я же сказал, что дело важное.
— Говори.
Рид ни разу не видел его в рабочем офисе, но легко мог представить вместо широких штанов и контрастно узкой футболки костюм из тех, что стоили как месячная зарплата детектива-следователя. Элайджа ждал, глядя на брата как на подчиненного, но Гэвин заставлял себя терпеть — ему нужно.
— Я хочу, чтобы ты арендовал мне катер под чужое имя на длительный срок, а потом, когда я скажу, помог устроить прямой эфир с национальным телевидением, и чтобы был оператор, который запустит параллельно с эфиром еще одно видео.
Элайджа не изменился в лице:
— Это всё?
— Нет. — Гэвин сцепил руки в замок. — Еще только одно: чтобы ты никому, ни одной живой душе, об этом не сообщал.
Полминуты они сидели молча. Гэвин смотрел в лицо Элайдже, чтобы выглядеть уверенней, чем он себя чувствовал, но Элайджа не замечал этого взгляда. Он был занят изучением пятнистого ковра и полупрозрачного стеклянного столика на нем; если бы там лежали газеты, можно было подумать, что Элайджа их читает — его зрачки двигались справа налево, словно пробегая по невидимым строчкам.
— Считаешь, что какой-то шрам на носу стоит этого всего? — наконец заговорил Элайджа, не поворачивая головы.
Гэвин вскинулся. Давний долг, который и обязывал успешного предпринимателя и гениального компьютерщика помогать своему брату, стоял между ними непреодолимой стеной, на которую Гэвин постоянно опирался; оба они знали, что долго это продолжаться не может, но ни один не понимал, чем и когда всё закончится.
— Стоило дать отцу проломить тебе башку?!
— Это был твой отец, а не мой! — Элайджа мигом утратил всю импозантность, снова превратившись в семнадцатилетнего подростка, почти такого же злого, каким всегда был Гэвин.
— И на чьей стороне я был в суде, говнюк?!
Несколько длинных минут они сверлили друг друга гневными взглядами, но отвернулись одновременно. Элайджа дернул плечом, вспомнив о своем статусе, Гэвин хлопнул ладонью по подлокотнику просто от переизбытка эмоций. Он знал, что был прав, когда заступался за Элайджу в детстве, и даже догадывался, что портить с ним отношения потом не стоило, но… Мириться Гэвин не умел, а Элайджа не слишком настаивал.
— Сделаешь ты это или нет?
— Пусть это будет последнее, что я для тебя делаю, Гэв.
Голос звучал серьезно, и Риду понадобился лишний момент для того, чтобы ответить:
— Идёт.
Через два дня Гэвин договорился со своим армейским товарищем о совместном плавании, а через четыре они с Крисом уже уводили катер «Горизонт» из небольшого порта в Атлантик-сити. С собой у них был запас еды на две недели, питьевой воды на три; Гэвин лично позаботился о топливе, радиосвязи, ракетах, спасательной шлюпке и жилетах, но самым главным было прикрепленное к тросу штормового якоря полотно с четырьмя рядами символов.
Черная краска на белой ткани, тщательно выверенные мазки — Гэвин очень старался, — если этот транспарант не сумеет привлечь тритонов, то и ничто другое не поможет.
@темы: Моя работа: Проза, Фендом: Детройт, Ни Сцилла, ни Харибда